В очередной еженедельной расшифровке от «Глаголев FM» — монолог комика Александра Гришаева о том, как строить панчи из проблем, говна и боли, каково выступать под пожарную сирену и насколько пьяная аудитория нужна комику, чтобы всё получилось как надо.
Привет, это Саша Гришаев, всё ещё стендап-комик, несмотря ни на что. Сегодня — о жизни, комедии, о любви и лютой ненависти — надеюсь, за плагиат никого не посадят — и немного о пиве.
У меня есть любимый бар, потому что он небольшой: ты спускаешься в подвал, там сразу барная стойка, ты садишься за неё и закуриваешь. Очень атмосферно. Длинные барные стойки, на музыку — мне она никогда не мешала: нормальный владелец бара никогда не будет выкручивать музыку на полную, потому что он понимает, что происходит общение. Меня больше некоторые люди раздражают. Вот как раз в период мощного подпития находили под баром. И вот были люди, которые с понедельника по пятницу, и вот они нажираются — просто стратегическое нахуяривание такое, — и они не просто пристают к людям: они шатаются, они очень громко кричат. Вот они действительно мешают, а всё остальное — нет. Опять же, я говорю: пришёл, сел, выпил, ушёл.
Я в какой-то момент сидел в баре, и там парень был с девушкой на свидании, и меня это дико раздражало. Я обратил внимание: на первых свиданиях некоторые так выёбываются — невозможно слушать. Слушаешь его: «Работы у меня нет, потому что начальник плохой, и я его ударил; с мамой я живу потому, что она — старенькая, больная и нужно за ней ухаживать; а руки я тебе в трусы засовываю потому, что сердце у меня — большое, кровь до них не доходит и нужно согреть их», — вот такие. И я сижу, мне так хочется вмешаться: «Он пиздит! Ты посмотри на него — он конченый, у него татуха с именем с ошибкой написана!» И они везде, потому что нужно учиться замечать.
Баночка подмечалова
Просто когда ты начинаешь выступать, ты ищешь какой-то багаж подмечалова или какого-то жизненного опыта, который ты начинаешь трансформировать: ты начинаешь писать, у тебя ещё что-то есть в загашнике, потом оно вроде заканчивается, но если ты вовремя разогнался, то ты начинаешь замечать это во всём, ты начинаешь в принципе обращать внимание на мир по-другому. То есть я с детства в принципе обращаю внимание, что люди делают: я где-то с другом гулял, мимо прошёл парень, и он у меня до сих пор где-то. А он разговаривал по телефону и сказал единственную фразу всего лишь, но очень возмущённым тоном сказал: «Между прочим, кошки тоже болеют СПИДом». Мне захотелось сразу отправиться в прошлое и узнать, что было раньше, как он пришёл к этому диалогу. Впечатления — они в принципе остаются от историй, которые везде. У меня последнее, что сидит в голове, — то, что когда я выхожу с девушкой из метро, она меня проводит через турникет, на котором написано «для прохода с багажом», и я всё время иду вторым.
У меня шутка про шоты есть, я её рассказывал давно, но это не то чтобы шутка, а реальная ситуация. Мне нужно было относить анализы ребёнка, и мне было так впадлу идти за этой баночкой для анализа — ну, у нас кончились баночки от детского питания, в чём обычно их носят, а мы недавно в «Икею» съездили и набрали этих рюмок дешёвых. Мне жена весь мозг вытрахала: «Как угодно, как угодно!» — и я встаю в шесть утра, смотрю — рюмки нормальные… И я ей когда начал рассказывать — она не заходила: есть такие шутки, которые тебе самому нравятся, и ты думаешь: «Да мне насрать» — и всё равно будешь её рассказывать. И я очень мало её изменял — там где-то запятую добавил, грубо говоря, — и в какой-то момент она начала работать, и очень сильно начала работать. В какой-то момент шутка — она проверяется, очень — полпроцента шуток, которые ты написал, — работают сразу идеально: они в любом случае дописываются, где-то можно усмешнить её, уйти в другую сторону. Но она оттачивается: ты когда много её рассказываешь, ты ездишь по разным местам, рассказываешь — люди разные, у тебя не так много шуток.
Это как песни петь: ты же не будешь каждый раз разные песни петь. И ты рассказываешь одни и те же шутки, и они в какой-то момент чеканятся: ночью разбуди — и ты издашь её полностью. Если зал просто не смеётся — хрен ты что с ним сделаешь: стоишь просто, как робот, рассказываешь, чтобы просто побыстрее уйти. Если спорные моменты какие-то: то есть, бывает, кто-то выкрикнул — не надо кричать. Иногда кто-то кричит удачно, смешно.
