Как удобнее всего перевезти ящик патронов и почему в Сирии до сих пор воюют старые советские танки. Читатель самиздата и герой подкаста «Тёмная материя» на истории своей семьи объясняет законы, по которым живёт рынок продажи оружия. Нападения боевиков, путешествия по африканским и азиатским странам и сон в обнимку с винтовкой — в новой Той самой истории.
Когда раздался взрыв, мы с отцом находились в безопасном месте — кузове бронированного грузовика, вдали от эпицентра. Наш караван с оружием и патронами ехал по пустынному Афганистану в сопровождении армии США уже четвёртый час, когда под головной машиной вдруг сработало самодельное взрывное устройство. Все вокруг переполошились, а я вглядывался в окно, пытаясь понять, что происходит.
Из машин сопровождения тут же высыпали солдаты в американской форме. Один подбежал к нашему грузовику и доложил, что подмога уже в пути, впереди деревня, где могут прятаться боевики, но переживать не о чём.
Послышались первые выстрелы. Отряд бойцов сопровождения, не жалея патронов, обстреливал боевиков, укрывшихся в строениях неподалёку. Вскоре раздался и характерный звук самолёта, в несколько заходов зачищающего деревню. Так в 2003 году мы с отцом стали свидетелями вторжения в Афганистан.
Меня зовут Илья, мой отец — торговец оружием. Афганистан стал одной из первых стран, куда он взял меня с собой. Мне было четыре, но звуки того самолёта я помню до сих пор. «Бррр-т» — именно так, с «т» на конце, американцы «транскрибируют» пушку самолёта Thunderbolt. Она стреляет сверхзвуковым патроном: сначала слышно, как снаряды взрываются о землю, и только потом — выстрелы в воздухе.
За десять лет путешествий по разным странам вместе с папой я слышал стрельбу из тысячи разных стволов, но этот идеальный звук ни с чем не перепутать. Честно говоря, я и сегодня иногда включаю его на ютубе, чтобы послушать перед сном. Но это всё, что сегодня связывает меня с моим прошлым. Около года назад я отказался от наследства и заявил, что не хочу связывать свою жизнь с поставками автоматов, амуниции и патронов. Так на мне прервалась наша маленькая оружейная династия.
Советское прошлое и побег в Африку
В 30-е годы мой прадед, араб, католик, инженер с образованием на Западе, оставил работу в Румынии и по приглашению от властей приехал в молодое советское государство. В те годы в Азербайджане нужны были иностранные специалисты, чтобы готовить своих инженеров и развивать нефтяную промышленность. Он жил в Баку, работал инженером и преподавал в местном университете. В СССР у него родился сын, который через 40 лет и начнёт семейное дело.
Жизнь в советском Азербайджане не была пределом мечтаний, семья не могла контактировать с родственниками за границей и уже собиралась уехать, но не успела. В Европе началась Вторая мировая война, а затем, на фоне уже холодной войны, их отказывались выпускать из страны под разными предлогами.
После войны в СССР учились коммунисты со всего мира: соцлагеря, Южной Америки и африканских стран. Многие из них потом возвращались к себе на родину и становились там революционерами и лидерами сопротивления. С одним из таких познакомился и сдружился мой дед. Они вместе учились нефтепромышленности в университете в Баку. К тому моменту прадед уже умер, а дедушка успел жениться на чиновнице из Нахичевани, и у них самих появились первые дети. Когда университетский товарищ вдруг предложил дедушке выбраться вместе с ним в Африку, тот почти не раздумывал.
Видимо, вопрос решался с помощью связей, но через несколько месяцев семья без проблем переехала сначала в одну из стран Западной Африки.
К своей миссии главы семейства дед подошёл ответственно. Три жены за всю жизнь родили от него 15 детей. Всех их нужно было кормить, и он вступил во французский Иностранный легион — первый иностранный полк в городе Обане. Вскоре большая семья переехала на юг Франции и поселилась в большом доме для семей легионеров, недалеко от Марселя.
Конкурс на новую винтовку
Служба в Иностранном легионе помогает получить французское гражданство. Контракт заключался на несколько лет, а за любую царапину или ранение легионеров списывали, обеспечивая пенсией и жильём. Вслед за дедом контракт подписали и его сыновья, а сам он учился в военной академии на артиллериста и прослужил в Легионе до середины 80-х — без малого 20 лет. За эти годы семья расползлась по миру, кто-то связал свою жизнь с католической церковью, некоторые продолжили двигаться по военной службе, женщины учились на врачей.
Легион дед покинул в статусе офицера, за годы службы он оброс связями, и в какой-то момент его пригласили в частную военную компанию — тренировать солдат из разных местных ополчений. Несколько лет он работал в роли инструктора, выезжал в разные африканские страны и учил стрелять вчерашних фермеров. А в 89-м по знакомству перешёл в крупную европейскую компанию, которая занималась продажей оружия. Туда же вслед за ним, покинув Легион, устроился и мой отец.
