Сегодняшнюю ту самую историю в раздел Преклонение нам прислала наша читательница Бэлла. Она уже рассказывала нам об удивительной встрече в такси с самым настоящим пророком, сегодня пришла очередь святых гиперборейских дев. Бэлла, спасибо вам большое, и где вы только их находите!

В городе нашем, весьма славном, люди живут удивительные, что ни неделя — так я со среды по пятницу изумляюсь. Изумление моё порой граничит с жалостью, а бывает и так, что хочется залезть под одеяло и сидеть там до обеда. Почему до обеда? Потому что в обед у меня суп, а суп я пропустить не могу, желудку нужно горячее. Но история моя не про суп. А вот про что.

Погожим сентябрьским днём открылся мне удивительный факт: оказалось, что по адресу улица Ротмистрова, дом 14 находится гиперборейская обитель милосердия имени языческой Лады как воплощения Божьей матери. Ни много, ни мало, друзья мои! Вы слыхали когда-нибудь о таком? Вот и я доселе не слыхала. Но в тот день, видимо, звёзды перестали играть в классики над моей головой и сложились не в фантики, как обычно, а в самый настоящий указующий перст, и указывал он в аккурат на грядущую Белую Церковь. Истинное, так сказать, пятничное просветление на меня снизошло. И снизошло оно по телефонному проводу.

Дело было так. Сидела я, лоб почёсывала. Он у меня, бывает, ни с того, ни с сего зачешется. И вдруг звонок. Взяла я трубку, а на том конце просят к телефону моего папу. Но я папе трубки просто так не передаю, нечего деловых людей без серьёзного повода беспокоить. Так что я интеллигентным манером у трубки поинтересовалась: за каким, собственно, делом звонят? И тут в трубку полился елей... Оказалось, что звонит сестра милосердия и просит помочь святой обители имени Божьей матери. Вот только я-то все святые места в своём городе, так уж получилось, знаю. Назвала мне трубка и адрес сей обители, собственно, Ротмистрова, дом 14. Я, не припомнив в этом районе ничего православного, справедливо поинтересовалась, что у них там за монастырь такой.

А мне на том конце и ответили, что у них там простой (простой!) дом милосердия, в котором совершенно безвозмездно живут сёстры этого самого милосердия и творят дела доброты. Мне-то лично никакого дела нет — безвозмездно или каким ещё образом живут святые сёстры в сей возрождающейся обители. Я просто спросила: «Вам конкретно помочь-то чем?». Сестра на том конце не растерялась и выпалила: «Деньгами!».

Так зачем же, спрашивается, деньги, если сёстры там живут и болеют за идею? За веру? За добро? Но тут оказалось, что на сестёр и на их добро капает дождь через крышу дырявую.
— Как-как, — говорю, — ваша обитель-то называется, напомните?
— Церковь имени… Булгаковской, нет… Бургундской, нет… Бгрухчской… в общем, Божьей матери!
— И что же вы, — удивляюсь я, — в епархию-то за помощью не обратились?

Тут-то всё и стало ясно! Мы, говорит святая сестра, сами по себе, мы к московской епархии отношения не имеем, наша церковь древняя, довизантийская, и (внимание!) — гиперборейская! Тут я вместе со стульчиком на маленьких чёрных колёсиках со смеху-то и покатилась. А в трубке меж тем продолжали сокрушаться, что хоть они и такие замечательные, им всё равно далеко ещё до Белой Церкви, ой как далеко.

Я всё не унималась и допытываться начала, кто же им рассказал-то про всё это, про Церковь Белую и гиперборейство?
— Я могу сказать, — призналась мне трубка, — да только вы смеяться будете.
— Угадали, — ответила я, — буду смеяться, но вы всё равно скажите!

А теперь вы, дорогие читатели, угадайте — кто им всё это рассказал? Правильно — пророк!
Хотелось мне ей сказать: «Меньше на такси кататься надо, гражданка», но я не стала. Решила вместо этого ещё немного про церковь с ней поговорить. А она и не против была, стала рассказывать:
— Церковь у нас настоящая (!), древняя. У нас вся правда. Мы мир спасаем, а ведь мировая война на пороге.

Тут я не могла поспорить, я-то телевизор хоть и не смотрю, но от друзей про мировую войну на пороге знаю, они смотрят. Ну, ладно, думаю, допустим, это совпало. А сестра милосердная продолжила:
— Ведь мир от войны и пуль что спасает? А спасают девство, нравственность и чистота! И добрые дела ещё.

Вот тут я призадумалась. Интересно мне стало, какие такие девственные дела мир спасают? Тут, наверное, много чего можно придумать, но в мысленную силу десяти как бы девственниц мне верится всё-таки с трудом. Впрочем, это, наверное, только моя проблема. Нет во мне веры в добрые дела девственной обители милосердия по улице Ротмистрова. Нету, как в оливье селёдки. А ведь то, что я смеюсь над древней Церковью, — это грех. Так мне сестра на том конце провода сказала. А ей самой сказал пророк. А пророку, наверное, вечная Божья Матерь. Ведь Русь раньше, Русь-то святая была и праведная, — всё никак не могла уняться сестра. А я всё никак не могла понять, что это за необозримое такое дремучее «раньше» и когда именно оно было.

А Божья матерь, по словам сестры и пророка, именно что вечная. Она всегда была. И много у неё воплощений. Вот, например, Лада — это тоже Божья матерь, если кто-то не знал. Это просто одно из её воплощений.

Тут я была вынуждена перебить и поинтересоваться у сестры, где же они пророков-то таких находят? Пророки, они ведь под заборами-то не валяются.
— Не валяются, — подтвердила мне сестра, — мы их чувствует сердцем и совестью.

Так-то! Что характерно, дорогие читатели, пророк этот конкретный раз в тысячу лет всего появляется. И правду людям говорит и открывает. И сёстрам святым открыл. Правду-то открыл, а вот крышу им починить забыл. Необязательные это люди — пророки.

В общем, была я вынуждена сказать святой сестре, что помогать мы ей — ни я, ни мой папа — не будем, потому что в голове у неё полная каша. На что сестра святая мне ответила, что то же самое и про меня сказать может. На том и порешили. Пожелала я ей на прощание доброго дня. А что? Ведь трудится человек. Старается! Девством мир от войны спасает. Вот и лоб у меня после разговора с ней чесаться перестал. Наверное, благодать сошла.