У меня было выступление, на котором ближе к концу сработала пожарная сигнализация. И она истошно орала, я пытался продолжать, но не мог. И меня было плохо слышно, и я сам не мог сфокусироваться, и я вот эти пять минут стоял и просто на неё накидывал, чтобы заполнить тишину. Ну, то есть не тишину, но так приходится подстраиваться. Нет стандартных ответов. Кажется, что есть — есть какие-то задумки, и ты думаешь: если мне вот так вот скажут, то я вот так вот отвечу. Но, опять же, — в разных обстоятельствах: тебе кто-то что-то крикнул «идеальное», у тебя есть очень оскорбительная смешная шутка, но это — здоровый и пьяный дебил. И ты такой: я как-нибудь мягко отвечу…
Паскудные занятия
Нельзя быть комиком и никого не оскорбить в принципе, всё время что-то найдётся. У меня была шутка про Советский Союз, что это — плохо, и потом — даже не ко мне подошли, а подошли к другому типу и сказали: «У меня вообще-то деда репрессировали…» Ко мне подходят, передают: «Человек недоволен», а у меня шутка про то, что это — плохо. И у меня была шутка — ну, она посредственная — про то, что я люблю комиксы, но меня смущает то, что супергерои всегда борются с людьми: в мире куда больше зла, например — есть рак. То есть ни один супергерой не борется с раком, то есть — уехал в горы изучать искусство онкологии и так далее. И я рассказывал с таким посылом, что есть другие проблемы, давайте на них тоже обращать внимание, кроме того, что это — искренне смешно, у кого-то был рак. Так я не смеялся над ними! А так — да: инвалиды, какие-нибудь религиозные фанатики… Слава богу, Свидетели Иеговы — экстремистская организация, поэтому — да, я оскорблял их чувства.
Ты когда начинаешь много писать, замечать вот этот удивительный мир вокруг себя — твои шутки появляются из проблем: в твоей жизни появляются проблемы. Ты в первую очередь, чем их решать, начинаешь на них накидывать. Если у тебя какие-то проблемы в семье — то начинаешь так вот… То есть я, когда собирался разводиться с женой, я уже начал накидывать шутки про развод. То есть я потенциально понимал, что будет происходить: ты просто начинаешь задумываться… Не знаю, я очень легко подошёл к вопросу развода — и он довольно затянулся. Если бы я занялся этим вместо того, чтобы накидывать шутки, может быть, всё бы закончилось быстрее. Но зато получился неплохой монолог.
Ну, то есть в принципе, когда ты сталкиваешься с какими-то проблемами, то не надо так делать: «Тааак, напишем на это шутки…» Ну, мне часто говорят, что это — такая терапия: выходить, рассказывать о своих проблемах… Но когда ты о них рассказываешь от души, грубо говоря, то ты их переживаешь по сути, а это — так себе, паскудное занятие. То есть некоторые вещи нужно отпускать, а ты их держишь при себе, потому что тебе за них платят. Чтобы рассказать материал так, как его нужно рассказать, нужно погрузиться в проблему ещё раз. Я не знаю, у тебя была несчастная любовь, ты про неё забыл — первая несчастная любовь, ты на неё написал шутки, и тебе в принципе на неё насрать: прошло много-много лет. Но как только ты начинаешь про неё рассказывать, ты вспоминаешь все ощущения паскудные, которые у тебя были на тот момент.
Ведущие различных мероприятий — ну, это профдеформация, что они всегда очень весело ведут, но при этом у них всё что угодно может быть. Ты их видишь на людях, но ты не приезжаешь к ним домой, когда он в депрессии лежит мордой в подушку. Мне кажется, они не просто весёлые, они — мрачные, а мрачность появляется из-за того, что ты, во-первых, осознаёшь, сколько у тебя проблем, а во-вторых — ты с ними ничего не делаешь, кроме шуток. Ты с ними выходишь, выкладываешься, люди смеются, но ты-то — нет. Я сейчас пытаюсь себе привить мысль, что стакан наполовину полон, но там — ссанина.
Копирайтер с мясокомбината
Я когда искал работу — я месяц, получается, искал работу, — у меня было очень тяжёлое лето, ничего не было, я — ленивое говно. И начал искать, рассылать резюме, и его даже не открывало большинство. В какой-то момент я в резюме начал расписывать, что это — быть стендап-комиком, многие конторы не берут это во внимание, но всё равно это тяжёлая работа, ты много пишешь. Много комиков — не только стендап — они уходят куда-то в сценаристы, кто-то в писатели, кто-то жизнью кончает… Ну, разные варианты развития. Я это расписывал, я это рассылал — и вот сейчас я работаю, работодателям понравился как раз этот пункт: то, что я стендап-комик и расписал, что даёт комедия человеку в принципе. То, что я много пишу, что нет каких-то страхов кого-то задеть: стендап — довольно дерзкий язык. Я — копирайтер, просто что дадут — то и пишу: слоганы, статьи. Я и искал работу, чтобы писать, потому что я пять лет работал в продажах, и это — ад на земле.
