Исследование
«Рабство»

Сегодня самиздат «Батенька, да вы трансформер» начинает публиковать результаты своего самого крупного и масштабного исследования so far — в мире, согласно последним данным, живёт 45,8 миллиона рабов. Это и рабство на кирпичном заводе в Дагестане, и принудительный труд в цепи производства крупных корпораций, и принудительные браки, и многое другое. Наши журналисты по всему миру изучали это явление; открывает исследование текст шеф-редактора Ольги Бешлей, которая собрала манифест современного рабства: десятки людей, от бывшего солдата до секс-рабыни, рассказали, что ими владеет.

«Я никогда не думал о рабстве. Почему вы задали мне этот вопрос?»

«Я ничего не знаю о рабстве. Я стараюсь избегать негативных тем».

«Я думаю, это какие-то архаичные пережитки».

«Я верю, что только бог властен над нашей жизнью».

«Я считаю, что мы живём в свободной стране».

«Я думаю, рабы ещё есть где-то в отсталых странах».

«Я видел фильм Тарантино».

«Я смотрела фильм Маккуина».

«Я считаю, что сексуальное рабство — это проблема».

«Я думаю, рабство — довольно сексуальная тема».

«Я бы хотел попасть на рынок невольниц».

«Я бы не отказалась иметь своего раба».

«Я бы мог говорить о рабстве часами».

«Я каждую неделю нахожу себе новое рабство».

«Я раб самого себя, своего желудка, своих желаний».

«Я абсолютно свободен, я есть у себя».

«Я свободен, потому что никто не может мне приказать».

«Я никогда не владел людьми. Я не владею даже собой».

«Я в рабстве у такого количества вещей и людей, что вам станет страшно».

«Я не привязываюсь ни к чему».

«Я хотела бы освободиться от своих мыслей и своих страхов».

«Я как будто всё время в плену».

«Я знаю, что всё зависит от формулировок».

«Я знаю, что свобода очень условна и относительна».

«Я бы не хотела говорить об этом под своим именем».

«Я бы хотела вам всё рассказать».

«Я решил, что лучше смириться».

«Я знаю, что из этого можно сбежать».

«Я думаю, что свободы не существует».

«Я вижу, что свободы становится слишком много».

«Я не знаю ни одного абсолютно свободного человека».

«Я думаю, что каждый из нас знает как минимум одного раба».

«Рабство — это наша запертость в своей жизни. Кажется, что никто тебя не ограничивает, но тебе просто тесно и ты беспомощен. Ты просто движешься по заведённой схеме. Встаёшь в одно и то же время, надеваешь одежду, пьёшь кофе, тащишься в офис, снова пьёшь кофе. Ты знаешь, что твоя жизнь проходит, как проходят жизни твоих коллег. И никто из вас не рад и не счастлив, вы просто делаете, что должны делать и что у вас получается. И так будет всегда. Есть иллюзия, что можно выбраться, уехать куда-нибудь на Гоа, наглотаться наркотиков, обнаружить в себе таланты, но на самом деле это всё — действия в рамках всё той же схемы. Или, может быть, это уже другая схема. Но, как бы там ни было, это всё алгоритмы. Ты просто встраиваешься в тот или этот и движешься дальше. Как машина, но на самом-то деле — как ёбаный пиксель на огромном экране. Как последние ничтожества среди подобных себе ничтожеств. В подчинении ещё больших ничтожеств. Как бы я хотел раъебать этот экран битой. А ещё лучше — вмазать тому, кто в него глядит. Я думаю, этот кто-то — самое большое ничтожество во Вселенной. Иначе он бы придумал что-то получше, чем это говно».

«Рабство — это твоё бессилие. Когда ты приходишь домой после смены, а он орёт, что не будет есть ужин, который стоит в холодильнике с позавчера. Это нормальный ужин, я бы хотела разогреть его, съесть. Но он орёт, что это хуёвый ужин. И тогда я надеваю фартук. И готовлю мудаку есть. А потом он говорит, что нормальная баба должна давать. А если она не даёт — от неё уходят. И тогда я иду в кровать. И раздвигаю ноги. И пока всё происходит, я смотрю в стенку. И хочу, чтобы это скорее кончилось. Да, я нахожусь в рабстве. Да, я никогда не уйду. Да, я буду терпеть. Да, я понимаю, что живу в аду. Нет, я не верю, что может быть лучше».

