Дальнее путешествие без обратного билета — классика экзистенциальных кризисов и одна из самых действенных мер в неоднозначных жизненных ситуациях. Проверено многими авторами самиздата. Александр Алексеев, менеджер по продажам «Батеньки» и издательского дома «Мамихлапинатана», рассказывает Ту самую историю о своём первом путешествии за границу. После смерти друга и расставания с девушкой он объездил все Балканы в поисках горсти земли и ответа на вопрос «Что делать дальше?».
Та самая история — это легендарная рубрика, которая и делает самиздат самиздатом, трансформируя наших читателей в наших авторов. Вы тоже можете отправить нам свою историю. Пишите нашим редакторам Косте Валякину или Семёну Шешенину.
Март 2011 года, Москва. Я сижу на кровати в съёмной комнате и тупо пялюсь в ноутбук. Только что я пытался отвлечься от тяжёлых мыслей, болтая по скайпу со старыми друзьями по панковской тусовке Улан-Удэ, города моего детства. «Какая Индия, Саша, ты же православный человек, поезжай на Афон, там тебя поправит, — говорил мне Женя по прозвищу Брюлик, в прошлом — один из самых ярких гранж-панков города, а сейчас семейный человек, поющий на клиросе в церкви. — Поставишь свечку за Магика!»
Нащупываю крестик на груди — и правда, православный. Что ж, можно и на Афон. Тем более, оттуда рукой подать до Белграда и Приштины.
Тело в озере
Вообще-то его звали Максим, но мы с друзьями и моим братом-близнецом называли его просто Магик. Он и правда был какой-то волшебный, о таких говорят «славный парень» и доверяют им все свои секреты. В Улан-Удэ его знали и любили многие. Невысокий, светловолосый, невзрачный и даже немного неряшливый, но при этом остроумный и начитанный, первым среди нас мог похвастать тем, что прочитал Великое пятикнижие Достоевского. Магик был очень добрым, при этом во всем его образе чувствовался какой-то надлом.
Он вырос в неблагополучной семье, без отца. Несколько раз бросал учёбу на истфаке, из-за чего его быстро забрали в армию (впрочем, и оттуда Магик умудрился сбежать за неделю до присяги). Вернувшись на перекладных в Улан-Удэ, в очередном порыве эскапизма он стал писать стихи и рассказы, а потом взялся за роман. Когда не спасало даже творчество, Магик пил. Загулы часто заканчивались у нас с братом дома. Мы забирали его на несколько дней, смотрели вместе кино (у Магика дома не было ни компьютера, ни выхода в интернет — не для всех нулевые были сытыми), разговаривали о литературе и много смеялись. От нас он обычно уходил посвежевшим и готовым к новым главам и строфам.
Магик считал себя патриотом, поэтому в 2008 году, когда после череды военных конфликтов на Балканах Косово при активной поддержке НАТО заявило о независимости от Сербии, он безоговорочно поддерживал сербов, давних союзников России. Этим событиям он посвятил одно из своих последних стихотворений «Живео Србия». До сих пор помню, как в разгар очередных посиделок он вдруг достал сложенный вчетверо листок и зачитал текст, первое четверостишие которого я позже выучу наизусть:Шут Саркози предал дело де Голля
Италия забыла Рисорджименто
Стена Берлина на Косовом поле
Народы Европы предали сербов
Мы не всегда понимали его поэзию, поэтому лучшее, что мы могли сделать в этот момент, — просто обнять его и похлопать по спине: «Мы знаем, чувак, для тебя это важно».
Однажды Максим поехал на Байкал с сомнительной компанией (возможно, за очередной музой). Ночью, когда все спали, он снял одежду, аккуратно сложил её на берегу и ушёл в воду. Тело нашли спустя несколько недель. На похоронах гроб был закрытым. Пока Магика искали, мы надеялись, что всё обойдётся, но чуда не произошло. Magic is gone.
Через год после смерти Магика я переехал в Москву за девушкой, которую любил. После пары месяцев попыток наладить отношения, сопровождавшихся скандалами и срывами, мы расстались. Так я потерял единственное, что удерживало меня в столице; черная полоса в жизни стала ещё темнее.
