Совместный сериал самиздата и телеграм-канала «Сьерамадре» «Ядерная угроза» подошёл к концу. В последнем эпизоде авторы самиздата Егор Сенников и Никита Смирнов прощаются с ядерной бомбой, вспоминают о переговорах на высоком уровне, застрелившихся физиках-ядерщиках, шпионских фильмах и террористических атаках. В конце авторы не сошлись во мнении по поводу будущего ядерной угрозы и дали два прогноза — оптимистичный и пессимистичный.
Мир покидает одну эпоху и вступает в новую. Мы стоим в начале длинного пути. Это путь в эпоху прочного мира.
Михаил Горбачёв, 3 декабря 1989 года, Мальта.
Холодная война рождалась в огне Хиросимы. Противостояние двух ядерных сверхдержав, последовавшее за бомбардировками Японии, расчертило геополитическую карту во второй половине XX века на сектора и квадраты. Но спустя сорок лет после первого ядерного взрыва холодной войне пришёл конец. Заканчивать её довелось молодому советскому реформатору Михаилу Горбачёву и президенту США Джорджу Бушу, представителю консервативного американского истеблишмента.
После прихода Горбачёва к власти СССР и США с каждым годом сближались. В 1987 году, после нескольких раундов встреч между Рейганом и Горбачёвым был подписан ДРСМД. Подписание договора было фантастическим прорывом: впервые два главных противника решили согласиться не в малом, а в глобальном вопросе — совместно уничтожить ракетные комплексы, десятилетиями представлявшие угрозу миру. После такого шага стало понятно, что скоро понадобится провести встречу, на которой новый статус взаимоотношений между двумя ядерными державами будет закреплён официально.
Встреча готовилась в атмосфере революций, сотрясавших социалистическую систему в 1989 году. В Польше на коммунистов наступало политическое движение «Солидарность», вчистую выигравшее первые свободные выборы в Сейм. В Венгрии летом начался переговорный процесс между властью и оппозицией, который осенью закончился полным сносом коммунистического режима. В июле 1989 года Польшу и Венгрию посетил президент Буш, поддержав демократические начинания. А осенью заштормило Чехословакию, ГДР и Болгарию. Везде результатом протестов стало крушение старой власти, а в Восточной Германии ещё и снесли Берлинскую стену, десятилетиями служившую самым зримым символом противостояния двух систем.
Для саммита долго искали подходящее и устраивающее всех место, в конце концов выбрали Мальту. Администрация Буша настояла на встрече на корабле ― явно отсылая ко временам Ялтинского соглашения, когда Рузвельт встречался с американскими союзниками на кораблях ВМФ, ― в итоге встреча прошла на советском круизном лайнере «Максим Горький».
Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности ― важнейший договор, который стал прологом к окончанию холодной войны, пережил девяностые и нулевые годы и был отменён в 2019 году президентом США Дональдом Трампом и президентом России Владимиром Путиным.
Тяжёлые погодные условия не помешали встрече. Как не помешало и то, что Буш объявил о переговорах за две недели до их начала. Да и переговорами это было назвать сложно: обе стороны не готовили и не подписывали никаких соглашений, а скорее демонстрировали друг другу своё видение мироустройства после крушения социалистической системы.
С середины нулевых ранее секретные стенограммы встреч стали доступны всем ― сейчас они хранятся на сайте президентского архива Буша-старшего. Президент и генсек обсудили много горячих тем: от Прибалтики и Никарагуа до разоружения и проведения Олимпийских игр в 2004 году в Берлине ― в знак объединения двух Германий.
По итогам саммита Горбачёв и Буш заявили, что мир вступает в новую эру, что «угрозы насильственных действий, недоверие, психологическая и идеологическая борьба» должны уйти в прошлое. После этого Буш встретился с европейскими и натовскими лидерами, обсуждая контуры нового мира и перспективы наступления новой мирной эпохи. Горбачёв отправился в трещавший по швам Советский Союз: на II Съезде народных депутатов Ельцин атаковал Горбачёва и КПСС в целом, в Литве дело быстро шло к независимости, в Карабахе разгорался конфликт, грозивший полноценной войной двух республик. Через две недели после встречи на Мальте в Румынии началась революция, которая свергла многолетнего диктатора Чаушеску. На католическое Рождество 1989 года его вместе с женой судили и в тот же день расстреляли во дворе казармы.