«Рабство — это унижение, с которым ничего не поделаешь. Это армия, где ты окажешься, если родители не отмажут и с универом не выйдет сразу. Это ёбаная армия, где всегда найдётся кто-то сильнее, крупнее, какой-нибудь выродок, которому скоро на выход, какой-нибудь выблядок в окружении земляков. Или просто нелюдь в начальстве. И вот ты уже отдаёшь им свои вещи, деньги и стираешь чужие носки. Ты делаешь всё, что тебе говорят: не спишь, если они скажут не спать, чистишь им обувь и смотришь, как они потрошат твои посылки. Потому что тебе, сука, страшно. Ты ссыкливая тварь, которой жалко свои руки, и ноги, и голову, и все эти внутренние органы, которых, выходит, так много. В один прекрасный день ты понимаешь, сколько в тебе всей этой ерунды, которую можно отбить. И всё время страшно. Страшно, что выбьют зубы, отобьют почки, убьют случайно. И только думаешь: надо тупо дожить до конца. Но когда всё заканчивается, то ничего не заканчивается. Проходит год, и другой, и третий, отучился, и есть работа, кажется, норм, но ты всё ещё помнишь лицо этого уебана — прыщавого старшины — и как воняло из его пасти, когда он орал, что засунет тебе в жопу сапог. Знаешь, я, бывает, лежу рядом со своей девушкой. Она голая, нам было только что хорошо. А я вдруг слышу в своей голове этот голос, который говорит, что меня разъебут чем-нибудь, если я не отдам свой телефон. И тогда я думаю: если бы она знала, как я позволял со мной обращаться. Если бы все знали. Я понимаю, что мне надо к какому-нибудь врачу, там, к специалисту. С этим сейчас умеют работать. Я только хочу сказать, что рабство — это не когда жизнь сложилась хуёво, а когда она просто хуёво устроена. И ты должен с этим её устройством смириться. И ты просто должен терпеть».

«Рабство — это семья. Не гони, все живут одинаково. Я не знаю ни одного человека, которому было бы в семье ок. Это не моя проблема. Это просто проблема. Когда ты один, тебя почему-то заёбывает, что ты один. Тебе хочется, чтобы кто-то заботился о тебе, ну там, любви какой-то, регулярного секса. И вроде нормально всё начинается, а потом — хуяк — у тебя пузо, у неё пузо, у вас трое толстых детей, и даже кот у вас тоже жирный. И почему-то хочется вечером уже только пожрать и чтобы никто не трогал. Но она ебёт тебе мозг, говорит, что ты мало зарабатываешь, мало приносишь в дом. И ты никуда не денешься, потому что сам же организовал всю эту хуйню. Несёшь ответственность. Ты же нормальный мужик. Да и другая баба не лучше. Все вокруг одинаковые. Дети даже ничего так, с ними бывает весело, любишь их, конечно, но, блять, когда тебе кажется, что уже привык к этому балагану, даже находишь способы расслабляться, кто-то из них заводит до кучи говорящего попугая, который срёт на твоей кухне и знает только одно слово: «ПРАЗДНИК».

«Рабство — это ограниченность. Я люблю свою семью и работу, но иногда почему-то думаю, что у меня могла бы быть другая семья, или другая работа, или даже другая страна. Сколько всего можно было бы узнать и попробовать, если бы я когда-то выбрал не этот путь, решил переехать, освоил другую специальность. Я не говорю, что моя жизнь плохо сложилась, я только хочу сказать, что не знаю, от чего отказался. Я вообще не уверен, что делал выбор. Потому что выбор — это когда ты видишь варианты. Но мы выбираем вслепую. И каждый из нас — заложник своей ситуации. В подчинении у выбранного сценария. Повторюсь, я не хочу сказать, что это делает меня несчастным. Я просто прожил некоторую жизнь и спрашиваю себя, почему нужно было прожить её так. Иногда мне хочется куда-то сорваться, срочно лететь в экзотическую страну. Но у меня есть обязанности, есть люди, которые от меня зависят, и я не могу просто взять и выйти из ситуации. Я подневольный человек. И хотя моё заключение — довольно приятная история, сути это никак не меняет. Ведь я не свободен поступать, как взбредёт в мою голову».