После скайпа с друзьями я решаю, что намоленные места Афона помогут сформулировать ответ на вопрос «Что дальше?». Сама собой вырисовывается и главная цель путешествия: взять горсть земли с Косова поля и развеять её над могилой Магика в Улан-Удэ. Непросто планировать такое путешествие, когда твоему первому загранпаспорту месяц, единственная фраза, которую ты можешь сказать по-английски без запинки: «Thank you very much! Вот уроды…» из «Брата-2», а низкоскоростной интернет поступает в твой компьютер через пожёванный котами грязный серый провод. Поэтому я обращаюсь к туроператору, покупаю толстый англо-русский словарь и распечатываю на 20 листах формата А4 карты Греции и Балкан.
Между Афоном и Приштиной — 557 километров, греческие забастовки, вызванные угрозой банкротства страны, неспокойная обстановка на границе Сербии и Косово и мой личный языковой барьер. Зато, кажется, у меня снова есть цель.
На Афон
В один из июльских дней я просыпаюсь пораньше, одеваюсь в дичайший наряд паломника (индийские шаровары, хиповая рубашка, красные «конверсы» и огромный рюкзак, обвешанный разным туристическим барахлом), оглядываю комнату, в которую не планирую возвращаться, и еду в аэропорт.
Провожает меня она — ненужный красивый жест после некрасивого финала. Неловко прощаемся, я иду на паспортный контроль и чувствую, как к горлу подступает ком. В самолёте не могу расслабиться. Какой Афон? Какое Косово? Может, надо было просто выспаться хорошенько? Говорят, что маршал Жуков после отставки с поста министра обороны несколько недель пил сильнодействующее снотворное и спал по 18 часов в сутки. Может, это всего лишь один из мифов о Советском Союзе, но в этот момент я отлично понимаю Георгия Константиновича: спать определенно лучше, чем постоянно прокручивать в голове мысли о несчастной любви и умершем друге.«Наш самолёт заходит на посадку в аэропорт Уранополиса, температура за бортом — +35 градусов Цельсия», — говорит командир корабля. Я пристёгиваю ремень, поднимаю шторку иллюминатора, закрываю глаза и проваливаюсь в воспоминания.
Накануне поездки на Байкал Магик в очередной раз пришёл в гости: хотел отсидеться несколько дней. У него с собой немного денег, а значит, будет вино; он предлагает посмотреть «Убить Билла». Я тогда был слишком поглощён своей влюблённостью, и мы договорились, что непременно соберёмся в следующий раз. Прощаясь с человеком, не думаешь, что вы можете больше никогда не увидеться. «Убить Билла» я не посмотрел до сих пор.
На Афоне я две недели живу в русском монастыре Святого Пантелеймона, самом крупном и богатом на всем полуострове. Хорошо питаюсь, высыпаюсь, целыми днями изучаю окрестности, читаю «Братьев Карамазовых» (в моем представлении — обязательная часть духовных поисков), а однажды даже встречаю рассвет на святой горе. Я не оставляю надежд получить хотя бы какое-нибудь откровение, проливающее свет на мою дальнейшую жизнь. Ничего подобного не происходит, и, кажется, дело тут не в локации.
Собираясь на Афон, я планировал подвергнуть себя духовным испытаниям, возможно, стать трудником в монастыре, очищаться через лишения и страдания — в общем, всё как в романах Достоевского, который, к слову, оказался совершенно не моим автором. Но вот я здесь, живу, как в пансионате, и понимаю, что путь к месту, а точнее трудности на этом пути, ценнее, чем само это место, каким бы святым оно ни было. Кажется, мне срочно нужна встряска. Прощаюсь с Афоном без сожаления.
На Приштину
В начале 2010-х Греция переживает один из тяжелейший экономических кризисов за всю новейшую историю. Заводы стоят, профсоюзы устраивают стачки, таксисты и железнодорожники бастуют. Паром привозит меня с Афона в Уранополис, а чтобы сесть в поезд до Белграда, мне нужно добраться отсюда до Салоников. Несколько часов я пытаюсь понять, как это сделать, общаюсь то с русскоязычными паломниками, то с греками на ломанном английском. В конце концов мне везёт: водитель, забирающий священнослужителей из Афона в Салоники, соглашается захватить и меня.
В Салониках я покупаю билет на автобус до столицы Македонии Скопье. Маршрут немного удлиняется, что только добавляет колорита. С этого момента начинается долгая череда автобусных переездов по Македонии, Сербии и, наконец, Косово.
