Первого апреля 2019 года стоимость помывки в общественной бане на 17-й линии Васильевского острова в Санкт-Петербурге резко скакнула с двадцати пяти рублей в льготный день до шестидесяти. Для постоянных посетителей это стало ещё одним симптомом затянувшегося упадка колоссальной санитарно-гигиенической империи, построенной в СССР для жителей коммуналок. Когда-то в общественных банях ежедневно мылись и парились тысячи человек, а сегодня в них ходят почти исключительно адепты особой городской банной культуры, непохожей на современные сауны и дорогостоящие парилки. По просьбе самиздата многолетний член этого исчезающего сообщества Анастасия Семенович исследует осколки подлинной культуры советского стимпанка, где этика стихийного феминизма женской парной смешалась со следами деревенской магии.
«Девочки, париться!» Мы выуживаем из тазов распаренные веники — берёзовые, дубовые. Размашисто стряхиваем воду с листвы. Надеваем разномастные шапки, берём сидушки, заходим в просторную старую парную. В углу — массивная печь, местами ободранная до кирпича, а в печи за тяжёлыми ставнями — горячие камни. Поддаём. Надо долго, широко махать тяжёлой жердью с чугунной чашкой, по чуть-чуть закидывая горячую воду в дальний угол, где лучше шипит. Разговор смолкает, через несколько минут просим пощады: «Раз, два, три — и всё, а то жжётся уже!» Дышим. Ждём, пока пар опустится. Женщины улыбаются. Тут никто не втягивает живот, не сидит ножка на ножку, как в саунах аквапарков и фитнес-клубов, — наоборот, блаженно развалившись, скребут бёдра, пятки, подмышки. Мы не похожи на пасторальных купальщиц. Этажом выше эту же печь ублажают в мужском отделении. «Мужики как громко разговаривают. Про политику, наверное!» Справа чей-то эвкалиптовый веник пахнет то ли отпуском на Сицилии, то ли ингалятором. Я повожу носом и улыбаюсь ещё шире. Хозяйка веника одалживает его мне на пару минут — подышать. Эти ветки она специально привезла из отпуска, чтобы потом ходить с ними в баню. «Знаете, я этим веником даже не парюсь, для запаха беру». — «Да это у вас прямо букет!» Паримся. Дубовые листья налипают на чистую красно-розовую кожу, пыточный звук хлестания ветками прерывается междометиями счастья: ах, ох, ой, ух. Из парной бегу под холодный душ и в ледяной бассейн. И ещё раз. И ещё.
Спа за десять рублей
Десять лет я хожу в «свою» общественную баню на Васильевском острове. Это не спа-салон и не «Сандуны»: нас никто не «обслуживает», мы сами убираем и проветриваем парную, моем пол, выгребаем листья, сушим, поддаём. Мы не всегда знаем друг друга по именам и чаще опознаём по шапкам, но все любим эту баню, из года в год каждый понедельник уносим отсюда тепло в душе, лёгкость в теле и отличное настроение.
Между тем в душе и уборной тут можно встретить тараканчика, а в парилке пару лет назад жил сверчок. Никакой нарядной плиточки и свежей, фотогеничной древесины, но тут не боятся оставлять вещи в открытых шкафчиках, а «помывка» стоит 60 рублей (до 1 апреля 2019 бывало и по 25, а ещё раньше — по 10). Но главное — правильная, «намоленная» парная.
Каждый день тут бывают десятки женщин самого разного достатка и образа жизни, кто-то летает в отпуск в Доминикану, а для кого-то воскресная баня по 250 рублей — это слишком дорого, у кого-то эффектная татуировка на подтянутом загорелом теле, а кто-то заходит в парную с палочкой, но в бане все равны. И кем бы вы ни были, в бане не принято ругаться и быть «на негативе», говорить о работе и семейных дрязгах. «Помывка» — пара часов отдохновения и радости. Тут можно вылечить простуду, кашель, душу. Однажды я видела женщину, которая просидела полтора часа в мыльной, глядя в одну точку, — эффектная блондинка с чёрным от кофейной гущи телом и зелёным от глины-маски лицом.