«Рабство — это долг. У меня двое детей и чудесный муж. Я люблю этих людей, очень сильно люблю. Я бы хотела для них всё счастье на свете. Но ещё я так устала кормить их, стирать, убирать за ними в квартире. Я понимаю, что муж много работает. Я понимаю, что у нас нет сейчас денег мне на помощницу. Я понимаю, что младший сын слишком маленький, и нужно ещё подождать с выходом на работу. Но, господи, почему люди за столько веков не придумали, как жить эту жизнь действительно счастливо? Чтобы у каждого было время на себя и на других? Чтобы не нужно было всё время жертвовать, жертвовать, жертвовать, чтобы не прокручивать каждый день в голове, от чего ты отказываешься? Хотя я не знаю. Наверное, я запуталась. Я ведь даже не очень хочу выходить на работу, на самом деле. Я бы просто хотела делать керамические тарелочки, а ночью спать со своим мужем, и чтобы никто не кричал. Это не так уж много, но вместо этого я просто шатаюсь от недосыпа, всё время хожу в каше и детских соплях».

«Рабство — это рабство. Это когда ты вещь, и у тебя есть хозяин. Это когда тебя называют Вещью. Когда с тобой обращаются, как с вещью. Это когда тебя наказывают, потому что имеют право. И когда тебе это нравится. Хотя нет, может, кому-нибудь и не нравится. Мне это нравится. Меня никто не принуждал. Мне действительно нравится ползать на четвереньках и сосать большие пальцы его ног. Я могу есть из миски. Меня не парит. Он может связать меня, морить голодом, поколотить немного. Я в порядке. Я, кстати, думаю, он в каком-то смысле тоже мой раб».

«Рабство — это любовь. Ты потом можешь очень сильно разочароваться, обо всём пожалеть. Можешь понять, что все решения были ошибкой. Человек был ошибкой. Целая жизнь. Но если тебя накрыло, то тебя накрыло. Потерять голову — ровно об этом. Ничего не соображаешь, нетрезво мыслишь. Теряешь самоконтроль. Чувство ведёт тебя. Может быть, прямо в яму с говном».

«Рабство — это любовь. Но это приятное рабство. Я не могу не любить детей и жену. Это же мои дети и моя жена. Я буду делать всё, чтобы они были счастливы. Но есть нюансы. Например, наш кот. Дети таскают его по квартире, тискают, укутывают в покрывала, он, может быть, ненавидит всё это, но терпит, потому что у него, по сути, нет выхода. А я смотрю на него и думаю: главное, чтобы дети никогда не узнали, какой они обладают надо мной властью. Потому что если они узнают, то мне тоже пиздец».

«Рабство — это когда ты пьяная ищешь в пять утра на районе магаз, чтобы купить коту корм. Думаю, если бы эта тварь ела, к примеру, только свежую речную рыбу, я бы ходила её ловить. Я, кстати, рада, что коты не умеют говорить и отдавать приказы. Не знаю, где сейчас было бы человечество».

«Рабство — это данность. Мы же не выбираем родителей. Не выбираем свои гены и все эти семейные истории. Можно родиться ужасно больным. Некрасивым. Тупым. С этим ничего нельзя сделать. Пластика — отстой. Ты всё равно урод уродом, сколько ни исправляй себе нос, губы, вот это всё. Ладно, грудь можно сделать. Но как можно вырасти, например? Если ты карлик, ты будешь жить жизнью карлика. Ты с самого начала подчиняешься этим правилам, которые устанавливает твоё тело и люди, которые родили тебя. Ведь они не спросили: хочешь ли ты нас? Но они захотели тебя. И они тебя получили».

