Хорошо известно, что один из главных признаков подлинной народной популярности любого культурного явления в России — интерес к нему школьников. Примерно также, как бешеный успех новой волны русского хип-хопа порождает рэп-баттлы на переменах, подъём молодого поколения комиков в стендапе сопровождается появлением школьников на открытых микрофонах.
По просьбе самиздата начинающий комик Эвелина Эмир-Али поговорила с тремя младшими коллегами по сцене о том, как в 12 лет выйти и не пошутить про доту, почему на выступлении лучше не упоминать свой возраст и как про это разговаривать с родителями.
Я впервые познакомился со стендапом, когда его показывали по ТНТ. Мне было одиннадцать, я смотрел, и такой: «Блин, как круто, что они выходят, и говорят свои мысли, и это смешно». Потом я во «ВКонтакте» наткнулся на группу «Стендап». А там комики иностранные, и я такой: «Блин, странно. Чё такое? В Америке тоже стендап, что ли, есть?»
В итоге смотрел его взахлеб, а тут как раз анонс концерта Дара О’Брайена (один из крупнейших британских комиков. — Прим. ред.). Я очень хотел пойти, позвонил маме и говорю: «Меня одного не пустят, мне 11 лет, надо пойти с дедушкой». Дедушку зовут Рустям, но мы его «баба́й» называем. Я говорю: «Бабай, пожалуйста, пошли. Ну пожалуйста, мне 11, там 14+, но меня пустят, думаю, если мы попросим очень сильно». И он говорит: «Да ни за что!» У него была знакомая, которая дочь повела на 14+, но её не пустили, потому что ей 11. И он решил, что меня также не пустят. Короче, я весь день плакал.
Потом был 2015 год, март. Мы пошли на концерт Рори О'Хэнлона. Нас не хотели пускать, но потом пустили. Там такая добрая администратор была, я её запомнил. После этого концерта я понял, что тоже хочу выступать.
Потом в начале мая был концерт Эдди Иззарда, и я тоже пришёл туда. Я тогда возвращался из Пензы, из моего посёлка. Мы ехали на машине и не успевали. Бабай тогда тоже ехал и говорит: «Ты не успеешь, Дамир. И вообще — зачем тебе это? Чё там? Мат?» Не особенно, в общем, поощряет меня, говорит: зачем, Дамир, ты ходишь на эти мероприятия, где матерятся. Но мат — это нормально. Я, конечно, хочу избавиться от мата в речи на 95 процентов. Хорошо, когда он к месту, когда мат — это правда.Так вот, на Иззарда мы приехали к середине. После концерта я очень хотел с ним сфоткаться, но Эдди Иззард не фоткался со всеми. Я вышел из-за кулис, а там была та же добрая администратор, и она такая: «А, это ты? Хочешь сфоткаться с ним?» Я захожу, а там он, и я такой — вау. И первый вопрос, который задаю: «Верите в бога?» И Эдди Иззард говорит: «Нет, я верю в людей, я верю в тебя».
И потом я написал девушке, которая делала микрофоны в клубе «Алиби»: «Извините, можно у вас выступить?» Я, говорю, с бабушкой приду или с мамой. Потому что я совсем был ребёнком, 12 лет, я не мог один поехать. И она что-то с холодом ответила, говорит: «Можете, но мы не хотим». Типа такого. А я всё равно пришёл.
Я пришёл с бабушкой и выступил тогда хорошо, у меня не было ничего пошлого в сете. И девушка эта потом мне говорит: «Круто! Я думала, ты будешь что-то пошлое, про доту что-то говорить». И, в общем, так я начал выступать.Очень трудно сейчас мне будет шутить о войне, например. Это трудно сделать начинающему, потому что может быть оскорбительно для других людей. Поэтому нужно научиться шутить сначала. Я против того, чтобы что-то о политике говорить сейчас, это ни к чему, мне кажется, пока. Ну, может, года через три.