Обломки гиганта
«В 1907 году на 17-й линии Васильевского острова, д. 38 была построена баня „для неимущих“. Она стоит и поныне, спряталась за огромными спинами отстроенных позднее домов и продолжая выполнять взваленную на её кирпичные плечи почти сто лет назад непростую задачу — обслуживать неимущих, каковых и сегодня предостаточно среди обитателей василеостровских коммуналок», — писал о нашей бане знаток истории Петербурга Игорь Богданов в 2000 году в книге «Три века петербургской бани». Он отмечает, что из глубинной дореволюционной традиции в Ленинграде баня выродилась в «помывочную» и обязаловку. Вот, например, как парился Фёдор Шаляпин в Пушкарских банях на Петроградской стороне: «Едва войдя в большой предбанник, Шаляпин мгновенно раздевается», а затем, «зажав в руках большую мочалку и огромный берёзовый веник… широко ступая большими шагами длиннущих ног, быстро уходил к банному залу… Здесь жарко, парно, душно, но светло и уютно...» Спустя какое-то время Шаляпин «обрабатывает своё тело жестокими ударами шелестящего берёзового веника… из облаков пара доносится голос Шаляпина: „Веник — всему начальству главный! Баня — мать родная!... И-э-э-х ты! Люблю, братцы, баньку!“ Потом на мотив „Волга, Волга, мать родная“ он поёт „Баня, баня, мать родная“ — и остальные компаньоны по бане подтягивают ему».
А 30-е исследователь описывает так: «… построенные за годы советской власти бани были рассчитаны не на человека, а на толпу, „осуществляющую помыв“. Все запланированные бани должны были иметь необходимую „пропускную способность“, потому что в большинстве вновь возводимых жилых домов ванные комнаты не предусматривались, как не предусматривались отдельные квартиры, отдельные кухни, изолированные туалеты и прочая „роскошь“».
Строились бани-гиганты с расчётом на тысячи человек в день, а рабочих, по данным Богданова, заставляли ходить в баню (из соображений гигиены). Архитектор А. С. Никольский проектировал бани со стеклянным куполом, бассейном, солярием и пандусом, но подобные «излишества» власть браковала, делая из смачной шаляпинской бани «помывочную». Именно этому расчёту на толпу мы обязаны нынешним обилием старых бань в разных концах города. Толпа так толпа. Нас действительно много — шкафчиков больше пятидесяти. Но мы не за «помывкой» ходим в нашу старую «баню для неимущих».
Голые женщины бьются тазами
Дождь был ого-го, даже крыша у «Зенит-арены» протекла (хотя, наверное, это как раз не показатель). На улице потоп, женщины приходят с уже промокшими вениками, с носа капает, ботинки и джинсы насквозь.
— Всю весну говорили про жаркое лето. И про глобальное потепление. А где это всё? За 75 лет я так и не поняла, что это такое — когда жарко. Помню, молодая была, мы на даче дверь на ночь открытой оставляли, чтобы прохладу в дом пустить. А в этом году один день, 19 августа, это ещё суббота была, было 26 градусов. Мы сидели около дома вечером и думали, как хорошо, тепло! А жарко не было никогда.
— Жарко — это когда вы уже не знаете, что с себя снять. Когда ночью не становится прохладнее, и ветра тоже нет, и +33 без единого облачка по две-три недели. Вы хотите вдохнуть, а воздуха нет, просто обжигает жаром. Залезаете под холодный душ — а вода горячая, потому что река, из которой водозабор, тоже горячая. И трава к середине июля высыхает, в солому превращается.
— Я такого не видела никогда, не представляю. И дождь я не люблю, мне от него так грустно, что, говорят, это депрессия и надо к врачу ходить. Если не перестанет, я бы лучше тут, в бане ночевать осталась.
Многие приносят в баню эвкалипт, мяту, ромашку, мандариновые корочки, хлеб, пиво и прочее, что можно заварить, чтобы поддать «вкусной» водой. В общем, дамы заходят в парную по интересам, кто чем хочет дышать: кто любит «корочки», кто ромашку, а кто-то полынь. Одна женщина часто носит листья хрена. Пробирает, лечит даже гайморит, но запах нравится не всем. Собираясь поддавать, дама бросает клич: «Девушки, кто с хреном, заходите!» В середине весны хрен закончился.
Как-то вышли из парной, чтобы набрать тазик воды, и выяснили, что её нет. Ни горячей, ни холодной. Банщица, спешно шлёпая по мыльной, обещает, что через пять минут «всё будет». Затем открывает дверку в соседнее крыло и зовёт некого Толика. Тишина.
— Толик! Толик!
Отдалённые шаги. Банщица, обернувшись, в мыльную:
— Женщины, ну вы бы хоть как-нибудь, что-нибудь… прикрылись бы! Тут же мужчина сейчас пойдёт!