«Рабство — это тупик, из которого ты не можешь выбраться самостоятельно. Моё рабство было связано с последствиями калечащей операции. Более двадцати пяти лет я не могла разрешить себе жизнь свободного человека. Но в один день я устала от замечаний, советов, необходимости быть хорошей для всех и впрягаться во все проблемы. Я просто остановилась. Перестала смотреться в зеркало. Болела. Но начала жить так, как считала правильным. И совсем не заметила, как все это приняли, даже больше — стали заботиться и считаться. Наконец, я забыла, просто забыла, что нужно закрывать свои шрамы рукой. Свобода — это же роскошь быть самим собой, без стремления нравиться и заслуживать одобрение. Таких людей, к сожалению, очень мало от рождения».

«Рабство — это зависимость. Моё личное — от никотина. Мой близкий друг, попавший в тюрьму в семидесятых по делу о «Хронике текущих событий», невероятным усилием воли бросил курить, чтобы избавиться и от этой зависимости, и от зависимости от воли следователей. Ну а кроме всего прочего, такая зависимость унизительна. Шарить по пепельницам в поисках чинарика... помню, как искала окурки на ступеньках в подъезде».

«Рабство — это страх. Страх, что тебя накажут. Что твою жизнь сомнут, уничтожат за просто так, за ничто, за какое-то количество бумажек. Что кому-то ты перейдёшь дорогу, донесут, оболгут, уволят. Хорошо если только уволят. Могут ведь посадить. Даже если не брал, не крал, не врал, всё равно что угодно может с тобой случиться. И ты ходишь, боишься всего, бормочешь. Даже выпрямиться иногда — очень страшно. Смотришь под ноги. Не спишь ночами. Зато зарабатываешь хорошо, жена довольна, дети учатся за границей. Говорю им, чтобы не возвращались, что надо там зацепиться. И мы потом, может, подтянемся. А может быть, не подтянемся. Может быть, это нормально: кто-то живёт свою жизнь радостно, а кто-то для этого расшибается».

«Рабство — это бесправие. Мы не выбирали, где нам родиться. Но мы вынуждены жить по правилам конкретной страны. Нам не так уж просто уехать, изменить свою жизнь, подчиниться другим законам. Мы ограничены визами и своим гражданством, языком и образованием. Конечно, можно приложить усилия, но это ведь всё равно преодоление обстоятельств. Получается, что свободу или хотя бы лучшие условия жизни нужно выцарапать, заслужить, по дороге ещё потерять что-нибудь важное. Конечно, можно всегда уйти во внутреннюю эмиграцию. Не читать новости, отключить пуш-уведомления, ориентировать детей на заграницу, жить себе тихо, не дёргаться. Но почему? Потому что большинству так удобно? Я в это не верю. Никому не удобно жить в подчинении людей, которые воруют из твоего кармана, сажают невиновных, арестовывают школьников и зачищают всех несогласных. Да, есть какая-то странная иллюзия свободы. Можно выбрать работу, образование, наконец — партнёра. Но любая конструкция, которую ты выстроишь, может быть разрушена — даже не обстоятельствами, не цунами, землетрясением или внезапной смертью. Всё может быть уничтожено какими-нибудь мудаками. Ради каких-нибудь их мудаческих целей».

«Рабство — это потребление. Я всё время чего-то хочу: попробовать новую еду, куда-нибудь съездить, купить модную шмотку, ещё какую-нибудь байду. Это голод, который ничем не насытишь. Об этом ещё Бегбедер ведь писал. Реклама — штуковина, против которой бессильна даже свобода. Система, которая «сделала из свободы своё оружие, и это самая гениальная её находка».

«Рабство — это деньги. У меня ипотека, кредит на машину, дети. Я хорошо зарабатываю, но почти всё уходит, утекает сквозь пальцы. И непременно найдётся что-то, на что тебе не хватает».

«Рабство — это подавление твоего мнения, свободы твоего действия. Всё начинается со школы, если не с детского сада. Ешь манку. Учи математику. Хочешь на улицу? Нагуляешься, когда станешь дворником. Сами отправили в художку, орали, чтобы ходил. А когда ты говоришь, что хочешь пойти на дизайнера, снова ор — на этот раз им нужен какой-нибудь финансист. Родители кормят тебя, одевают, дают тебе деньги и требуют в ответ полного подчинения. Что это, если не рабство? Что ты можешь в ответ? Только уйти, убежать. Без денег, без связей, подниматься типа с низов. Хуёвая перспектива. Я думаю, что стану сначала, кем там они хотят, а когда начну зарабатывать деньги — пошлю их всех на хуй. Может быть, уеду куда-нибудь на острова. Или в Америку. Стану свободным человеком. Такая вот у меня мечта».