Так начиналась эпоха прочного мира.
Инерция страха
Кинематограф основан на инерции зрения — это благодаря ей 24 кадра в секунду для нас выглядят как плавное изображение, а не мерцающие картинки. Но кино также присуща инерция иного рода. Запустить картину в производство, снять и распространить — всё это требует времени. Пока Горбачёв подписывал договор ДРСМД с Рейганом, а затем обсуждал с Бушем условия окончания холодной войны, кинематографисты продолжали твердить о ядерном оружии, словно не чувствуя глобального потепления.
В 1986 году выходит британский «Когда дует ветер» — анимационная экранизация известного комикса Рэймонда Бриггса. В центре фильма — пожилая британская пара, пытающаяся, сообразно инструкциям, знакомым нам по британским же «Военной игре» и «Нитям», пережить ядерный апокалипсис. Закат жизни пары проживается как закат человечества. В 1987 году итальянцы снимают «Контроль» с Бертом Ланкастером — историю о жестоком эксперименте, имитирующем жизнь в бомбоубежище. «Волшебная миля» 1988 года эксплуатирует страх войны на романтический манер: молодой человек узнаёт, что через час начнётся обмен ядерными ударами, а у него на вечер назначено свидание! В 1989-м англичане выпускают мини-сериал «Правила боя» — о Портсмуте накануне Третьей мировой. А в 1990 году на HBO выходит «Ядерный рассвет» — о том, как сам развал Советского Союза является политически взрывоопасным процессом. По сюжету оппозиционные силы СССР бомбят Донецк «от лица» НАТО, чтобы затруднить отношения с США, — и добиваются начала полномасштабной войны. Фильм во многом следует схеме «Системы безопасности» Люмета (1964), демонстрируя, как трудно в случае ошибки отменить уже отданные приказы. По этим лентам можно диагностировать полураспад темы. Это предельно разные картины, работающие с сюжетом ядерной угрозы как понятным, хотя уже несколько обветрившимся фоном.
Отдельно в кино конца 1980-х пересматривается отношение к событиям прошлого, связанным с ядерным оружием, — оно становится более критическим. Австралийцы снимают не то драму, не то триллер «Нулевой уровень» (1987) — о том, как британские испытания ядерного оружия в Австралии повлияли на здоровье аборигенов. До середины 1980-х этот факт замалчивался, картину снимали по горячим следам. Американский телефильм «День первый» (1989) рассказывает о напряжённости внутри команды Манхэттенского проекта. Венгерский физик Лео Силард работает под началом Роберта Оппенгеймера, но постепенно понимает, что не готов разделить взгляды генерала Лесли Гровса и правительства на атомную бомбу. В том же году выходят «Создатели тени» — другая драматизация Манхэттенского проекта. В роли Гровса — блистательный Пол Ньюмен.
Мы уже писали о том, что 1980-е стали периодом ревизии прежних отношений Бомбы и общества. Но если «Атомное кафе» (1982) разоблачает пропаганду 1940–1950-х, к концу декады проблематизации подвергаются сами Манхэттенский проект и бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. В 1990 году выходит телефильм «Хиросима: Из пепла», где взрыв и последствия показаны с точки зрения нескольких персонажей, в том числе немецкого священника (Макс фон Сюдов) и американских военнопленных. Фильм развенчивает удобное представление о жителях города как о безликой массе японцев, вводя мотив огня по своим (собственно, военнопленным армии США) и обнажая антигуманную суть бомбардировки. Накануне распада СССР эти фильмы выглядят словно подкрепление в двусторонней разрядке: смотрите, и наш милитаризм порочен, неудивительно, что мир был на волоске от погибели.
В целом же время картин великой тревоги остаётся позади. Большинство упомянутых фильмов — точечные подходы к теме, не имеют широкого успеха и не сгребают статуэтки в наградной сезон. Зритель покинул эти залы.