Они работали в паре, вместе ездили по европейским странам и предлагали образцы на конкурсах. В странах НАТО действует особый стандарт для всего, что связано с вооружёнными силами, — STANAG. Помимо всего прочего, он определяет, какие патроны использовать, как эксплуатировать оружие и что брать на вооружение. Если одному из государств нужно обновить арсенал для вооружённых сил, оно объявляет конкурс, в котором участвуют несколько американских и европейских компаний. Представители таких организаций, вроде моего деда и отца, привозят винтовки на тестирование и демонстрируют возможности образцов. Победившая винтовка потом поступает на вооружение.
Важно отметить, оружие — это легальный бизнес со своими понятными правилами. В отличие от наркотиков, оно продаётся по официальным каналам, с соблюдением законов каждой страны. В некоторых странах для торговли нужна особая лицензия, но частные организации, сотрудничающие с государством и не торгующие с нелегальными и террористическими группировками, получают её без особых проблем.
Несколько лет отец с дедом работали по контракту, а в 89-м году ушли из корпорации, чтобы организовать свой малый бизнес. Идея была проста: производители регулярно выпускают серии нового вооружения, но в основном реализуют его через крупные заказы. При этом образцы серийного производства копятся и ржавеют на складах, потому что любая компания производит намного больше, чем реализует и потребляет. Когда такое происходит, и появляются частные маленькие перекупщики. Они приобретают эти партии и реализуют на стороне, например с теми, с кем большие немецкие, французские или любые другие компании старались не иметь дела по политическим причинам.
Крупные организации напрямую взаимодействуют с правительствами стран и руководством НАТО, поэтому и стараются реализовывать продукцию через третьих лиц. Если продали «частному ООО», то по документам всё чисто. И неважно, что это оружие потом может оказаться у полиции Гвинеи, которая случайно применит его против митингующих.
Часто такая схема работала с формально признанными государственными образованиями, которые всё ещё находились под сомнением. Во время гражданских войн страна тут же раскалывается на сотню разных партий. Одну из них, какой-нибудь «народный фронт» (они почему-то всегда так называются), признают на официальном межгосударственном уровне. При этом торговать с ними на уровне государств по-прежнему опасно, а рынок терять не хочется. Тогда оружейные компании и государства решают договориться через посредника.
Компания нашей семьи стала служить таким буфером, получила лицензию и начала работать с легальными и недавно признанными правительствами разных стран по всему миру.
Развал СССР и разворованные американские бункеры
Время было выбрано удачно. Всего через пару лет после создания компании развалился Советский Союз. Вчерашние республики Литва, Латвия и Эстония вступили в НАТО и начали отказываться от старого вооружения в пользу нового. Им понадобилось огромное количество денег. Чтобы купить новое немецкое оружие, прибалты брали кредит у самой Германии.
Многие постсоветские страны внезапно стали хорошим рынками. Приграничные республики обнаружили у себя бесконечные склады с автоматами Калашникова и начали торговать лишним оружием. В 1991 году на вооружении Украины было больше танков, чем в объединённой Германии. На помощь таким государствам пришли компании вроде нашей, и эти советские танки сейчас всё ещё воюют где-то в Сирии, Ираке и Ливии.
Затем была война в Югославии, обострение военного конфликта между Индией и Пакистаном в Кашмире. В мире появлялось всё больше независимых государств, которым нужно было вооружение. Такие подработки были по всему свету.
Конечно, параллельно с этой деятельностью всегда существовал и чёрный рынок. В странах с сильной государственностью, таких как Россия, оружие всегда остаётся в руках государства. Ни в Америке, ни в России, ни в Европе не бывает так, что оружие вдруг пропадает из части — и никто не знает куда. А вот в странах, разделённых войной, вроде Ирака, оружие часто может исчезнуть под видом захвата со стороны противника, например запрещённого в России «Исламского государства». Правда, потом оно не раз появлялось где-нибудь у повстанцев в Колумбии. После перепродажи. Так работают нелегальные торговцы, за которыми охотятся спецслужбы.
Есть знаменитая байка: когда американцы вторглись в Ирак, они привезли с собой огромное количество винтовок М-16. Доставить достаточно сложно: нужно где-то в Америке разобрать, разложить по коробкам и загрузить в самолёт тысячи единиц оружия, а потом, уже на земле, собрать его заново, правильно за ним ухаживать и надёжно охранять. Всё это хлопотно, требует времени и ресурсов, поэтому, когда операция закончилась, американская армия не стала забирать поставленное оружие, а просто оставила его в бункерах под защитой местных властей.