«Рабство — это тень, которую оставляет прошлое. В этой тени до сих пор живём. Я хорошо знаю историю своей семьи. Ну, насколько возможно после всего. Мои предки были обычными крепостными. При царе воевали. Воевали потом в Великой отечественной войне. Сидели. Работали на больших стройках. Умирали от голода. Были расстрелянные. Были свободные за последние двести лет? Нет».

«Рабство — зависимость от чужого мнения. Я, кажется, целыми днями только и делаю, что пытаюсь залезть в голову другим людям: что они подумали обо мне? Как они меня видят? Обсуждают ли меня за глаза? Хорошо ли я пошутила? Не сказала ли лишнего? Как я сегодня оделась? Как я выступила вчера? И мой кошмар — это утро после большой вечеринки. Когда ты просто лежишь и за всё, чего даже не помнишь, — мучительно, страшно, до самых гостей выедаешь себя со стыда».

«Рабство — это внешность, тело, молодость. Одним словом, условности. Сегодня есть, завтра нет. И мы гонимся — за внешностью, за телом, за возрастом. Бессмысленная история, и конец в ней — смерть».

«Рабство — это зависть. Я могу часами тупить в телефон, разглядывая фотографии своих знакомых. Захожу в аккаунты одноклассников, однокурсников и коллег по работе. Расстраиваюсь, что у кого-то ноги длиннее, у кого-то волосы лучше, пресс прокачан, есть машина, или есть мужчина, или есть сразу всё. Шарюсь по интернет-магазинам, откладываю товары в корзины. Не покупаю, потому что у меня нет на всё денег. Главное: я понимаю, что у людей тоже свои проблемы, что даже у лучших из нас жизнь может быть полный пиздец. Взять хоть самую красивую женщину в мире. Чтобы не заболеть раком, она отрезала себе сиськи, вырезала яичники. У неё дочь — трансгендер, а муж — алкаш. У меня на месте все части тела, мой муж — не пьёт и отличный чувак, но я всё равно разглядываю фотографии Анджелины Джоли и хочу быть такой, как она».

«Рабство — это наркотики, стимуляторы, алкоголь. Все эти штуки, которые изменяют сознание, расширяют его, делают тебя свободным. Чтобы стать свободным, нужно стать рабом. Звучит хуёво. Но это правда».

«Рабство — это плен технологий. Я вчера забыл телефон дома. А потом чуть не умер по дороге на работу».

«Все мы рабы божьи. В чём вообще проблема?»

Рабы офисов из стекла и бетона

Рабы своих жён и мужей

Рабы родителей и детей

Рабы своих страхов

Рабы услуг и товаров

Рабы комплексов, паттернов и неврозов

Рабы психотерапевтов, ипохондрии и лекарств

Рабы стимуляторов, транквилизаторов и наркотиков

Рабы котиков своих и собак

Рабы снотворного, сладкого и мучного

Рабы жирного, жареного и жёлтого

Рабы своего тела, своего веса, своего роста

Рабы нейронных связей и нейросетей

Рабы своей лени и своего характера

Рабы своих предрассудков, предубеждений, стереотипов

Рабы многовекового рабского сознания

Рабы врагов, дети рабов, рабы рабов

Рабы наследственности, генома, бинома, бозона, биткоина

Рабы ипотеки, банков, машины, дома

Рабы алюминиевых коробок и проводов

Рабы зарядки от телефона и дополнительного блока питания

Рабы еды

Рабы воды

Рабы кофе, вина, витаминов, прививок, стероидов

Рабы своих растянутых желудков и рельефных мышц

Рабы своих бывших и своих нынешних

Рабы рейтингов, лайков, цифр, просмотров, сердечек, подписчиков

Рабы абсолютно любой хуйни.

Большой Брат следит за нами.

Большой Брат — тоже наш раб.