Гонка разоружения
Можно спорить о том, действительно ли холодная война закончилась после рукопожатий Горбачёва и Буша на Мальте, но она безусловно закончилась после распада СССР, когда одна из сторон глобального конфликта просто перестала существовать.
Администрацию Буша больше всего волновала судьба ядерного оружия, размещённого на территории бывших союзных республик ― Белоруссии, Украины и Казахстана. К этой теме Буш регулярно возвращался в разговорах с Горбачёвым ― даже во время прощальной беседы между ними 25 декабря 1991 года американский президент упомянул ядерное оружие. Он продолжил обсуждать её с Ельциным и лидерами новых стран. США меньше всего хотели, чтобы ядерные ракеты «расползлись» по новым странам, и настаивали на том, чтобы контроль над оружием был сконцентрирован в России.
В мае 1992 года для координации действий был подписан Лиссабонский протокол ― Украина, Казахстан и Беларусь соглашались с выводом с их территории всех ракетных установок. В обмен на это США, Великобритания и Россия специальными меморандумами гарантировали уважение суверенитета и независимости новых независимых стран. Самым известным из этих меморандумов был Будапештский, подписанный с Украиной в 1994 году. Он стал горячей темой двадцать лет спустя, в разгар конфликта между Россией и Украиной, но документ оказался неэффективным в ситуации реального кризиса; всё, на что хватило правительств США и Великобритании, ― это проведение консультаций.
Однако всё это будет позже, десятилетия спустя. Но в начале 1990-х атрибуты холодной войны в срочном порядке сдавали на склад, а то и сразу в утиль. Вся первая половина 1990-х прошла для России в заботах о разоружении. Войска выводились из Германии, Польши, Чехословакии и Венгрии. В середине 1990-х последние ракетные установки были выведены из Украины, Беларуси и Казахстана.
Россия не только сворачивала зарубежные военные группировки, но и занималась уничтожением ядерного оружия, которого к концу 1980-х в СССР было накоплено очень много ― почти сорок тысяч боеголовок. В 1991 и 1993 годах были подписаны договоры СНВ I и СНВ II. США и Россия должны были сократить количество единиц ядерного оружия до 7000 за семь лет. Горбачёв назвал договор СНВ I «ударом по инфраструктуре страха».
Дело ядерного разоружения продолжал уже Ельцин. На встрече в Ванкувере в апреле 1993 года у него с президентом Клинтоном состоялся такой показательный диалог:
Президент Ельцин: Давайте поговорим об уничтожении атомного оружия. Мы работаем над утилизацией наших ракет. В феврале мы сократили наш арсенал на 3000 боеголовок. <...> Я хотел бы обсудить вывод ядерных систем из состояния боеготовности. Мы могли бы также подумать о снятии с боевого дежурства нескольких боеголовок, и, возможно, мы могли бы продать их вам в виде урана или плутония.
Президент Клинтон: У вас есть конкретное предложение или вы хотите назначить людей для работы над этим?
Президент Ельцин: Я хочу собрать рабочую группу, чтобы выяснить, что делать. В 2003 году, когда закончится действие СНВ II, я уже не буду президентом. Я хочу добиться разоружения за время своего президентства.
Президент Клинтон: Я тоже не могу остаться на третий срок, поэтому я тоже хотел бы ускориться.
Впрочем, не стоит думать, что Ельцин был так уж наивен и желал исключительно скорейшего расставания со всеми атрибутами сверхдержавы. Скорее, это была хорошая мина при плохой игре. Разрушение государства и переход к рынку обрушили российский бюджет и военный госзаказ: по разным оценкам, военные расходы упали с примерно 250 миллиардов долларов в 1988 году до 14 миллиардов долларов в 1994-м (в пересчёте на современный курс доллара).
Нового оружия почти не производилось, старое активно продавалось или утилизировалось, на военные учения попросту не хватало денег, а основным стратегическим бомбардировщиком оставался Ту-95, разработанный ещё в 1950-е. Военный бюджет находился в состоянии хронического дефицита, а то немногое, что было, уходило на новые конфликты ― в Таджикистане и Чечне. Кстати, один из разговоров Клинтона и Ельцина был посвящён обсуждению шансов Джохара Дудаева, первого президента Чеченской Республики, завладеть ядерным оружием. Президенты сошлись на том, что чеченский лидер блефует и пытается выторговать себе более удобные условия для переговоров.
