Эту совершенно нечеловеческую и полную фобий ту самую историю нам рассказала наша читательница Ксеня. Ксеня боится насекомых, и нам она поведала, как в рамках борьбы с собственным страхом завела мадагаскарского таракана по имени Алексей. В результате получилась история в духе «Загадочной истории Бенджамина Баттона», только про таракана. Ксеня, спасибо! Дорогой читатель, не забывай, что мы сидим и ждём твою самую идиотскую историю, без неё жить не получается никак.
Насекомые и особенно представители отряда жесткокрылых занимают в моём личном аду одно из почётных мест. Чисто теоретически я отлично понимаю, что бояться их глупо, что укус осы куда более вероятен, чем укус жука-пожарника, и куда разумней опасаться бегающей кругами своры бездомных собак, чем гудящего жужжания над головой, и что маленькие жучки просто спешат куда-то по своим делам, а не ищут моё ухо, так ненадёжно скрытое волосяным покровом. Но это теоретически.
Практически же, стоит только какому-нибудь представителю жесткокрылых шевельнуть своими подкрылками в радиусе досягаемости звуковых волн, и я начинаю — мягко говоря — нервничать. А если это происходит ночью, в темноте, на втором этаже нашего дачного домика, то я дрожу, паникую и замираю, будто не лежу в постели, а стою в лабиринте и прислушиваюсь к сопению Минотавра за поворотом. Одна мысль о том, что это может приземлиться ко мне на простыни, заползти под одеяло или запутаться в волосах, провоцирует состояние, близкое к обморочному.
Как там говорят? Чтобы избавиться от страха, надо сойтись с ним лицом к лицу — так сказать, бежать навстречу паровозу с криками «Задавлю!» Понятия не имею, кто придумал этот кретинизм. Вот уж кто точно заслуживает с десяток жуков-пожарников под одеяло. Мне этот метод никогда не помогал. И хотя я много раз переступала через себя, бегая навстречу паровозам, единственное, что я из этого вынесла, так это то, что в случае чего я могу притвориться, что никакого страха нет. Но говорить, что ты чего-то не боишься и на самом деле не бояться этого чего-то — это как видеть мокрые сны с Анджелиной Джоли, а потом рассказывать, что ты провёл с ней ночь.
Однако вернёмся к нашим тараканам. Когда я училась в школе, то всего этого ещё не знала и доверчиво прислушивалась ко всяким плутам и их дешёвым терапевтическим методам. И в целях снижения уровня нервозности и страха перед насекомыми я не придумала ничего лучше, чем обзавестись особью мадагаскарского таракана.
Животное это в уходе простое и неприхотливое, так что родители только плечами пожали и повезли меня на рынок — выбирать.
Искомый товар бойко сбывал весёлый паренёк, и вид у него был такой, будто он продавал восточные сладости, а не червей, жуков, палочников и прочую лютую мерзость. Насекомые кишели в прозрачных пластиковых лотках, копошась друг на друге, насыпанные чуть ли не с горкой — ни дать ни взять рахат лукум на развес.
Когда я увидела кишащих мадагаскарских особей, мне вдруг как-то сразу стало неинтересно, я отвернулась и залюбовалась собачьими ошейниками. Родители спросили мою спину, покупаем мы или что. Я сглотнула ком в горле и вяло кивнула. Отступать было поздно, да и так легко сдаваться не хотелось. Не моргнув глазом, паренёк спокойно запустил руку в самое жерло, будто там и впрямь были конфеты и орешки в меду, а не многоногие обитатели ада.
— А он не размножится? — подозрительно поинтересовалась мама, демонстрируя серьёзный пробел в области энтомологии.
— Ну, я же вам пару даю, так что как-нибудь, — подмигнул продавец, намекая на что-то, о чём мне не хотелось даже думать.
— Не-не! Нам одного, — воспротивились мы на удивление слаженно. Продавец несколько недовольно пожал плечами и протянул мне моё новое приобретение в банке.
Приобретение чувствовало себя отлично, ощущая неведомую свободу и простор. Никто из сородичей больше не копошился у него на голове, не щемил лапки, и воздуха было сколько хочешь. Без всяких особых на то причин таракан был наречён Алексеем.
