Эту авантюрную, туристическую и немного сектантскую ту самую историю нам прислал наш читатель Анатолий Зубарев, а дать ей вторую жизнь помогли студенты Британской высшей школы дизайна. Нелёгкая занесла Анатолия в Лас-Вегас, он оттуда очень долго выбирался и в конце своего пути понял, что у него совсем нет проблем, а жизнь, в общем-то, удалась. Напоминаем, что мы ведём перепись ваших самых странных, страшных и лютых тех самых историй, так что скорее пишите нам.
— Вы никогда не задумывались, почему перелет из Америки в Европу занимает меньше времени, чем перелет из Европы в Америку? — осведомляется на французском севшая справа от меня милая дама лет пятидесяти. Мы оба на борту рейса Нью-Йорк — Париж.
Я только что удобно устроился в кресле у прохода и собирался задремать. Но, увы — польщенный тем, что меня приняли за француза, я выскреб из памяти оставшиеся со школы обрывки французских фраз и, удивляя самого себя, ответил:
— Я полагаю, мадам, это связано с направлением ветров.
— Ооо, я никогда не думала об этом, — говорит она и умолкает, но ненадолго. Подумав с полминуты, она раскрывает рот, и я с ужасом понимаю, что запасы французских слов у меня уже исчерпаны, а запасы тем для разговора у моей спутницы, похоже, нет.
Но, то ли угадав по моему лицу мой ужас, то ли неожиданно обнаружив такой же дефицит познаний в языке Рабле и Дюма, дама обратилась ко мне уже на английском:
— Это очень удобно, потому что я точно не опоздаю на пересадку.
— А куда вы летите?
— В Ниццу, там меня ждет моя община.
Есть такие слова, употребление которых в светской беседе должно настораживать любого нормального человека. Одно из них — слово «община».
— Община? — зачем-то переспрашиваю я.
— Да, община, — ее глаза загораются нехорошим таким огнем.
Мне бы помолчать, уйти в туалет, уснуть и видеть сны. Но вместо этого я зачем-то продолжаю:
— И что вы там делаете?
— Мы с моей общиной молимся за политиков!
— Политиков? — в моем светском тоне проскакивает нотка иронии.
— В чем ваша, сэр, проблема?! — вдруг спрашивает она.
И внезапно от этого вопроса мне становится дурно, и на бесконечную секунду я забываю, что уже в самолете, и мне кажется, что я снова стою у одной из бесчисленных стоек в аэропорту и мне уже никогда не сесть на этот борт и никогда не покинуть этот чертов Лас-Вегас. Но поначалу проблем у меня действительно, вроде бы, и не было.
Мне всего лишь нужно было выбраться из Лас-Вегаса, где только что закончилась скучнейшая IT-конференция. C вопросами IT меня сблизило на короткий срок только то, что поездку оплачивала приглашающая сторона, а я был единственным сотрудником нашего отдела, у которого была виза.
Проблемы начались уже в такси. Таксисты в Лас-Вегасе — люди непосредственные. Они берут с вас два доллара за посадку, еще два с половиной — за то, что вы расплачиваетесь картой, и при чеке в почти пятьдесят долларов говорят: «Мужик, да ты на чай мне оставил всего тридцать центов!».
Но непосредственность — это только пол-проблемы. Таксисты в Лас-Вегасе еще и весьма нерасторопны. Из-за этого я едва не опоздал на рейс. В результате мой чемодан, который всегда был ручной кладью, превратился в багаж — на входе в самолет у меня его отняла очень любезная сотрудница авиакомпании, занявшая весь проход:
— Куда вы летите? Конечный пункт маршрута.
— Москва, — предчувствуя недоброе, отвечаю я.
Она говорит: «Ноу проблем», приклеивает к чемодану бумажку и уносит его от меня прочь. В Нью-Йорке выяснилось, что самолет сел совсем не в тот терминал, откуда предстоит лететь в Москву. За полчаса нужно было успеть выгрузиться из самолета, добраться до нужного терминала и повторно пройти досмотр. Полезные указатели в заведении под гордой вывеской «Международный аэропорт имени Джона Фитцджеральда Кеннеди» висят чуть реже, чем на московских дорогах, то есть количество их имеет значение отрицательное. Отсюда — броуновское движение пассажиров, один из мятущихся потоков которых проносит меня мимо багажной ленты. Там одиноко и грустно катается мой чемодан. Вот вам и «ноу проблем».