Меня как-то чуть не забрали на митинге Навального. Мы с другом пошли на митинг, а я вообще не знал о нём, я вообще за Жака Фреско. У него есть концепция мира, мне нравится. Типа меньше частного, больше общего. Меньше обычной работы, которую можно роботом заменить. Фреско, например, хотел сделать кафе с роботами. Но он уже умер, правда. Ему 101 год был.
А политика трудная. Я ходил на митинг просто за компанию, ничего не кричал. Друга забрали на митинге, это было так грустно. Он кричал: «Я мирный! Вы что? Я мирный». А у него ещё родители все в разных городах были. Меня тоже тогда схватили, но я просто вырвался и в толпу зашёл.
Я попал в сериал «Улицы» через фестиваль «Инди-комики». Там снимали базу актёров — я отснялся, и мне потом позвонили, сказали: «Вас хотят взять в проект». Я такой: «Блин, не знаю, идти ли?» И что-то тогда волновался, это же какая-то ответственность — сниматься в большом проекте. Я всегда мечтал стать актёром. Но тогда я как-то перед самым моментом волновался, поговорил с мамой — и она сказала: да, иди. Я очень благодарен этому проекту, там было очень много крутых людей.Давным-давно, в 2013 году, я посмотрела первый выпуск стендапа на ТНТ. Мне невероятно вкатило, и я загорелась идеей. Стендап мне казался чем-то таким новым, очень крутым, и где-то полгода я этим увлекалась, а потом перестала смотреть. Прошло какое-то время — и я наткнулась на стендап на ютьюбе, и сейчас я понимаю, что это, вообще-то, было ужасно, потому что блогерский стендап, но я видела Хованского — и он мне понравился.
А потом на свой день рождения, когда мне должно было исполниться 14, я всю ночь готовила желейный торт для отца, дедушки и брата, и пока готовила, посмотрела все выпуски стендапа для Paramount Comedy и поняла, что хочу делать то же самое, я сделаю, это будет круто.
Мне многие говорят, что я не выгляжу как ребёнок и материал у меня не как у ребёнка. С этим связано много интересных историй, когда люди такие: «Круто, круто!» — «Мне 15». — «Ой, это нельзя! Ты в курсе? Тебе нельзя этим заниматься».
Мне ещё постоянно говорят, какие темы нельзя поднимать, типа: «Не трогай религию, ты ничего не знаешь про религию». С какой стати? Меня с рождения таскают в храм постоянно, православие сильно сформировало меня как личность, я не могу про это не писать. Или типа не шути про политику — ты в ней не разбираешься. Школьники сейчас разбираются в политике гораздо больше взрослых. В некоторых аспектах.
По-моему, ни одного взрослого человека, который бы верил в Навального как в политика или президента, вообще нет. Школьники такие: да, это наш президент! А взрослые такие: «Вы ёбнулись?» Я столько раз слышала аргументы от взрослых типа: а кто будет управлять страной, если нет альтернативы? Но мне кажется, так не бывает.
У меня была шутка с песней про политику, она залу вообще не зашла. И я решила, что знаю, как это вытянуть: «А теперь все вместе: „Путин — вор“. Зал порвало, но на звуковом пульте мне сразу включили музыку.
Меня не было в ВК до момента, пока я не начала выступать. Я завела аккаунт, чтобы через него записываться на открытые микрофоны. Сделала себе фейк с ненастоящим именем, но все быстро догадались, и потихоньку начали добавляться люди. Потом меня нашли люди со школы. Они посмотрели мои 17 минут, я не догадалась их убрать со стены, да и не надо было. В школе, в основном, всем нравится. Потому что в принципе я записала нейтральную вещь. Там есть жёсткие шутки, шутки для взрослых и для моих ровесников.У нас есть комики, которые шутят очень по-американски, и они не заходят здесь, потому что другой контекст, другой культурный код. Если человек здесь шутит в абсолютно американской манере про терроризм, смешно и здорово, — он зайдёт на половину зала. Если человек шутит опять про ипотеку — он зайдёт на весь зал. Потому что людям это ближе.
