Три билборда в Новых Черёмушках

Эта история могла бы стать альтернативным сценарием фильма «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», но случилась на самом деле на окраине Москвы. Ровно 13 лет назад с интервалом в 20 минут две подруги выпали из окна восемнадцатиэтажки в Новых Черёмушках. Следствие тут же объявило, что речь идёт о самоубийстве, хотя в истории обнаружилась масса нестыковок и странных зацепок, которые могли бы вывести его совсем в другую сторону. Мать одной из погибших все эти годы пытается добиться возбуждения уголовного дела по статье «Убийство». За это время о гибели двух школьниц успели написать десятки таблоидов, снять шоу с участием экстрасенсов и несколько раз забыть. Корреспондент самиздата изучил материалы дела и встретился с матерью, которая 13 лет прожила с убеждением, что её дочь убили, в процессе потеряла мужа и написала десятки жалоб, чтобы рассказать её историю.

Восемнадцатиэтажный дом номер одиннадцать на улице Намёткина — типичная московская многоэтажка, в десяти минутах — метро «Новые Черёмушки». Рядом с подъездами играют дети: на асфальте то тут, то там разноцветные рисунки. В ночь на 23 августа 2005 года из этого дома, предположительно, с шестнадцатого этажа первого подъезда, с разницей в 20 минут, выпали две московских школьницы — 16-летние Ульяна Князева и Катя Золкина. Районная прокуратура быстро возбудила дело по статье «Доведение до самоубийства». «Скажите спасибо, что вообще возбудили», — заявят потом родителям Ульяны. Другие версии, кроме «грандиозного суицида», рассматривать не стали. Родители девочек были уверены: их детей убили. Тем более, что за год до смерти Ульяны и Кати из того же дома выпал 17-летний Александр Кузнецов. Его гибель также сочли самоубийством. Михаил и Елена Князевы больше десяти лет пытались разобраться, что случилось 23 августа. Год назад Михаила не стало. Вместе с ним «умерла» группа «ВКонтакте», посвящённая Ульяне. Елена продолжает в одиночку бороться за право узнать правду о смерти дочери.

— Первым начал психовать Мишка, — продолжает она. — У него из рук всё падало. Потом позвонила Нина Золкина: «Почему девчонки домой не пришли?» Она сказала, что Катькин телефон не отвечает. А Улька ключи не взяла (она никогда их не берёт, если уходит ненадолго). И телефон тоже дома оставила. Мы бросились их искать. Спрашивали всех, не видели ли их — девочки были заметные: Катя — рыжая и высокая, Уля — маленькая и русая. Бегали от дома Кати до нашего, по одной и той же траектории: от Профсоюзной улицы до метро «Новые Черёмушки». И на грёбаную эту Намёткина даже не заглянули: разворачивались рядом с ней — и бежали обратно, проверяли квартиры — вдруг девчонки дома?.. Улька, когда уходила, тапочки сбросила и побежала. Помню, раз за разом открывала дверь, а тапочки лежали так, как она их оставила. И я снова бросалась на поиски. Это самое страшное воспоминание о той ночи.

В первом часу Андрей Золкин обратился в полицию. Вместе с полицейскими он осматривал район в поисках Ули и Кати. Около двух часов ночи, почти через четыре часа после того, как девочки вышли от Князевых, одна из жительниц четвёртого этажа дома 11 на улице Намёткина позвонила в скорую помощь: Юлия Смирнова видела, что кто-то выпал из окна. Приехали врачи. Они нашли Ульяну: она уже была мертва. Когда её стали осматривать, на козырёк подъезда рухнула Катя. Консьержка Нина Львовская потом вспомнила, что вскоре после падения девочек из подъезда выбежала группа молодых людей. Увидев подъехавшую полицию, один из них неожиданно развернулся и забежал обратно. Найти его не удалось: парень «растворился» в подъезде. Скорее всего, он скрылся в одной из квартир. Но в какой — неизвестно. Квартирный обход следствие решило не совершать.

—  К утру Золкин позвонил Мишке, Мишка быстро собрался, убежал, — рассказывает Елена. — Помню, со мной связалась Нина и спросила: «Как ты думаешь, девчонки наши живы?» А у меня была только одна мысль: я хотела, чтобы мы смогли их похоронить, чтобы они не лежали в какой-нибудь сточной канаве… Вернулся Мишка. И сказал: «Нет наших девочек».

