Сегодня в Московском планетарии под эгидой музыкального фестиваля SOUND UP будет выступать музыкальный эрудит, англичанин Грег Хайнс, который одинаково хорошо справляется с виолончелью и фортепиано — а также разнообразными электронными устройствами. Мы поговорили с Грегом о том, как это — выступать в совместной импровизации с художниками видеоарта, совмещать эксперименты в музыке с классическим балетом и не иметь смартфона.
Я очень рад выступить в планетарии. Мне всегда хотелось там сыграть — и вот такая возможность представилась. Это мой второй визит в Россию, и я очень доволен, что приехал снова. Часто приходится играть в одних и тех же городах по много раз и, честно говоря, Западная Европа мне уже порядком наскучила. Выступать в необычных (особенно в больших) местах — это всегда необычайное ощущение. Я предпочитаю играть в помещении, у которого есть свой характер, а не в холодном, безличном современном концертном зале. К примеру, мне нравится играть в помещениях с долгой реверберацией — чем дольше, тем лучше! Тогда это становится моим совместным концертом с залом.
Мне предстоит выступать совместно с мастерами видеоарта. Всегда интересно попытаться найти точку пересечения разных форм искусства, и нередко оказывается, что они не настолько отличаются, как может показаться на первый взгляд. Хотя я и погружён в свою работу на сцене, хороший видео- или светохудожник может полностью изменить пространство на подсознательном уровне. Будучи на сцене, ты поддаёшься этому влиянию точно так же, как и публика. Для меня очень важно создать правильную атмосферу на концерте, и если видео хорошо подходит, то оно только поможет в достижении этой цели. Для меня совместная импровизация — это легко. Надеюсь, произойдут какие-нибудь интересные совпадения.
У меня уже есть опыт работы с видеохудожниками. Мне часто кажется, что живое визуальное сопровождение — лишнее в выступлении, особенно когда оно добавляется после. Бывает, в итоге обнаруживаешь, что играешь среди визуальных эффектов из Windows Media Player 90-х годов. Я этого не понимаю.
Я считаю, публику не нужно обучать; но не нужно её недооценивать, полагая, что ей необходимы красивые движущиеся картинки на экране, чтобы лучше воспринимать музыку.
Писать музыку для Дэвида Доусона (британский хореограф, считается сегодня одним из самых креативных, высокопрофессиональных и почитаемых хореографов, работающих в области классического балета — примечание редактора) было радостью для меня. На данный момент я сочинил музыку для трёх его балетов, а ещё одну мою композицию, «183 Times», он использовал для другой своей работы. Мы стали друзьями, и я чувствую, что с каждым разом он доверяет мне всё больше — что, естественно, помогает в творческом процессе. Такие взаимоотношения, конечно же, отличаются от просто создания музыки ради самой музыки, так как необходимо оставлять место в музыке, которое мог бы занять танец. Нельзя рассказывать всё музыкой; нужно помнить, что есть и другой элемент, который для публики, вероятно, станет главным. Я пишу эти композиции, не увидев ни одного движения из танца, поэтому стараюсь не слишком беспокоиться о происходящем на сцене и просто оставляю эту часть хореографу. Я не принадлежу к числу тех композиторов, которые видят в уме фильмы, когда сочиняют музыку. Мне всегда кажется, что, возможно, им следовало бы стать режиссёрами, а не композиторами. Лично мне достаточно звука.
Я не ходил в музыкальную школу, да и мои родители не имеют никакого отношения к музыке. И тем не менее, сколько я себя помню, я всегда ею интересовался. Возможно, всё дело в том, что будучи родом из крошечного и очень скучного городка, я уже в юном возрасте понял, что музыка — отличный способ отвлечься от монотонности и ограниченности повседневной жизни. Сначала я играл на виолончели, но скоро бросил её в пользу гитары, так как в том возрасте гитара казалась мне намного круче. Потом я бросил и гитару (слишком заурядно) и убедил родителей купить мне фортепиано. Одновременно я снова начал играть на виолончели, используя различные эффекты. Именно тогда я научился использовать студию в качестве инструмента, поэтому всё сошлось очень удачно. По сути, то, что я делал тогда, в возрасте пятнадцати лет, мало отличается от того, что я делаю сейчас.
Если бы я знал, откуда берётся вдохновение, я бы уже написал намного больше музыки!
Я люблю Джона Кейджа и Мортона Фельдмана, а ещё люблю Стива Райха, Арво Пярта, Джона Тавенера… список бесконечен. В том поколении было столько влиятельных фигур! Их влияние до сих пор чувствуется, и, если честно, я не думаю, что музыка сильно продвинулась с тех пор: всё ещё переформируют их идеи так и эдак. Я точно бы рекомендовал слушателям попробовать изучить первопроходцев вместо того чтобы слушать разбавленные копии, скопированные с копий. Но может быть, последняя категория включает и меня, так что мне не стоит судить так строго!
Сейчас я слушаю только пластинки из секонда, в основном 70-х и 80-х годов, и в основном это «не западная» музыка, хотя мне и не нравится так её называть. Для меня куда легче найти что-то удивительное и оригинальное в прошлом и в другой части мира, чем слушать последние записи своих ровесников. Я бы порекомендовал слушателям попутешествовать по стране, которую называют опасной, и погрузиться в другую культуру. Музыка — только часть такого путешествия. Культура — это не то, что можно загрузить, как приложение.
Выключи свой телефон
и СДЕЛАЙ что-то!
Я не могу определить жанр своей музыки, особенно если учитывать, что некоторые пластинки сильно отличаются от остальных: от сольного фортепиано до жёсткой ритмичной электроники. К счастью, есть кое-что, что связывает всё это воедино, но я всё ещё не понимаю, что это. Думаю, что если бы моя музыка и была «о чём-то», то о более пристальном взгляде на вещи, которые кажутся нам самими собой разумеющимися. Глубокое вслушивание приводит к глубокому вдумыванию, и в 2016 году кажется, что многие люди из «белого» мира должны продумывать немного глубже свои действия и их последствия. Надеюсь, и на политику такое углубление может повлиять. У меня вызывает абсолютное отвращение этот новый подъём фашизма по всему миру, особенно в отношении наших мусульманских братьев и сестёр. Это вызывает у меня буквально тошноту. В последнее время я работал над музыкой, которая, по мне, испытывает влияние исламской диаспоры. Волшебные поездки на Средний Восток и в Африку, которые я недавно совершил, очень сильно сформировали меня как личность. Так что может быть, моя музыка об этом. Или о том, что вырубить долбаный телефон, выйти из твиттера и отовсюду — означает стать частью новой социальной платформы и просто попытаться жить как независимое человеческое существо, хотя бы ненадолго. У меня даже смартфона нет, и я думаю, что моя музыка — антитеза этому «новому» миру.