На Западе меньше цензуры, и у них есть Netflix, всякие каналы с комедией, Comedy Central — очень большая индустрия. У нас есть ТНТ, СТС и Paramount Comedy. Paramount Comedy — это просто кабельный канал с сериалами, на котором иногда выходит стендап. Но он не резонансный вообще, к сожалению. Мне жаль, что ТНТ оккупировал вообще весь стендап.
Потому что ты вообще что ни делай — у тебя есть невероятные рамки в телевизоре. Хотя вот был чувак в «Открытом микрофоне» (стендап-шоу на ТНТ). Сам из Замбии, но приехал жить в Липецк. Чесс Мпандамабула его зовут. И он говорил фантастические вещи, которые обычно никому не дают говорить в телевизоре. Он говорил: «АУЕ!», «Навальный» — говорил всё что хотел, потому что он типа из другой страны, ему это можно.
Раньше я очень ориентировалась на мнение аудитории, на зал — я рассказывала то, что им бы понравилось. У меня в первых десяти выступлениях обязательно была шутка про мой возраст, потому что я знала, что она зайдёт. А потом я выступила первый раз в StandUp Store Moscow, и после этого ко мне подошёл Кирилл Сиэтлов и сказал: «Больше никогда не говори, что тебе четырнадцать. Никогда! У тебя есть возможность просто свои шутки рассказывать, чтобы люди поняли тебя как взрослого человека. Чтобы они не смотрели на тебя, как будто это стендап от лица пуделя, а чтобы они видели в тебе человека, а не ребёнка». Я сначала его не послушала, теперь понимаю, что когда я не говорю про возраст, то действительно мне легче выступать, людям легче воспринимать. Это обидно, но правда.
Я занимаюсь стендапом почти год. У меня обычно занятия в училище заканчиваются в семь, а потом я сразу еду на открытый микрофон.
У меня один родитель, и часть материала именно об этом. Маме нравится. Ей зачастую нравится именно этот материал, потому что он для неё жизненный.
Когда я ей сказал, что хожу на открытые микрофоны, она такая: ну ладно, занимайся. Она не знала, что это вообще такое на самом деле, и первое, что она увидела, — запись с моего не самого лучшего выступления. Сразу подумала: «Какой же дичью он занимается». Потом я позвал её на открытый микрофон в клубе, где-то через недели две, и ей понравилось.
Мама в этом плане постоянно поддерживает меня. Хочет, чтобы я в этом был лучшим.
Ей не нравится, что я периодически поздно возвращаюсь. Но зачастую я остаюсь у друзей в Москве, потому что я из Тучково, и если за вечер выступаешь на нескольких микрофонах — чисто физически невозможно рано попасть домой. Поэтому мама мне говорит: «Если найдёшь где переночевать — ночуй».
Я заметил особенность у всех прям начинающих комиков. Более опытные пытаются их с кем-то сравнить. Типа: «Ой, а этот похож на Джимми Карра» или «Это же манера Луи Си Кея». Мне говорили, что я похож на Долгополова. Потому что у меня какая-то спокойная манера речи, и это считается фишкой Саши. Но я не считаю, что похож на него.
Мне кажется, в будущем поменяется восприятие шуток. Хотя то, что происходит сейчас, вообще говорит об обратном, но всё же. Люди станут проще воспринимать комедию, типа: «А-а, ну это шутка, это он говорит несерьёзно». Потому что многие смотрят: «Он чё — серьёзно? Извиняйся на камеру». Впоследствии такой реакции, я думаю, станет меньше и комикам будет проще касаться вещей, о которых напрямую никто не говорит.
Свобода слова должна выйти на более широкие массы. Хоть это и звучит как антиутопия.
Я надеюсь, что как минимум шутить станет можно на более широкую аудиторию, а не только в каком-то баре на Проспекте Мира. Мне кажется, людям не хватает возможности над чем-то посмеяться, чтобы им стало спокойней.