Угроза терроризма
Сотрудникам крупнейших оборонных предприятий в 1990-е платили сущие копейки, и это приводило к трагедиям. Владимир Нечай, крупный советский физик-ядерщик, работал во Всесоюзном НИИ технической физики в закрытом городе Челябинск-70 с 1958 года. В 1988 году он стал директором НИИ.
В начале 1990-х положение института было настолько отчаянным, что Нечаю приходилось занимать деньги в банках, чтобы выплачивать учёным мизерную зарплату в районе 50 долларов. Но не спасало и это: в 1996 году коллектив института не получал зарплату полгода, люди требовали денег у Нечая, а тот и так был должен банкам почти пять миллионов долларов. В конце концов Нечай не выдержал: 30 октября он заперся в рабочем кабинете, достал именной пистолет, приставил его к виску и спустил курок. В прощальной записке Нечай просил похоронить его за счёт невыданной зарплаты.
На фоне таких мрачных историй казалось, что холодная война похоронена навсегда. Даже такие события, как инцидент с норвежской метеорологической ракетой, ошибочно распознанной российским радаром как пуск с американской ядерной подлодки по России, воспринимались скорее как эксцессы переходного периода ― из эпохи конфронтации в эру «конца истории», о котором грезил в те времена не только Фукуяма, но и многие политические лидеры в разных странах.
С каждым месяцем количество ядерных боеголовок в мире сокращалось. Развивался демократический процесс: в бывших многолетних диктатурах ожила политическая жизнь, сталкивались в парламенте партии, менялись президенты и премьеры. Плохое быстро забывалось, человечеству хотелось расстаться со страхом побыстрее ― так резво оно переключилось на другие фобии. Америка ещё с начала 1990-х увлеклась «войной с наркотиками» по всей Латинской Америке, а также на Ближнем Востоке. Россия столкнулась с экономическими неурядицами, войнами и проблемой политического терроризма. В 1994 году Ельцин и Клинтон и вовсе договорились, что их ядерные ракеты не будут направлены на США или Россию.
После теракта 11 сентября 2001 года «война с наркотиками» была немного позабыта, на первый план теперь вышла угроза международного терроризма. Примечательно, что именно тогда во Всемирном торговом центре были впервые за пару десятилетий закрыты 25-тонные двери в Командовании воздушно-космической обороны Северной Америки (NORAD).
Главным врагом человечества был объявлен Усама бин Ладен, а вслед за ним ― иракский диктатор Саддам Хусейн, у которого конфликт с США тянулся ещё с 1970-х. Война в Афганистане, а затем в Ираке с каждым месяцем требовала всё больше денег, на этом фоне разговоры о ядерном оружии казались устаревшими и бессмысленными, у противников США и западной коалиции ядерного оружия не было и вряд ли могло появиться.
О ядерной угрозе в эти годы говорили мало и вполголоса, основные сценарии возможного ядерного конфликта предполагали какую-то маргинальную ситуацию: конфликт Индии и Пакистана, перерастающий в локальную ядерную войну, разработка ядерного оружия Ираном или Северной Кореей, кража ядерной бомбы исламскими фундаменталистами.
Заслуженный советский физик-ядерщик Борис Литвинов в интервью говорил о будущем ядерного оружия с лёгкой ностальгией, признавал, что бомба уходит в прошлое, и подчёркивал, что «ещё долго человечество не расстанется с ядерным оружием, — уж больно большая это дубинка! Правда, как ей пользоваться, неясно, но она есть — такова реальность…»
Однако в нулевые о бомбе вновь заговорили.