— Где мужчина пойдёт? — невозмутимо уточняют дамы. После чего неспешно убирают свои тазы с пути мастера Толика, но сами и не думают разбегаться. Работает в бане — его проблемы.
Вода действительно пошла через пять минут. Толик торопливо перебегал женское отделение, опустив покрасневшее лицо.
Есть правило: в бане не ругаемся, весь негатив оставляем за её стенами. Поэтому в парной на 17-й линии обычно все довольные и добрые. Но был пару лет назад инцидент: Чкаловские бани закрыли на ремонт — и с Петроградки народ пошёл к нам. Дамы с Чкаловской посчитали, что на Васильевском неправильно парятся, и устроили драку. Банщица вызвала полицию. Те приехали, зашли в зал и стоят — просто ничего не могут сделать: голые женщины бьются тазами, не замечая каких-то мужчин в форме. «А что с ними можно сделать — их даже схватить невозможно: они скользкие от мыла, выскальзывают, молотят дико. Так полицейские и стояли, смотрели, пока один из них не догадался взять шланг, по которому в бассейн идёт ледяная вода, и поливать по ним. Кое-как разняли», — рассказывает очевидец. «Вот дикость-то. Хорошо, что меня там не было, — говорит другая. — А то вдруг захотелось бы присоединиться. Кстати, кто победил-то в итоге? Василеостровские?»
Деревенская магия и стимпанк
Если копаться в этнографии и фольклоре, легко заметить, что баня считалась чем-то «нечистым», например нельзя было ходить после неё в церковь — вероятно потому, что баня часто использовалась как место для магических ритуалов.
В диссертации Марины Вадейши «Антропология русской бани» (факультет антропологии ЕУ, неопубликованная рукопись) автор указывает на то, что в традиционной культуре гигиеническая функция бани почти не имеет значения, основными являются ритуальные смыслы. Неизменный атрибут свадеб, гаданий, магических обрядов, баня тем не менее считалась местом «нечистым». Вадейша ссылается на книгу В.-Ф. Райана «Баня в полночь: исторический обзор магии и гаданий в России»: «Американский славист приводит не только многочисленные примеры использования бани для колдовства и гадания, лечения и передачи специального знания, но также рассматривает её роль в обрядах жизненного цикла.
В целом книга Райана оставляет впечатление, что пространство русской бани имеет сложную семантику, и её образ в культуре складывался на протяжении веков. Отмечая, что в русских банях повсюду было принято как норма совместное мытьё мужчин и женщин, Райан предполагает, что нетерпимое отношение к нему русской церкви берёт своё начало в античной и византийской традиции, где общественные бани были очагами проституции и колдовства».
Притоны под видом бань существовали и в 20-е годы, о чём писал Богданов, а связь с византийской традицией очевидна, если сходить в старый нетуристический хаммам в Турции. Порядки и ощущения абсолютно те же, разве что без шерстяных шапок и веников. А так — та же лишённая всякого эстетства телесная расслабленность и душевный покой, кайф в моменте. Я не была в сауне в Финляндии, но турчанки в хаммаме не отличаются от женщин в василеостровской бане: они так же улыбаются, потирают плечи, глубоко дышат и заняты достижением банной гармонии. Даже тараканчик, как в бане на Васильевском, тоже был. В общем, банная традиция очевидно старше наших государств, религий и церквей, и если технические моменты различаются, то смысл, содержание банных процессов сходны.
Вадейша, исследуя деревенские русские бани и не касаясь городских «помывочных», тем не менее фиксирует традиции, которые я наблюдаю в своей бане: запрет на шум, ругань, громкий разговор, нельзя было даже торопить друг друга. А ещё нельзя стоять и сидеть на банном пороге — удивительно, но у нас в бане тоже сгоняют всех с верхней ступеньки, правда, из соображений, чтобы не мешали убегать женщинам с верхнего яруса. Многие банные ритуалы связаны с верой в баенника — банного духа, или в то, что после третьего (второго) пара в бане парятся черти. Церковное неприятие бани и рой суеверий вокруг неё контрастируют, во-первых, со стойким желанием париться в бане, а не просто мыться, даже если вы не живёте в коммуналке и ванная у вас есть. Во-вторых, с культом особого банного удовольствия. Вадейша в своей работе отсылает к народным мудростям (счастливый, как из бани, банька — не нянька, а хоть кого ублажит, душа любит прохладу, а плоть — пар) и шуточной заповеди «Помни день субботний — иди в баню!»
