В «Философском клубе ВИНЗАВОДа» профессор МГУ биолог Вячеслав Дубынин прочёл лекцию о нейроэстетике — науке, изучающей искусство с точки зрения мозговых процессов. В первой части лекции вы узнали, что искусство удовлетворяет базовые потребности человеческого мозга, во второй — о том, какие особенности восприятия оно эксплуатирует, в третьей познакомились с зеркальными нейронами. Последняя лекция — о роли любопытства в развитии человеческой культуры и о том, как удовольствие связано с познанием.
Новизна — очень важный компонент всякого искусства. За восприятие новизны отвечает куча нервных центров, так что в самых разных зонах нашего мозга есть нейроны, которые называются детекторами новизны. В среднем мозге эти нейроны запускают поворот головы и глаз в сторону нового сигнала. В зоне промежуточного мозга они инициируют движение в сторону источника новой информации, и вам хочется подойти к этому объекту, чтобы познакомиться с ним поближе. В коре больших полушарий есть нейроны, которые запускают активность руки — и нам хочется взять предмет, разломать, раскрутить, посмотреть, что внутри. Это всё врождённо заданные программы.
Нейронам, запускающим соответствующие поведенческие акты, сопутствуют другие, которые тут же запоминают информацию: центры кратковременной памяти очень мощно ориентированы на сам поток новизны. Кроме того, мы испытываем кучу положительных эмоций: собирать новую информацию — это здорово. Когда ребёнок узнаёт, как что называется, он не просто знакомится с игрушками, а выучивает слова. В этом тоже участвуют системы новизны и генерируются положительные эмоции, так что знать названия предметов становится жутко важным и интересным.
В таком процессе зрительная и слуховая кора объединяют свои усилия. Между ними в так называемой ассоциативной теменной коре обучаются нервные клетки, которые объединяют зрительный образ и звучание слова (ну, скажем, игрушечный зайчик и слово «зайчик»). Если вы показываете ребёнку много разных зайчиков — не только плюшевых, но и пластмассовых, или зайчиков на картинке, — его зрительная кора сделает то, что называется зрительным обобщением. Среди всех этих зайчиков он обязательно выделит что-то такое общее, главный признак. Что у зайчиков главное? Уши! Обобщение работает так: два пальца покажешь — уже зайчик. Примерно то же делает слуховая кора, потому что слово «зайчик» надо узнавать, неважно, кто и как его произнёс. Это сложнейшая задача, связанная с анализом частотных составляющих разных слов, но всё это маленький мозг вполне способен делать. Более того, животные тоже способны, и ваша собака также понимает слова «мячик», или «тапки», или «кошка».
Когда стали работать с человекообразными обезьянами, оказалось, что шимпанзе и гориллы способны запоминать до пятисот-семисот слов. Мало того, что запоминать и понимать: они ещё могут и активно их использовать — с помощью жестового языка. Если год за годом учить обезьяньего детёныша, то ежегодно он будет выучивать примерно сто слов и сможет вам сказать: «Я хочу пить, дай мне чашку апельсинового сока» — это уровень ребёнка двух — двух с половиной лет. Но больше нескольких сот слов у обезьян выучивать не получается. А у человека в ассоциативной теменной коре копятся тысячи и тысячи слов, и постепенно из них формируется то, что называется речевой, или информационной, моделью внешнего мира. Весь этот процесс проходит на основе любопытства, оно очень важно, чтобы ребёнок активно заполнял эту область незнания. Уже года в три он может вас взять за руку, подвести к предмету и спросить, как он называется, потому что непорядок: штука есть, а слова нет.
В ассоциативной теменной коре все эти слова собираются вместе по принципу ассоциации. Второй принцип — речевого обобщения, когда мы собираем одним словом много слов. Зайчик, кубики, кукла — всё это мы обобщим словом «игрушки». И далее обобщая всё выше: игрушки, предметы, объекты реального мира, дух, материя... Четыре-пять этапов — и мы уже там поднялись к основному вопросу философии. Этого, конечно, никакая обезьяна сделать не может.
Сейчас много говорят об активном долголетии: оно требует информационной нагрузки. Для сохранности интеллекта человек должен не кроссворды решать, а сочинять, или заниматься искусством, или ещё чем-то таким. Пошёл огромный вал работ на тему создания виртуального мира для пожилых людей, который позволил бы им осваивать новые движения и навыки. Оказывается, новое движение в не меньшей степени стимулирует мозг, чем позитивные эмоции. Тут нет ничего удивительного: у нас в мозге пятьдесят процентов нейронов занимаются движениями, поэтому так важно, чтобы и маленький ребёнок не только в мобильник и планшет пальцем тыкал, а занимался аппликацией, лепкой, оригами и прочей тонкой моторикой пальцев — всё это жутко важно для развития нейросети.
Речевая модель мира — это значимо и очень сложно. В данной области реакции чрезвычайно тонкие, это вам не эмоции, которые растекаются по большой зоне. Здесь, видимо, отдельными словами занимаются отдельные нервные клетки, и поймать эту активность очень сложно. Вот почему данных о речевых процессах мало и так ценны исследования, которые в конце прошлого века проводила Наталья Петровна Бехтерева во время нейрохирургических операций. В нейрохирургической клинике записывалась активность нейронов ассоциативно-теменной коры пациентов, и было показано, что есть просто речевые нейроны и есть нейроны речевого обобщения.