Радиоактивный пепел
Страх термоядерной войны подбирает шпионский жанр. На исходе 1980-х Голливуд открывает для себя писателя Тома Клэнси, который регулярно поставляет сюжеты об атомных подлодках, заговорах внутри правительства и столкновениях служб разведки. В 1991 году издан его роман «Все страхи мира» — о том, как террористы планируют спровоцировать США и СССР на войну. Два года спустя книга выходит уже на постсоветском пространстве в серии «Зарубежный триллер»: цветастая обложка, дешёвая бумага — мы все видели такие издания. Внутри можно было встретить фразу, особенно дорогую сердцу ведущего Дмитрия Киселёва:
«Для бомбардировщиков были выбраны морские цели исходя из принципа, что люди чаще всего убивают друзей или хотя бы знакомых, чем тех, кого видят впервые. Одна из операций, которую предстояло осуществить в соответствии с планом ЕИОП, заключалась в том, чтобы превратить в радиоактивный пепел верфи города Николаева, расположенного в устье Днепровского лимана».
Клэнси понимал, что ни конец холодной войны, ни любая другая политическая разрядка не отменяют сути дела. Тысячи боеголовок, армия полных решимости и собственных амбиций людей — любого рода халатность и невнимательность способны привести к катастрофе. И тогда не повезёт не только городу Николаеву, родине созданного для ведения глобальной ядерной войны авианосца «Адмирал Кузнецов».
В рассинхроне с чаяниями политиков находился писатель Чарльз Буковски. В начале 1990-х он уже сильно болел, писал исключительно о себе, но в 1993-м, за год до смерти, обратился к теме ядерной катастрофы в поэме «Динозаврия, мы». Произведение наполнено тревожными образами: «Облучённые люди будут поедать плоть облучённых людей». К фантазийным картинам Буковски подселяет и нечто актуальное: «Ядерный потенциал окажется в руках масс». В действительности к 1990 году США признают Пакистан ядерной державой. Однако сказать, каким по счёту государством в этом клубе он становится, затруднительно. Например, до сих пор не подтверждено наличие термоядерного оружия у Израиля, а об экспериментах в Северной Корее вы и сами, наверное, читали в новостях. Неоднозначность мировой ядерной карты — и, соответственно, переговорного процесса в ситуации кризиса — ещё одна примета мира после холодной войны.
Вспоминаем и молимся
В последний раз к теме ядерной катастрофы Голливуд активно обращается на рубеже тысячелетий. Конец 1990-х выдаёт усталость века, но также он подпитан страхом миллениума, в частности так называемой «проблемой 2000 года», когда часы в компьютерных системах предположительно могли сбоить из-за вступления в новое тысячелетие. Сегодня об этом странно вспоминать, но в людях росла неизъяснимая тревога перед вступлением в новое тысячелетие. С другой стороны, мы помним ожидание 21 декабря 2012 года. Миллионам людей померещилось, будто в этот день наступит конец света — то ли из-за теории «галактического выравнивания», то ли из-за трактовки «календаря майя». В 2000-м у людей хотя бы была проблема с часами.
Так или иначе, в 1999–2000 годах выходит ряд картин о ядерной угрозе. В 1999 году бывший кинокритик Род Лури дебютирует картиной «Сдерживание» (у нас её можно встретить под названием «Эксгумация»). Примета времени: фильм о ядерной войне обходится без участия России. Иракцы угрожают США ядерной атакой, бомбы они «приобрели» на чёрном рынке через Францию. Президент Эмерсон решается на упреждающий удар по Багдаду, 100 мегатонн оставляют на месте города одну пыль. Ирак выстреливает ответными ударами, но ни одна бомба не детонирует. Эмерсон выступает перед населением по ТВ: это мы продали бомбы Ираку, зная, что они не сработают.
Тогда же выходит и комедия «Взрыв из прошлого» — о молодом человеке, который вырос в бомбоубежище, поскольку его отцу много лет назад померещилось, что СССР нанесли ядерный удар по Америке. В апреле 2000 года по американскому ТВ показывают «Систему безопасности» (у нас — «Взрыв»), ремейк фильма Сидни Люмета с Джорджем Клуни. А месяцем позже на канале Showtime можно увидеть «На берегу», новую версию одноимённой картины Стэнли Крамера (1959), о которой мы писали ранее. В 2002 году выходит экранизация романа Клэнси «Все страхи мира» (у нас — «Цена страха») — история десятилетней давности всё ещё остаётся актуальной.