Смерть Ули и Кати обсуждала вся школа №3. Её выпускники рассказали мне, что некоторые учителя запрещали поднимать эту тему. Но запрет только разжёг интерес: ребята пытались выяснить, кто причастен к гибели Ульяны и Кати. Кто-то ходил к дому на улице Намёткина, кто-то думал, что искать нужно в другом месте: ходили слухи, что девочек убили мигранты. Потом появилась версия, что их заманили в секту. В одном не было сомнений: это не самоубийство.

Катю похоронили в Щербинке. Кладбище, где похоронена Уля, находится в Абрамцево. До него от от дома Князевых — 15 минут по заросшему ядовитым борщевиком полю. Надгробие Ульяны белеет среди чёрных однотипных крестов. На могиле — цветы и игрушки: ангелы, медвежата и сердечки. Их приносят местные ребята. Ощущение, что здесь похоронена маленькая девочка, а не 16-летний подросток. Я всматриваюсь в каменное надгробие над головой Ульяны: на нём написано на английском: «Jual and Kate, you’re are greatest girls in the world». Jual и Kate — сценические псевдонимы Ульяны и Кати: у девочек была своя панк-рок группа.

— А в протоколе осмотра было написано: доступ на крышу закрыт, паутина не тронута на решётках, дверь закрыта на висячий замок. Так как Ульяна оказалась под окнами? Значит, девочки всё-таки заходили в одну из квартир? Я спросила об этом у Боева, а он мне ответил: «Она могла зайти в соседний подъезд и оттуда подняться на крышу». А я ему отвечаю: «Да она вообще могла, как Карлсон, туда залететь». Она же не кошка, в конце концов, и не могла протиснуться сквозь узкую решётку, — невесело улыбается Елена. И потом, если Ульяна и правда решила покончить с собой, почему она сначала пошла в подъезд на Намёткина, который не открывался без кода домофона, а потом решила сброситься именно с крыши? Почему не спрыгнула из окна подъезда?

Парные самоубийства обычно совершаются одномоментно: психологически так проще решиться свести счёты с жизнью. В мае 2018 года парень с девушкой связали руки и выпрыгнули из окна многоэтажки на Истринской улице. Сводные сёстры, погибшие в Ижевске в феврале, тоже покончили с собой вместе. В обоих случаях самоубийцы оставляли прощальные записки.

Катя и Ульяна выпали из разных окон, разница между падениями — 20 минут. Они не оставили прощальных записок, не выглядели удручёнными или потерянными перед смертью. Более того: девочки очень хотели уехать за границу, в последние недели стали мечтать о переезде в Канаду.

— У девочек была своя панк-рок-группа, они хотели раскрутки. Уля вскользь мне говорила: «Есть один взрослый человек, он нам поможет». Я ей отвечала: «Просто так незнакомый человек помогать не будет. У него есть какой-то интерес к вам. Либо деньги нужны, либо ему вы понравились. Он же не бегает, не ищет таланты». Девочки прислушивались к моим словам. Но всё равно надеялись что-то решить. Они копили деньги. Накопления лежали у нас: около двадцати тысяч. После случившегося денег мы не нашли. Я думаю, что они дали деньги кому-то — либо диск записать, либо купить билеты. Возможно, обещание, данное им, выполнено не было. И они пошли на улицу Намёткина решать этот вопрос, может быть, требовать возврата денег, — предполагает Елена.

Она считает, что её дочь могла войти в одну из квартир одна. Это подтверждают детали: белые носки Ульяны выглядели так, как будто она ходила по полу не самой чистой квартиры. Очевидно, Катя осталась ждать подругу в подъезде. Её рюкзак и куртку Ульяны обнаружили между 16-м и 17-м этажами, на лестнице. В то время, пока Катя сидела на лестнице, Ульяна, вероятно, поссорилась с обитателями квартиры.

— Улька воин. Она бесстрашная, могла сказать что-нибудь, что им не понравилось. Мол, вы попадётесь, у меня родственник участковый (муж её старшей сестры, Сашка). В итоге разгорелся конфликт, ей дали чем-то тяжеленным по голове (ведь у Ульяны был вдавлен череп, а упала она лицом вниз), — рассуждает Елена. — А потом оттащили к балкону (на коленках, одежде были следы волочения), раскачали за руки и за ноги — и выкинули. Я детально обсуждала это с экспертом, Самищенко, и, судя по всему, Ульяна была или мертва, или в глубоком бессознании, когда падала. Об этом говорит ещё и косвенная бытовая вещь: обувь у неё в разных сторонах валялась. У мёртвого человека почему-то слетает обувь. Когда они расправились с Ульяной, стали думать, что делать с Катей. А потом решили избавиться и от неё — как от ненужного свидетеля.