Официально это оружие уже много лет гниёт в этих забытых бункерах, но винтовки находили в разных регионах мира. Нелегальные торговцы просто обращаются к властям Ирака: «У вас есть бесполезные винтовки, которые прожигают ваши деньги, отдайте их нам, мы хорошо заплатим».
Когда в какой-нибудь стране вдруг происходит восстание, такие торговцы быстро выходят на лидера и предлагают наладить поставки. Они же снабжают различные террористические организации. Взять, например, государство Азавад. Много лет назад берберы, которые проживают в пустынных районах африканской страны Мали, объявили о своей независимости и основали своё государство Азавад.
Арабская пустыня — это регион незарегистрированного трафика. Как и тысячу лет назад, здесь всегда ходят с нелегальным товаром из Северной в Южную Африку. Когда в одном из регионов война кончается, оружие оперативно перебрасывают в другой регион, где вспыхнула новая революция.
Например, в Либерии после гражданской войны оружия много, но оно уже не нужно, а вот в Ливии недобор. Мали как раз находится между этими странами. Торговцы быстро вышли на берберов и предложили обмен. Потому что оружие никогда не списывается. Это товар, который хранится десятки лет и не теряет своих качеств. А ещё у оружия просто безграничный потенциал для новой реализации. Его не выкидывают, не разбирают, не сжигают, только продают ненужное. Если найти на армейском складе старую советскую винтовку Симонова (СКС), которую сняли с производства в конце 60-х, можно срезать штык-нож, добавить оптический прицел, убрать ненужные детали — и вот вам спортивная или охотничья винтовка, такими воюют боевики в Сирии.
Снимая с вооружения, оружие консервируют, прячут на складах и забывают о нём навсегда. Кажется, не так давно, году в 2018-м, в Подмосковье нашли советский склад винтовок Мосина. Этой винтовке уже скоро исполнится сто лет. А она по-прежнему в хорошем состоянии. Склад годами стоял без дела, и никого не беспокоило, что там внутри. В итоге винтовки вывели из боевого состояния и раздали по музеям и военно-патриотическим клубам.
Стартер-пак настоящего солдата
Россия как один из крупнейших производителей оружия всегда была частым местом отцовских командировок. В середине 90-х он даже обустроил себе небольшой офис в Москве, а в свободное время решил получить там ещё одно образование: не так дорого и вдали от любопытных глаз. Выбор пал на небольшой институт в Подмосковье. Там же училась и моя мама. Они познакомились, и папа на несколько лет осел в России. А в 1999 году родился я, а ещё через два года — мой младший брат.
Мама с папой остановились на двух детях, а когда мне было три, родители серьёзно поссорились и разошлись. Брат остался с матерью, а я уже был достаточно независимым, поэтому папа забрал меня с собой. Мы уехали на военную базу компании в лесах во Франции. Там находились склады и куча охраны. На складах хранилось не только оружие, но также патроны, военная форма и какие-то методички. По каталогам продавалось всё, чтобы сделать из ополченцев нормальных солдат.
Совсем скоро нас ждало путешествие в Ирак, затем поездки по Африке и другие командировки. Следующие десять лет своей жизни я кочевал по миру и засыпал в обнимку с винтовкой.
Оружие мы приобретали не только у оружейных компаний, но и напрямую у государств, например у Украины. В таком случае государство в лице армии подписывает договор и вывозит оружие со склада, чтобы погрузить его на корабль скупщика. Возможно, что позднее товар будет перепродан тому, с кем официально Украина не хотела бы иметь дела, чтобы не попасть под экономические санкции. Так страны обходят эмбарго — ограничительные меры, которые принимаются на международном уровне, чтобы ограничить мировой оборот и предотвратить ситуации, когда оружие окажется в руках радикальных боевиков.
В основном все товары для заключения сделок перевозились по морю — дёшево и безопасно. Как только корабль выходит из территориальных вод и попадает в международные, официально к нему не может быть никаких претензий. Никаких проверок и досмотров до тех пор, пока не войдёшь в порт.
Ещё один доступный способ — самолёт, но это нерентабельно. Цена транспортировки растёт в разы, а на борт помещается намного меньше. К тому же, если говорить о нелегальной торговле, повстанцы и боевики редко могут похвастать, что контролируют приличный аэропорт.
В месте назначения нагруженные судна обычно уже ждал конвой от заказчика. Принимающая сторона всегда старается обеспечить безопасность, потому что несёт ответственность на своей территории. Под охраной товар доставляют покупателю, на месте винтовки, автоматы, пулемёты и пистолеты проходят испытания. Приглашаются местные командиры и эксперты, вроде моего отца, объясняют генералам и начальникам части, на что способен и как используется новый образец, какие у него есть сильные стороны, можно ли его мочить в воде и купать в песке. Каждый раз делегация долго отвечает на вопросы по эксплуатации. Вся процедура, на самом деле, не сильно отличается от покупки холодильника. С одной лишь оговоркой: вся команда всегда вооружена. Даже я уже в пять лет ходил с пистолетом, хоть он и не был заряжён.
