Эту ту самую историю нам рассказал наш читатель, который представился нам Принцем Тимирязевским (или принцем Тимирязевской?). Отличная история, надеемся, она и правда случилась, и раз уж вы здесь, почитайте ещё наше собственное расследование о дочери Владимира Путина. Читатель! Если у вас есть невероятная история, запредельное воспоминание или странная реальная байка, скорее расскажите её нам, ведь мы собираем эти истории. Всем спасибо!

Эта история приключилась со мной 13 ноября 2012 года, в день полного солнечного затмения в австралийском Кэрнсе.

Как интеллигентный молодой человек, тогда ещё не опустившийся до использования носка вместо мочалки и раковины вместо унитаза, я периодически проверял афишу концертов Московской консерватории.

Программа того вечера манила красивейшей «Рапсодией на тему Паганини» Рахманинова, но смущали исполнители — оркестр Казахской национальной консерватории имени Курмангазы и Казахских народных инструментов под управлением дирижёра Каната Омарова. Но разве столичный беспризорник почувствует разницу между Казахским национальным и Нидерландским королевским оркестрами?

За двадцать минут до начала я уже был у касс большого зала со священным трепетом в ожидании музыкального таинства.

Но что-то пошло не так. Обычно концерты подобных экзотических исполнителей не вызывали ажиотажа, и смотрители даже закрывали амфитеатры, чтобы люди заполняли партер. Сегодня же кассир твёрдо заявила, что билетов совсем нет. Тогда я отправился к главному входу, по пути завистливо заглядывая в рот красотке, аристократично поедающей тирамису в консерваторской «Кофемании».

Обычно перед концертами на входе шныряют бабушки — они продают билеты с рук. Но в этот раз их почему-то не было. Постояв пять минут, решил войти внутрь и попытать счастья там. Внутри не было никого, кроме таких же отчаявшихся искателей. Снова встал в очередь в кассу, но внезапно позади раздался тихий таинственный голос: «Билетик нужен?»
— Да, нужен, а почём?
— 500 рублей.
— Отлично, беру.

Бабушка с бегающими глазами взяла деньги и отдала мне билет. Было ощущение, будто я только что купил пакетик спайса у барыги. Билет оказался в партер, примерно на восьмой ряд, почти по центру, то есть на одно из самых блатных мест в зале.

Уже войдя, я увидел, что билет не предназначен для продажи. Это распространённая практика квотирования, например, родственников музыкантов, поэтому я не придал этому значения.

Хотя до начала и оставалось пять минут, но весь мой ряд был ещё свободен, тогда как почти весь окружающий партер уже был забит. Сел, выключил звук телефона, открыл программку. В первом отделении перед «Рапсодией» Рахманинова была симфоническая поэма «Дала Сыры» некой Раимкуловой.

Пока я пытался выяснить в интернете, кто такая Раимкулова, справа присели две женщины среднего возраста, а мимо по ряду прошли на свои места ещё две. Спустя некоторое время раздался бодрый голос. Это солидный мужчина депутатского вида с российским флагом на лацкане пиджака пробирался к своему месту, попутно со всеми здороваясь.
— Здравствуйте, — весело поприветствовал он сидящих справа от меня дам, далее его взгляд остановился на мне, и последовал неожиданный вопрос: «Так-так-так! А что это тут делает молодой человек?» Я, прифигев от такого поворота событий, попытался сдерзить и спросил, а что тут, собственно, делает он сам, но мужчина оказался адекватным и, не обратив на мои слова внимания, просто сел рядом.

Поздоровавшись с двумя женщинами, сидевшими слева от него, и обменявшись с ними какими-то шутками, он добродушно обратился ко мне: «Почему я вас спросил? Просто весь этот ряд обычно выделяется нам консерваторией, и тут сидят все свои». Услышав мою историю о покупке билета у бабушки с рук за 500 рублей, он очень удивился. Оказалось, депутатского вида мужчина отдал билет бабушке бесплатно на входе, потому что один их человек не смог прийти. Он добавил, что на банкет в честь российско-казахской дружбы в фойе по окончанию концерта меня уже вряд ли пустят по этому билету, и тихонько рассмеялся. На сцене к тому моменту произносил приветственную речь ректор консерватории Соколов.

Высказав своё недоумение, а потом и уважение, что я, такой молодой и здоровый бездельник, увлекаюсь классической музыкой, а не дурью типа стратегического консультирования, бренд-менеджмента и игры на валютном рынке, наклонился ко мне поближе и уже по-дружески шёпотом сказал: «Вообще, тут сегодня сидят люди непростые. Справа от вас — два зампрокурора, впереди — посол Казахстана, я — советник президента, а слева от меня… — голос его стал ещё тише, — дочка Путина!» И добавил: «Так что вы сегодня оказались в центре внимания».

И действительно, только тогда я заметил двух серьёзных мужчин с наушниками у каждой из входных дверей, внимательно следящих за нами, а ректор со сцены, казалось, постоянно обращался взглядом к моему болтливому соседу.

Я, к сожалению, не запомнил имени этого советника и сферы его советов, хотя он представился и показал фото в журнале, на котором ректор консерватории Соколов отчитывался ему о ходе реконструкции Большого зала. Внешность «дочки Путина» тоже запомнил плохо, взглянув на неё лишь мельком после начала антракта. Страшно было прикасаться к гостайне, ведь жизнь моя отныне не была полностью моей.

После первого отделения мне нужно было спешить в кино, поэтому история осталась незавершённой. И только потом, спустя два года, я сформулировал финальный титр: «А что если бы тогда та бабушка продала билет Кашину?»