За год до смерти настроение Ульяны изменилось. Однажды она сказала матери, что мечты о группе — ерунда. В другой раз призналась, что ей угрожали. Когда Елена начала расспрашивать, Ульяна отмахнулась: «Ой, забей, по телефону всякую дурь пишут». Угрозы, очевидно, поступали и Кате. «Нина Золкина спросила у меня однажды: „Лен, у тебя не было впечатления, что твоя девочка приходит домой и чего-то боится? У меня Катя несколько раз прибегала, такое впечатление, что её кто-то напугал“», — говорит Елена. Кто угрожал девочкам — неизвестно. Но, возможно, тот же человек (или люди) угрожали жителям первого подъезда дома 11: по данным «Комсомольской правды», Юлии Смирновой, девушке, позвонившей в скорую, вскоре после случившегося позвонил в дверь некий мужчина. Он предупредил её: не сто́ит рассказывать ничего «лишнего».

Но потом заболела и умерла мать Елены, а следом за ней — её муж. Делом дочери Елена вновь смогла заняться только через год после смерти Михаила. Её мучал вопрос: почему следствие так упорно настаивало на самоубийстве? Потом Елена нашла ответ.

— Там, в 11-м доме, когда-то жили сплошь прокурорские семьи: он находится как раз напротив прокуратуры. Я думаю, что тогда, 23 августа, следствие испугалось, что к смерти девочек могут быть причастны их собственные дети — ведь в самом начале вообще ничего не было понятно. И сразу, на всякий случай, решили объявить гибель Ульяны и Кати самоубийством. А потом не стали ничего распутывать. Вдруг действительно кто-то знакомый или близкий замешан? — говорит она.

Смерть Ульяны и Кати может быть связана не только с деньгами. В 2005 году продолжалась уличная война между панками и антифашистами с одной стороны и неонацистами с другой. Большинство ультраправых увлекались футболом. Александр Кузнецов, мальчик, выпавший из окна того же дома на улице Намёткина, был, по данным Елены Князевой, футбольным фанатом. И в день своей смерти пошёл встречаться с друзьями по интересам.

Сами девочки были серьёзно увлечены панк-роком, ездили на Проспект мира покупать журналы со своими кумирами, переписывались со сверстниками из разных стран (Ульяне писали из Польши) и производили впечатление открытых к новым впечатлениям и культурам людей. Одна из одноклассниц сказала, что они были похожи на неформалов: одевались в чёрное, ярко красились.

Подъезд, в котором погибли Ульяна и Катя, считался «музыкальным»: подростки оттуда тоже увлекались роком, ходили в ту же репетиционную базу, что и девочки. Подруг несколько раз видели в доме 11 на улице Намёткина. Значит, у них там жили знакомые. Возможно, они нашли компанию, в которой разделяли их интересы. А 23 августа пришли на короткую встречу, в ходе которой что-то пошло не так.
Московские панки Ульяну и Катю не знают и не помнят их по впискам в Новых Черёмушках. Но они предположили, что девочки могли оказаться не в то время и не в том месте: стать жертвами скандала на слишком далеко зашедшей тусовке. В крови самих девочек алкоголя и наркотиков не обнаружили. Но кто сказал, что пьяными не могли быть остальные участники вписки.

История Ульяны и Кати больше напоминает альтернативный сценарий «Трёх билбордов на границе Эббинга, штат Миссури», чем реальность. Об этом деле писали в «Известиях», «Московском комсомольце» и «Комсомольской правде», сняли один из первых выпусков «Битвы экстрасенсов», обсуждали на музыкальных форумах, а родителей приглашали в «Пусть говорят». Ульяновская панк-рок группа Sad Jolly посвятила им песню «Далеко». Группа «ВКонтакте», посвящённая Ульяне, больше не функционирует, но зато до сих пор существует сообщество памяти девочек, созданное соседкой Ули. Подозреваемых так и не нашли.