Мы специализировались на стрелковом вооружении, но я знаю, что танки и бронемашины поставляют таким же образом. Современная техника, вроде американских «абрамсов» или самолётов, поставляется вместе с инструкторами, которые долго учат, как ею управлять, но такой торговлей занимаются на уровне государств, к помощи частных компаний здесь прибегают реже. Часто встаёт вопрос о высоких технологиях, утечку которых в третьи руки стараются не допускать.
Обычный Илья из Подмосковья
Всё остальное время я пытался жить жизнью обычного ребёнка. Сперва со мной работали приглашённые учителя и репетиторы. Меня учили на русском, французском, английском, а потом отдали в школу в Риме, где учились дети русских дипломатов.
Как нормальная разведённая семья, мои родители часто обменивались детьми на каникулах. Брат приезжал к нам в Италию и Францию, но никогда не участвовал в наших рабочих путешествиях. Несколько недель мы проводили в Европе, а потом летели домой к маме, в Подмосковье.
Десять лет отец готовил меня к себе в помощники, учил меня стрелять, рассказывал о том, как устроен рынок, брал с собой в командировки и объяснял основы бизнеса. Но я становился старше, и мне всё сложнее стало покидать школу на несколько месяцев ради очередного путешествия. Пока я был ребёнком, прогулять половину семестра в школе было не страшно, но потом это влекло всё больше последствий, мне было труднее нагнать программу, и я стал подходить к учёбе ответственнее.
К 2011 году я посетил 90 стран из 192 государств мира. Тогда же была моя последняя крупная командировка вместе с отцом. Мы поехали в Ливию, в которой начиналась гражданская война, совсем недавно свергли Каддафи и провозгласили очередной народный фронт. Продать тогда толком ничего не получилось: заказчики протестировали оружие, но оно им не подошло. Пришлось везти обратно.
После шестого класса отец решил отправить меня в Россию, ближе к семье, чтобы я мог нормально закончить школу.
Я стал обычным российским школьником, прогуливал школу и пытался понять, чем хочу заниматься в жизни. Долгие годы у меня не было возможности подумать об этом, хотя я никогда по-настоящему не хотел следовать тому пути, который выбрал мой отец. Мне нравилось оружие, я продолжал иногда стрелять в тире, но быстро понял, что не являюсь его поклонником. Мне не хотелось продолжать отцовское дело: это не то, чего я хочу.
Окончив школу, я, вопреки желанию отца, не бросил всё и не отправился к нему во Францию. Я пытался сам учиться и работать — и в какой-то момент остался без поддержки и денег с его стороны. Пару лет назад у нас произошёл серьёзный разговор. Мы три часа спорили на повышенных тонах, и я объявил ему, что если он хочет сохранить то, что построил, то ему нужно найти более подходящего преемника, которому он сможет передать базу, имущество и недвижимость, а главное, вверить семейную компанию.
С тех пор мы не общаемся, сам я успел сменить несколько работ и даже открыть и закрыть свой собственный бизнес. Папа вышел на пенсию, продал часть акций компании, почти полностью отошёл от дел, передав управление партнёрам, и сейчас решает проблемы со здоровьем. О новостях в его жизни я узнаю от родственников, но я не чувствую сильной ссоры. Думаю, мы оба надеемся, что это решится как-нибудь само, и не готовы предпринимать активные действия и идти друг другу навстречу.
Насколько мне известно, последние несколько лет не пошли на пользу семейному делу: войн стало поменьше, особенно в Европе. Во времена наших командировок мы много путешествовали по Европе, Ближнему Востоку и Средней Азии, потом забирались всё дальше, а сейчас, как я понимаю, с активными военными действиями везде стало плохо.
При этом появилось множество террористов, которые расстреливают население, а Исламское государство подмяло под себя другие, менее радикальные группировки. Всё это не могло не сказаться на заработке.
Пропали заказы, на которых можно было бы делать огромные деньги. Одним из последних крупных контрактов была поставка в Южный Судан, когда он добился от мирового сообщества признания своей независимости. Тогда на сделке удалось заработать миллионы долларов, дальше с большими деньгами стало тяжелей. Конечно, компания всё равно продолжает делать деньги, помогая обновить арсенал местной полиции в какой-нибудь Мавритании. Да и на оружие всегда останется спрос. Так что на военной базе где-то в лесах на юге Франции всегда будут храниться и винтовки, и патроны.