Речевая модель мира используется нами для мышления. Смысл мышления в том, чтобы прогнозировать итоги возможной деятельности. То есть мы загоняем в нашу речевую модель внешнего мира некие исходные данные — и она выдаёт нам результат прогноза. Причём эта модель «думает» независимо от нашего сознания. Самый эффективный способ её применения, как известно, такой: вечером перед сном чётко сформулировать стоящую перед вами проблему — и лечь спать. И пока вы спите, ассоциативно-теменная кора будем долго шуршать — может, вам эта проблема даже приснится, а утром в вашем почтовом ящике — письмо с ответом. Это называется «утро вечера мудренее».
Кроме такого прогноза речевая модель способна давать нам ещё кучу положительных эмоций почти даром. Например, берёшь и вспоминаешь что-то приятное (скажем, прошлый отпуск, если он удался) и бац — положительные эмоции. Более того, мы можем бродить по этой модели и находить внутри неё новые ассоциации и новые обобщения, а значит — опять-таки положительные эмоции.
Играя с этой речевой моделью, мы можем получать буквально на пустом месте новую информацию. Следовательно — и дофамин, и связанный с ним позитив. Удачно срифмованные слова, решение или сочинение математической задачи — всё это вызывает положительные эмоции, связанные с системой новизны. К ней же относится и юмор. Соль любой шутки — что-то новенькое, неожиданный виток сюжета, развязка. Писатели, которые создают целые миры, особенно фантасты, формируют альтернативные информационные модели и предлагают нашему мозгу в них поиграть. Некоторые из нас охотно на это соглашаются, ведь там куча новой информации! В них уровень новизны зашкаливает. Это может быть мир, который придумал Герберт или Азимов, или картина Кандинского из серии «Маленькие миры», или вселенная «Войны и мира».
Огромная часть человеческой культуры, особенно связанной с речью, замкнута на эту речевую систему, в свою очередь связанную с дофамином (напоминаю, он же даёт нам удовольствие и от движения, и от новизны). Это очень важная молекула, потому-то многие наркотики похожи на дофамин, что может восприниматься как тёмная сторона его силы. Если дофаминовая система повреждается, случается депрессия, а если она слишком активна — то шизофрения.
Научное творчество тоже связано с выделением дофамина. Когда Архимед бежал по улице и вопил: «Эврика!», у него в мозгах бурлил дофамин. В искусстве основная задача — удивить: по-новому что-то сделать, иначе нарисовать, использовать какой-то необычный материал, зарядить в ружьё краску и выстрелить или взять виноградных улиток, измазать их в краске и пустить ползать по холсту — всё это новизна. Пусть ненадолго, но мир удивится и обрадуется.
Когда-то Пабло Пикассо за этих Мадонн огрёб очень много неприятных отзывов. Но с тех пор прошло уже 80 лет, и мы говорим: гениальное произведение!
Всяческая игра со словами тоже активизирует систему новизны, начиная с детских вариантов с подбором рифмы (кит — кот и наоборот: получается смешно, потому что необычно) и кончая чем-то более серьёзным. Например, палиндромы, которые можно читать направо и налево: «нажал кабан на баклажан» или «Лёша на полке клопа нашёл» — это смешно. «А роза упала на лапу Азора» — это уже Афанасий Фет, «а луна канула» — Андрей Вознесенский. Уже не забава, а искусство. Именно игра со словами приводит к изобретению поэтами потрясающих метафор и путей выражения своих эмоций.
Меня в студенчестве потрясло «Облако в штанах» Маяковского и его сравнение:
«Тело твоё
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережёт свою единственную ногу».
Для такого сравнения нужно быть медбратом на Первой мировой войне. А потом мне попался его текст «Как делать стихи», в котором он об этом сравнении пишет, что несколько дней мучался, а потом оно ему приснилось, и он записал его на пачке папирос, а утром проснулся и два часа не мог понять, при чём там единственная нога.
Итог
Мы прошлись по четырём уровням нейродетерминант эстетики. Давайте ещё раз посмотрим на них.
1. Предмет делает для нас интересным и приятным его соответствие нашим биологическим потребностям.
2. Предмет нам нравится, так как вовлекает в работу наши сенсорные системы.
3. Важнейший компонент искусства — работа зеркальных нейронов, которая стала основой нашей культуры.
4. Задействование новизны, которая «включает» наше любопытство и является важнейшим источником положительных эмоций.
Эстетика, искусство — важнейшие источники нашего счастья, поэтому они и существуют, поэтому так для нас значимы и дороги. Поэтому мы превозносим людей, которые занимаются искусством и тренируют свои навыки и мысли так, чтобы создавать что-то новое. Однако эстетика связана не только с искусством: природа тоже даёт нам широкий спектр эстетических переживаний. Об этом можно было бы прочитать отдельную лекцию: как нас восхищает закат или звёзды на небе. Одну картинку я всё-таки покажу: туманность в семьсот световых лет, называется Улитка, или Глаз Бога. Это, безусловно, восхищает.