В нужном терминале я попал в длинную очередь на досмотр и понял, что не успею. Я попросил офицера пропустить меня вне очереди, а он, посмотрев в мой билет, расплылся в любезной улыбке: «Не беспокойтесь, сэр, вы успеете! Ноу проблем!». И я успел — посмотреть, как закрывается дверь самолета, которую, конечно же, ни при каких обстоятельствах открыть снова нельзя.
И опять череда «Ноу проблем!» и «В чем ваша проблема, сэр?» — я и еще двое таких же журналистов с той же самой конференции в Лас-Вегасе подходим к работникам авиакомпании, нас обещают посадить на другой рейс, мои попутчики получают посадочные, а я — некую бумажку, в которой в том месте, где обычно указан номер места, значатся загадочные слова «seat request».
— Что это вы мне дали? Должно быть, какая-то ошибка, — обращаюсь я к любезному молодому человеку.
— Ооо, сэр, не волнуйтесь, это значит, что вас посадят в самолет, если будет свободное место. Вам нужно обратиться на стойку регистрации «Дельты».
— А свободное место будет? — не ожидая уже решительно ничего хорошего, спрашиваю я.
— Конечно, ноу проблем!
Ну ноу проблем, так ноу проблем. На стойке «Дельты» мне любезно сообщают, что «ноу проблем», но в системе меня почему-то нет и нужно обратиться на стойку «Аэрофлота». «Аэрофлот», конечно, меня уже ждет — я далеко не первый пассажир, которого почему-то не оказалось в базе данных «Дельты». Запасы любезности у нашего человека, как известно, куда меньше, чем у человека не нашего (так их и отличают), поэтому сидевшая за стойкой пергидрольная блондинка лет сорока с классическим начесом на трехлитровую банку разве что матом меня не обложила. Из ее бессвязного визга мне удалось понять только, что помочь она мне не в силах, и что вообще ходят тут всякие, а ей чай пить пора, а то водка стынет.
Ноу проблем, стойка «Дельты», очередь, «В чем, ваша проблема, сэр?», повторяю свою историю в третий раз, «Ноу проблем», идите в представительство «Дельты», очередь, и снова:
— В чем, ваша проблема, сэр?
— Опоздал на рейс, долгий досмотр, дали какой-то seat request, нет в базе авиакомпании, «Аэрофлот» не помог.
— Ноу проблем, — восклицает бодрый седовласый мужчина. — Я протолкну вас через Париж (так и говорит: «I’ll push you through Paris»).
— Хоть через Нижнюю Вишеру, только бы поскорее.
— Ноу проблем. Сейчас все будет.
Однако ни «сейчас», ни через десять минут меня никуда так и не протолкнули, а мужчина отворачивается и кричит куда-то в сторону: «Сьюзи, мне пора домой, займись этим парнем» и, прежде чем я успел его остановить, испаряется, будто и не было его. Сьюзи, мило улыбаясь, очень любезно спрашивает:
— В чем, ваша проблема, сэр?
— Опоздал, проверка, request, нет в базе, «Аэрофлот», Париж.
— Оооуу, ноу проблем.
И вот я, наконец, в самолете. Справа дама-сектантка, желающая узнать, есть ли у меня проблемы.
— Вы знаете… — но знать она, разумеется, ничего не хочет.
— Вот у политиков, — не слушая меня, продолжает она, — есть проблемы! Они отвечают за всех людей на Земле, и им очень тяжело! Это святые люди, взявшие на себя всю тяжесть нашего беспутного существования, а у вас, сэр, нет проблем!
Так, стерва, и говорит «ноу проблем»!
Ее визитка до сих пор лежит на моем рабочем столе, и каждый раз, когда я смотрю на этот листочек бумаги, я вспоминаю женщину из самолета, которая вместе со своей общиной на юге Франции молится за политиков. Я вспоминаю ее и думаю, что у меня, пожалуй, и вправду ноу проблем.