«Судя по множеству контекстов, удовольствие, связанное с баней, приравнивается к сексуальному наслаждению: „“Баня да баба — одна забава“. Особенно ярко это проявляется в загадке, где сам процесс парения в бане кодируется почти исключительно в терминах, описывающих сексуальные действия: ...как сладко, как мягко, ещё хочется!»
Наверное, из-за общей расслабленности и удовлетворённости в бане, как правило, царят любовь и доброта.
Поддают, процесс в разгаре, народ пригибает к полу. Подруга поддавальщицы поднимается и быстро крапит стены настоем мяты с маленького веничка.
Голос из угла:
— Это вы что-то из нас изгоняете, что ль?
— Нет, с этим идите в церковь, а у меня мята!
И правда волшебно запахло мятой, кое-кто даже разогнулся. Сидим тихо, все ждут, пока пар опустится. Вдруг:
— А вы пивом поддавали?
— Нет, это заваренные хлебные корочки. Очень полезная вещь, её и пить можно!
— Ой, Нин, угостишь?
— Светочка, да не вопрос! Запевай «Застольную» из «Травиаты».
В парной, конечно, ничего не пьют и песни не поют, поэтому Светочка и все остальные дружно напарились, а потом ещё и ещё раз, а в гардеробе потом играло нечто с текстом: «Ты с ментами не водись, и всё будет заебись».
Вшивые работники, кривые зеркала
Нынешние большие парные и мыльные в городских банях родом из Ленинграда. В тридцатые годы здесь строили бани-гиганты с огромной пропускной способностью, на несколько тысяч человек в день, на сотни — в час. «Помывочных» не хватало, в бани с раннего утра выстраивались очереди, а в мыльной под одним душем окатывались одновременно по два-три человека. Такой конвейер низвёл бани до плачевного состояния, видимо, и породив неприглядный имидж городских общественных бань, который есть сегодня.
Игорь Богданов так описывает проблемы ленинградских бань: нет мыла, неисправные краны, недостаточно лампочек, грязные шкафчики для белья, мусор и паутина за печкой, вшивые работники, кривые зеркала, повсеместно воровство — из бань уносили шайки, отвинчивали краны. Власти объявили «пятилетку чистоты», выделили на реконструкцию старых дореволюционных и постройку новых бань 28 миллионов рублей. Но и такими темпами бань не хватало. И многие предпочитали дореволюционные парные, именно потому, что там был хороший пар. За воровством и грязными шкафчиками всё-таки прорезалась она, магическая, византийская, настоящая баня, с «узором жизни», как называет это удовольствие Богданов. В 1935 году банный отдел Управления благоустройства исследовал феномен популярности бань. Выяснилось, что ленинградцы шли в баню не ради душа. Каждый третий «обязательно лезет в парилку и проводит там от пяти минут до 1 часа 20 минут». Так партия узнала, что граждане любят париться.
Директор нашей бани на Васильевском Иван Максимович Павлов работает там уже тридцать один год: в 1988 году он пришёл в баню главным инженером. Сейчас это городская (и потому дешёвая) баня, где даже повышение стоимости помывки во вторник с 25 рублей до 60 вызвало бурю негодования.
Баня была ГУПом и в ведении муниципалитета, а в нулевые предприятие, по словам директора, «заставили акционироваться», но единственным акционером остался город. Многие другие бани прошли через реконструкцию и перешли в собственность инвестора: их можно узнать по «цивильному» ремонту и ценнику от 200 рублей за час. «Нептун», Чкаловские бани и ещё несколько точек на банной карте — динозавры, руины системы с демократичным ценником и флёром истории.
Вся банная деятельность подконтрольна Комитету по развитию предпринимательства, но бизнесом банное хозяйство не назовёшь: по словам Павлова, «на бане денег не заработаешь, это не бизнес. В баню можно ходить на работу и оказывать услугу». Сам директор каждую неделю парится с друзьями во вверенной парной. На вопрос, нравится ли ему быть директором бани, Павлов отвечает, что у него уже нет выбора.
— Есть здесь, например, такая специфическая профессия — банщик, банщика подобрать сложно, это целая селекция нужна. Приглашаем человека на испытательный срок, выбираем, как правило, из посетителей. Если видим, что человек «заражён», что у него есть тяга и он с душой к бане относится, начинаем с ним общаться. Если он не может работать сам — просим кого-то порекомендовать. Приходит он… В общем, это длительный процесс. Из банщиков закрепляется один из десяти примерно. Если человек подвержен каким-то порокам, посетители раскрывают любого подшитого алкоголика, вора или гомосексуалиста. Он прорезается в течение двух-трёх дней. Обязанности банщика всегда были и есть примерно одинаковые: обслуживать людей, общаться, главное — вежливо. Человек должен обладать определённой выдержкой, не быть вспыльчивым, грубым, хамоватым. Иногда кажется, что человек нормальный, а он может оказаться хамоватым и воровитым, по карманам может полазить.
