Как я встретил бога РЖД

Эта история произошла со мной и моей будущей женой в августе 2009 года, в пору сильных лесных пожаров. Спасаясь от удушающего московского смога, мы отправились в Киев, в котором тогда ещё не жгли покрышки и было чем дышать. Провели там дней пять, после чего, раздобревшие от борща с пампушками, стояли на станции «Киев-Пассажирский» в ожидании обратного поезда.

Стук колёс, лязг тормозов, фирменный синий вагон распахивает перед нами двери. Внутри душно, как в разогретых летним зноем жигулях. Отыскиваем купе, в котором интенсивным ароматом переваренного алкоголя нас встречают пара женщин бальзаковского возраста. Сутки в их компании — перспектива не радужная, к тому же не работает кондиционер, хотя должен — об этом кричала цена билета. Пожилой проводник в мешковатой форменной рубашке сообщает, что кондиционер исправен только в вагоне машиниста — как всегда, всё лучшее сильным мира сего.

Но боги РЖД оказываются благосклонны: нам находят место в прохладном купе. На нижней полке лицом в стенку лежит на неубранном матрасе некий полуодетый субъект. Мы стараемся не шуметь, однако шуршание чемоданов пробуждает соседа ото сна. Он накидывает рубашку поверх когда-то белой майки, сонно здоровается и представляется старцем Виталием. Старцу на вид около пятидесяти.

Обычно я стараюсь избегать разговоров с попутчиками (исключение — водители такси. Если верить их рассказам, все они либо действующие олигархи, либо бывшие, бросившие миллионы ради близости к народу). Но наш попутчик, сразу видно, обет молчания не давал, да и уходить от разговора с представителем культа получается не очень хорошо: стандартные угу-поддакивания получаются слишком заискивающими и провоцируют собеседника на общение.

Виталий назвался монахом не помню какого монастыря и поделился своим мнением о погоде за окном. Поинтересовался, с какой целью навещали мы Мать городов русских, а потом вдруг оборвал нас на полуслове: «Так не пойдёт», — и вышел прочь. Вернулся через пару минут с бутылкой «Хортицы», которую боголюбезный проводник согласился подержать до случая у себя в холодильнике. «Как же так, — говорю, — отче? Разве вам по сану?» Ответом мне послужили два наполненных пластиковых стаканчика. Выпили, за что я заслужил укоризненный взгляд подруги. Не поморщившись и не закусив, старец Виталий заговорил. Оказалось, что едет он из православного монастыря на острове Афон в православную церковь на острове Хоккайдо и везёт с собой какую-то чудодейственную икону. Заметив мой недоверчивый взгляд, монах достал с полки сумку, приоткрыл и показал край рясы. Затем наполнил водкой свой стаканчик и убрал бутылку под столик. Я пригляделся к нему: представитель церкви чем-то напоминал мне моего соседа по лестничной клетке, метростроевца по кличке Композитор: тот же взгляд с поволокой, та же сизость носа. Не было в зарождающейся с ним беседе ни обещания великих истин, ни проповеднической кротости и смирения, ни даже благообразной бороды, как, например, у Шона Коннери в фильме «Имя Розы». Вместо этого монах был покрыт трёхдневной щетиной и оспинами. Я был рад, что мне не нужно больше с ним пить.

После четвёртой «Хортицы» в голосе Виталия появились озорные нотки: «А вот знаешь, дружище, тяжелее всего с этими старыми бабками. На исповеди таких историй от них наслушаешься, хоть в органы иди. И ведь сколько их, батюшки святы, снуют по пятам, проходу не дают. Устал я, Коля». Содержимое очередного стаканчика было проглочено залпом. «Вы ребята хорошие, держите вот сувениры со Святой Горы, — продолжил Виталий и достал из сумки бумажные иконки с Николаем Чудотворцем. — Берите-берите, у меня много». Снова выпил, налив себе из-под столика, и продолжил, немного заплетаясь: «Православная служба, ребята, объединяет людей. У меня ведь каких только знакомых нет: и политики, и депутаты, и даже олигархи! Что поделать, все в рай хотят, в миру-то нашем грешном всяко хуже. Оттого и помогают вере православной кто чем может: кто землёй, кто деньгами, а кто и стройматериалами». Выждал минуту для приличия: «Дай позвонить, братан, с меня не убудет». Позвонил, но никто не ответил, затем достал из сумки нательный крестик из белой пластмассы и вручил мне.

Когда содержимое бутылки приблизилось к половине, у старца, как у любого человека со слабой печенью и богатым алкогольным стажем, начались проблемы со связной речью. Из пьяного бормотания до нас долетали какие-то отрывки воспоминаний, связанные с его афганским прошлым. Стало понятно, что он когда-то воевал и видел страшные вещи, смерть товарищей, может, и сам убивал. В какой-то момент он начал срываться на крик и пару раз сделал достаточно опасные выпады руками в нашу сторону. С трудом удалось его успокоить и положить обратно на видавший виды матрас. Старец Виталий погрузился в неспокойный горячечный сон, а мы поспешили подобру-поздорову ретироваться из злосчастного купе в соседнее, тоже с кондиционером. Посреди ночи, проснувшись от шума, я услышал, как смутьяна в очередной раз безуспешно пытаются привести в чувство проводник и какие-то добрые люди.

Утром, покидая поезд, мы заглянули в открытую дверь соседнего купе. Бумажные иконки с Николаем Чудотворцем вперемешку с крестиками были разбросаны по помещению. Среди этого хаоса, наступая на съехавший на пол серый матрас, измученный дорогой старец пытался собрать свою скромную монашескую ношу. Мы вышли на перрон Киевского вокзала, вдохнули полной грудью наполненный гарью воздух и с облегчением поняли, что конец света уже давно наступил.