Лёша был смирным, и проблем с ним не возникало никаких. Целыми днями он тихонько сидел за стеклом, шевеля длинными усами. Иногда он задумчиво их жевал. Уже позже я узнала, что это был знак, что питомец голоден. Хоть с каждым днём мои сомнения в достоинствах затеи крепли, хозяйкой я была ответственной: я исправно кормила Алёшу, убирала его стеклянный домик, стараясь при этом не приглядываться к его обитателю, и летом вывозила на дачу вместе с хомяками.
Ел Алексей всё подряд: и фрукты, и овощи, и хлеб, и кашу, и при этом в количестве совершенно необременительном для семейного бюджета. Иногда он трещал. Оказалось, что мадагаскарские тараканы могут издавать звуки наподобие трещотки. Заслышав эти позывные впервые, я, естественно, покрылась холодным потом, поскольку не знала, как расшифровываются эти сигналы. Но Лёша трещал нечасто и делал это, видимо, просто так, развлечения ради. Иногда Алексея доставал папа и «играл» с ним. Проще говоря, папа оказался единственной особью в нашем семействе, кто мог держать его в руках. Не знаю, насколько веселили эти игры самого Алёшу, но они вносили некоторое разнообразие в его размеренную жизнь.
Как-то утром мама сказала, что Лёша подозрительно шумно вёл себя всю ночь и что-то там без конца копошился в своём логове. Мы извлекли банку из шкафа, и от увиденного мне враз подурнело. Ночью Алексей, чисто красавица из сказки про ослиную шкуру, сбросил свой хитиновый покров вместе с ногами, обзавёлся роскошными прозрачно-белыми крыльями, и теперь то и дело очень гадко и угрожающе ими пошевеливал.
— Надеюсь, он не будет летать, — задумчиво сказала мама, которая, в отличие от меня, ничем свою базу энтомологических знаний так и не подкрепила. При мысли о том, что Алексей на своих нежных прозрачных крыльях сможет полететь, мне подурнело вдвойне.
Но отчего-то тараканы не летают, как птицы. Лёша по-прежнему сидел в банке, крылья из белых потихоньку превращались в желтоватые, и всё было спокойно.
Однажды в рамках программы борьбы с фобией и гуманного отношения к живым существам я решила дать Алексею немного свободы, для чего бабушка предоставила мне коробку и ушла к соседке обсуждать посевы. Чего я совершенно не ожидала, так это того, что Алексей, почуяв волю и простор, будет прытко карабкаться по шероховатым картонным стенам, как будто он был человек-паук, а не таракан.
Я в панике встряхнула коробку, устроив Алексею землетрясение в сотню баллов, но Лёха оказался проворнее и за считаные секунды добрался до края. Я завыла дурным голосом, как сирена. На вой прибежала бабушка и, узнав, в чём дело, закричала громче меня:
— Вот дура!!! Я думала, мы горим!!! — она спокойно взяла Лёшу в руки и вернула в банку. Я же подумала, что, если бы мы горели, я бы вряд ли кричала даже вполовину так пронзительно.
Более Алексея никогда не выгуливали. Ко мне приходили друзья, норовя пообщаться с Лёшей в основном при помощи палочек, веточек, ручек и прочих грубых предметов, но, как бы я к нему ни относилась, в обиду его не давала. Он мирно прожил в своей баночке три года и в положенный срок обрёл покой на нашем местном кладбище домашних питомцев. Мы похоронили его с почестями.
Несмотря на то, что со мной рядом три года прожила тараканья особь длиной в семь сантиметров, я и сейчас, заслышав в темноте шорох подкрылков, ударяюсь в панику, глубже зарываюсь в постель, а иногда, если шорох становится особенно громким, включаю свет и выслеживаю врага. Если он кажется мне опасным, достаю жестяную банку из-под печенья, заманиваю его в ловушку и отпускаю в темноту летней ночи или глубину коридора. Когда между тобой и чудовищами дверь, спать уже не так страшно, и оказывается, что с ними вполне можно уживаться на одной планете.