Я когда на мясокомбинате, например, работал, я приходил домой и такой: либо спать, либо сдохнуть — всё подойдёт. А сейчас я прихожу — у меня ещё есть силы, я могу пописать, плюс я канал в телеграме веду, там что-то — ну, там реже, конечно, стал писать, но как-то тоже стараюсь. Материал пишу более крупный — стараюсь, по крайней мере. Ну, мне очень повезло.
Я мечтал о графике с понедельника по пятницу, потому что у меня его никогда не было: у меня за всю жизнь было три отпуска — и все они были дико ебаные. Может, какая-то творческая жилка помогает вначале, но потом она только палки в колёса вставляет, потому что сидишь такой: «Ко мне не пришла муза…» Нахуй музу! То есть сидишь и пишешь: написал кучу говна — пришёл, проверил говно, оттуда что-то одно попалось хорошее, и ты такой: «Ну вот буду за это держаться». Расписал это, оказывается — тоже говно, пошёл в другую сторону, и так далее. То есть большинство шуток, которые нами пишутся, — они довольно спорные. Они хорошо работают, только когда ты рассказываешь такую идею, очень прикольную. Но в целом тут именно понимание того, что ты делаешь. И в копирайтинге тоже. То есть тебе приходит заказ, ты можешь написать слоган, тебе скажут: «Так это хуйня собачья!», а ты такой: «Я так вижу» — и пошёл яйца прибивать к брусчатке.
«Э-э-э-э!»
Мне нравится минимализм. Я много где его придерживаюсь, кроме речи: видимо, потому что пизжу и пизжу… У меня, там, дома мало мебели. Ты вышел, у тебя есть микрофон, есть ты, есть шутки — и это прекрасно: никакого реквизита, ничего. Хотя удивительно, что люди могут запороть и это. То есть при минимальных требованиях всё равно можно обосраться. И когда начались фестивали комиков, все встречались, делились опытом, и потом в какой-то момент единственный опыт, который ты мог передать, — это такой: «О, в Орле не выступай — пиздец!» То есть всё остальное у них сформировано: сформирована подача, приёмы нахождения на сцене: когда ты «смотришь» зал — не смотришь, общаешься с залом — не общаешься… У каждого — своё, но новичкам передать опыт — это: «Не пиши хуйню! Готовься обсираться!»
Ну, это такие советы, а когда спрашивают: «Что ты посоветуешь молодым комикам?» — ничего не посоветую… У меня был случай, когда я выступал в самом начале — почему-то в перерыве на рэп-концерте, там пришли какие-то дети выступать даже, не слушать. Я так посмотрел: я оттуда трезвым не выйду. Я чё-то десять виски-колы тогда всадил, вышел — у меня второй выход, — протрезвел и повторяю опыт: с пивом-то полегче, наверное. Оно, во-первых, неспешный темп, во-вторых, — когда ты рассказываешь шутки, у тебя в принципе есть время выпить пива, когда люди смеются, и очень мотивирует их рассмешить. То есть выходишь, можно на стульчик сесть, пивка спокойно — рассказываешь историю, просто смешную историю. Если история выпившая — это пиздец. Там же зависит и от самой аудитории. Бывает, кружку понюхают — уже начинают вести себя как свиньи: «Э-э-э-э!» — вот эта хуйня начинается.
А молодые спокойно, они немного пьют — там никто не ужирается. То есть есть какая-то стадия. Когда ты приходишь совсем трезвый — это скучно: они зажатые, они постесняются. Совсем пьяные — они слишком не стесняются. А такие подвыпившие мальца — там, кружечка-две пива, просто чтобы расслабиться, — это самое то, особенно в пятницу вечером, то есть — всем нужно расслабиться… Артисту нужно расслабиться… Ну, то есть если артист не пьёт, ему надо расслабиться, а чтобы расслабиться — надо чтобы зал был такой, «мягкий».
Есть такие пивные рестораны «Максимилианс» — не знаю, как в Москве, но в регионах их до херища. У них, вроде бы, хорошо, но вместе с тем такая жопа. Ты выходишь на сцену, всё хорошо, перед сценой есть стоячие места — они самые благодарные. По бокам — столики, и ты не видишь: они даже начинают что-то орать, а ты их даже не слышишь. Получается, ты не слышишь, чего они хотят, и они не слышат толком ничего. Когда они сидят — они пиздят, когда они пиздят — они не слушают. Которые стоят — им пиздеть не с кем, и они слушают и смеются. Поэтому есть бары, которые прям огонь, но не все. То есть нужно понимать формат самого заведения и контингент, который посещает эти бары.