Я почти нигде не останавливаюсь дольше чем на одну ночь: вечером в одной стране, утром уже в другой. Исключение — Белград, город из всех фильмов Кустурицы сразу, солнечный, витальный, с атмосферой перманентного праздника.
В автобусе до Приштины мне не спится. Кручу в руках маленькую пластиковую баночку из-под перекиси водорода, которую планирую наполнить косовской землёй, и думаю о том, что изрядно потрёпан: за последнее время это моя пятая ночь в транспорте, а питаюсь я в основном овощами и хлебом. Но больше всего меня угнетает одиночество: я три недели за границей, со мной столько всего произошло, и мне очень хочется поделиться впечатлениями хоть с кем-нибудь. Перспектива личного контакта пугает, а Тиндер в 2011-м ещё не придумали. Ещё безумно хочется в Россию — больше двух недель я не выхожу на связь с родными и друзьями, наверное, меня уже потеряли.
Память снова уводит меня к Магику. Кажется, именно в этот момент, в автобусе Белград — Приштина, я был ближе всего к ответу на вопрос «Зачем мне всё это?». Возможно, я затеял эту авантюру, чтобы искупить вину за то, что не разглядел, насколько сильно друг нуждался в помощи, не удержал его у нас дома, не отговорил от роковой поездки. Будто бы, намеренно поместив себя в экстремальные обстоятельства, можно извиниться перед тем, кого уже нет.
Пока я думаю, автобус останавливается. Приштина.
На Косовом поле
Столица Государства Косовского не вызывает у меня никаких чувств, особенно при взгляде с автовокзала. Иду прямиком к группе чернявых таксистов и по-английски говорю им: «Kosovo field, please», имея в виду место битвы между османами и сербами в 1389 году. Несмотря на то, что силы были неравны и после сражения сербы потеряли независимость почти на 500 лет, бились они славно. Например, по легенде, сербский военачальник Милош Обилич убил османского султана Мурада I прямо в шатре монарха. Магика очень вдохновлял подвиг сербов на Косовом поле, поэтому мне казалось символичным, если на его могиле окажется горсть земли с этого места.
Один из таксистов понимающе кивает, озвучивает таксу в 20 евро и уверенно везёт меня в город Косово-Поле. После долгих объяснений, криков, жестикуляций, выяснений, не серб ли я (среди местных преобладают албанцы, недружелюбно настроенные к сербам), помощи местной гопоты, перечисления персоналий битвы и, наконец, озвученной цифры «1389» мы все понимаем, что мне нужно в историко-культурный комплекс «Газиместан», где установлен памятник героям битвы. Это всего в 15 километрах от Косова-Поля, тем не менее, на поиски новой локации уходит два часа. Около трёх ночи я наконец оказываюсь где нужно.
Сербские охранники Газиместана не хотят пускать меня внутрь и предлагают дождаться утра. Я же в свою очередь не хочу тратить ещё 40 евро на такси туда и обратно и ещё черт знает сколько на ночлег в Приштине. Таксист довольно потирает руки, но я решаю остаться ночевать прямо на Косовом поле под сербскими — как я давно и твёрдо решил из солидарности с Магиком — звёздами. Мы прощаемся, но таксист долго не уезжает: смотрит, как я ухожу в темноту — вдруг передумаю. Оборачиваясь, я вижу свет фар его автомобиля, два жёлтых столба среди мрака. Я удаляюсь вглубь поля, расстилаю спальник прямо на земле и долго смотрю на чистое звёздное небо. Раньше я видел такое на Байкале или Кольском полуострове, в местах, где на десятки километров вокруг нет больших городов. Утром я просыпаюсь и оглядываю свои владения при солнечном свете: огромное чистое поле и — на сколько хватает глаз — ни души.
На асфальте у входа в Газиместан читаю англоязычные надписи: «Fucking Serbia». Здесь всё ещё полыхает обоюдная ненависть, постоянно случаются погромы и стычки между сербами и косоварами. Кажется, за последние шесть веков в этих краях мало что изменилось. На этот раз охрана меня пропускает. У подножья памятника битве, выглядящего как одинокая сторожевая башня, я наполняю землёй баночку из-под перекиси и решаю, что пора возвращаться домой.
Через две недели, стоя перед фотографией Магика на кладбище в Улан-Удэ, я бережно высыплю на могилу горсть сербской земли и наконец перестану себя корить.