— Когда у людей появились ванные комнаты, они стали меньше ходить в баню?— Да, раньше бани были санитарно-обмывочным гигиеническим предприятием, а в районах было определено количество посадочных мест на тысячу человек населения. А потом коммуналки стали расселять, люди разъезжались по спальным районам, и бани постепенно стали если не досуговым, то оздоровительным заведением. Сюда не столько мыться ходят, сколько за здоровьем, чтобы попариться. Хотя и тот контингент, который ходил сюда мыться, не пропал: коммуналок по-прежнему достаточно. Люди иногда приходят с таким запашком, что вот по улице ещё идёт человек, а уже дышать невозможно. Существуют трущобные квартиры, в которых нет возможности помыться. Но надобность именно в санитарно-обмывочном предприятии отпала. Поэтому погибли Гаванские бани, например на Декабристов баня тоже закрылась. И у нас с двухтысячных идёт резкий спад посещаемости. Сейчас чем дальше, тем заметнее год от года. У нас же есть отчётность по количеству помывок — от него зависят субсидии. Статистика ведётся, и она с отрицательной динамикой. Помимо уменьшения количества коммуналок, уходит поколение людей с определённым менталитетом, на которых мы работаем.
— Слушайте, ну у нас в женской парной и молодёжи достаточно.— Вы увидели ещё трёх-четырёх девчонок, и вам кажется, что молодёжь ходит. Но мы ведём анализ, и данные говорят, что молодёжи мало. Сейчас ведь много саун при фитнес-клубах, например. Люди болеют, умирают, уходят, любителей русских парных всё меньше. Думаю, лет пять ещё пройдёт — и эти «коммунальные» бани просто изживут себя. При том, что у нас такие цены, а если мы ещё коммерческие введём… У нас сейчас по выходным 250 рублей час, и всё равно все ходят в будни, по 60. Вот вы были в выходной? Как вам, есть разница?
— Да, но мне больше нравится в будни. В выходные людей мало, баня сухая.Вот именно, ведь русская баня хороша, когда она полная, когда много людей. Бани, которые прошли через инвестдоговора и сделали парные бизнес-класса по четыре тысячи в час, могут функционировать даже если у них пять-семь человек в день. А у нас загрузка 27% – когда не удаётся организовать массовость, то предприятие надо закрывать.
— Снесут да и всё. Хочется, конечно, заговорить о «сохранении наследия», о том, что как-то неприлично 112-летнюю баню сносить. Но такие рассуждения будут калькой с высокопарных и наивных выступлений петербургских градозащитников. Я лишь покажу, почему мою баню ни сносить, ни закрывать нельзя — с точки зрения пользователей, а не абстрактной «нашей истории», которую за эти 112 лет переписали множество раз.
***
Однажды, на редкость тёплым летом, женщина среднего возраста вышла из мыльной отдохнуть-подышать (на улице — редкие +27, в парной страшно представить сколько, но уличную жару потом не воспринимаешь). Разговорилась с банщицей.
— Какое у вас полотенце-то красивое. Приятное!
— Да, ещё прабабушка вышивала, видите год? (Я через три шкафчика вышитый год не разглядела, но примерно прикинула, что полотенце прабабушка этой дамы вышивала наверняка до Второй мировой). Хорошие тогда полотенца были. Бабушка покупала рулоном и из него сама шила...
— Да, а потом в пятьдесят седьмом была китайская выставка, помните? И у всех появились «китайские полотенца».
— Да, у меня до сих пор дома висит, хорошее, сейчас китайцы таких качественных вещей не делают.
Возвращаясь из отпуска, мы все думаем про баню. Едешь домой и думаешь не «ну вот, опять на работу», а «скорее бы в баню, смыть поезд/самолёт». Я слышала даже такой диалог:
— Ой, как хорошо, наконец-то добралась, так мечтала о бане!
— А чего на прошлой неделе пропустила?
— Да я в Японию летала, только вчера вернулась.
— И как там, в Японии?
— Да в Японии-то хорошо. Только обратно лететь долго: десять часов до Дубая и оттуда ещё пять. Устала ужасно, всё ждала, когда же в баню приду, восстановлюсь.