В программном обеспечении того времени часто использовались два знака для обозначения года, то есть «98» вместо «1998». Таким образом, наступление 1 января 2000 года интерпретировалось такими системами как 1 января 1900 года — из-за этого бага эксперты предрекали проблемы в финансовом и технологическом секторе.
На этом нарратив фильмов о ядерной угрозе распадается. Вопросы контроля за ядерным оружием, международных договоренностей и терроризма возникают на полях в жанровом кино, экшнах и кинокомиксах (последние части сериала «Миссия: Невыполнима», «Халк», «Терминатор 3», «Годзилла: Король монстров»). Продолжают выходить документальные фильмы, среди которых стоит выделить «Белый свет/Чёрный дождь: Разрушение Хиросимы и Нагасаки» 2007 года. Однако за этими точечными высказываниями и обращениями к теме не видно общей картины — её отсутствие уже приносит успокоение.
Особняком стоит Чернобыльская авария. По следам главной техногенной катастрофы в истории в СССР, а затем и России выходят документальные и игровые работы. «Колокол Чернобыля» Роллана Сергиенко (1987) показывают во всех странах мира, где есть ТВ. Сергиенко в дальнейшем посвящает всю свою фильмографию этой аварии, последний из фильмов чернобыльского цикла был снят им в 2001 году. В 1990 году выходит «Распад» Михаила Беликова, интересным образом рифмующий Чернобыль с эпилепсией. В 2011 году Александр Миндадзе, чьи работы (большинство — совместно с режиссёром Вадимом Абдрашитовым) часто посвящены авариям, буквальным и метафорическим, снимает «В субботу». Герои его фильма, даже зная о произошедшем на Чернобыльской АЭС, никак не могут покинуть Припять. Весной 2019 года канал HBO выпустил сериал «Чернобыль» Крэйга Мазина, имевший значительный успех у критики и зрителей. Впереди — сериал НТВ и блокбастер Данилы Козловского («Тренер»). Кажется, мы всё не можем покинуть зону отчуждения.
Все россияне попадут в рай
Прогноз от Егора Сенникова
Сложно однозначно ответить, почему после 1945 года человечество не сгорело в огне ядерной войны. Можно сказать, что нам всем просто очень повезло, но такой ответ ничего не объясняет. Если подумать, то можно решить, что нас спасла концепция «взаимного уничтожения». В руководстве США и СССР прекрасно понимали, что за возможной атакой на противника неумолимо последует ответный удар — и тогда некому будет наслаждаться победой. Определенно сыграл и тот фактор, что и в США, и в Советском Союзе у власти находились люди, либо принимавшие участие во Второй мировой войне, которые всеми силами хотели спасти мир от сползания в очередной глобальный конфликт, жертвами которого на этот раз стали бы сотни миллионов людей.
Ядерная эпоха в 1990-е вроде бы начала заканчиваться, причём не войной, а миром. Проблема, однако, была в том, что сразу же появилось немало людей, которые стали воспринимать такой мир как позорный. Советский Союз не был экономической сверхдержавой, это прекрасно понимали и его правители, и его противники. Его сила базировалась на мощном военном комплексе. А сворачивание обороны ― иногда попросту уничтожение ― воспринималось многими в России и в мире как унизительное поражение, которое лишает страну любых шансов на международное влияние. Войны на периферии советского пространства, этнические конфликты, экономический упадок ― всё это воспринималось как несомненные проявления отказа от опоры на армию.
Прошло немногим больше десяти лет после встречи на Мальте, президентом США стал Джордж Буш-младший, который привёл с собой ряд радикальных неоконсерваторов. Часть из них работала ещё с Бушем-старшим: вице-президентом Буша-младшего был министр обороны Буша-старшего Дик Чейни, Кондолиза Райс стала сначала советником по национальной безопасности, а затем госсекретарём США. Концепция «продвижения демократии» стала одним из символов международной политики Буша. Но его подход к международным делам включал в себя не только Войну с Террором, но и расширение НАТО на восток, и установку системы противоракетной обороны в Европе ― эти вопросы были постоянными поводами для споров и конфликтов между США и Россией.
О стратегическом вооружении и новой холодной войне говорилось уже с осторожной уверенностью. Несмотря на то, что личные отношения Буша и Путина вроде бы были неплохими, взаимодействие между странами к 2008 году было осложнено до такой степени, что при Обаме пришлось придумывать «перезагрузку» отношений. Какое-то время казалось, что она сработает: несмотря на войну в Грузии в августе 2008 года и разоблачение российских шпионов в США, отношения Россия с Западом и прежде всего с США казались устойчивыми. Хотя именно после конфликта в Южной Осетии в России стартовала крупная программа по перевооружению к 2020 году.
После арабской весны и кризиса 2008 года в мире многое начало меняться, и в конце концов он оказался в ситуации самой серьёзной международной политической напряжённости с начала 1980-х годов. А ядерная бомба вновь становится фактором международной политики.
Владимир Путин говорит о том, что во время присоединения Крыма к России российские ядерные силы были приведены в состояние боеготовности, а ещё о том, что в случае ядерной атаки все россияне попадут в рай. Дональд Трамп грозит ядерным ударом лидеру Северной Кореи Ким Чен Ыну, ласково называя его Рокетмэном. На границе Пакистана и Индии регулярно происходят перестрелки, которые каждый раз грозят перерасти в полномасштабную войну, которая вполне может дополниться ядерными ударами.
Кажется, что мы опять на грани катастрофы, и если что-то и внушает оптимизм в этой ситуации, так это то, что современное потрясание ядерным оружием происходит в основном не в реальной жизни, а в поле пиара, политических высказываний и саморекламы. И в этом можно увидеть закономерный результат эволюции взаимоотношений человечества с ядерной бомбой.
Изобретя невероятно мощное оружие, человечество начало в полную силу с ним играть ― и заигралось до такой степени, что оказалось на грани ядерного апокалипсиса во время Карибского кризиса. После этого появились правила, ограничения и чёткие механизмы взаимодействия. Следующая большая волна ядерной угрозы, которая пришлась на 1983 год, во многом была построена на пиаре, шантаже и блефе, хотя важно понимать, что этот блеф происходил в мире, напичканном ядерным оружием. Современные же ядерные баталии состоят исключительно из слов, произносимых без особого реального повода и интереса. Количество ядерного оружия в мире сократилось в десятки раз по сравнению с 1980-ми. Что даёт некоторую надежду на то, что человечеству в очередной раз повезёт не сгореть в огне.
Пока часы двенадцать бьют
Прогноз от Никиты Смирнова
В 1945 году при Чикагском университете стали выпускать журнал «Бюллетень учёных-атомщиков». В 1947 году впервые на его обложке появились «Часы Судного дня». Метафорический циферблат показывал, сколько минут человечеству осталось до полуночи, которая означает ядерную катастрофу. В 2018 году, впервые за 65 лет, стрелка остановилась на двух минутах до 12. И хотя сегодня учёные, ведущие проект, расширили понимание ядерной катастрофы до «глобальной рукотворной», дело тут не в одном только изменении климата.
На военных объектах в ряде штатов США — Вайоминге, Колорадо, Небраске и других — есть особые шахты. В них хранятся ракеты Minuteman III с ядерными боеголовками. Эти ракеты были разработаны полвека назад и должны были прослужить четверть века. Однако и сегодня они не сняты с вооружения. Расположение этих шахт не является секретом для российских военных. Сам же шахтный тип хранения не защищён от ядерного удара. Но это решается принятым в США протоколом launch-on-warning, «запуска по предупреждению». Он предполагает, что в случае обнаружения вражеских ракет на радаре США моментально реагируют ответным ударом. Нобелевские лауреаты выступали против «запуска по предупреждению», американские политики называли её самоубийственной. Её пытались пересмотреть администрации Буша и Обамы, последний также обещал перед выборами снять Minuteman III с вооружения. Воз и ныне там.
Об этом пишет Эрик Шлоссер в своей книге Command And Control. Книга рассказывает о том, что системы государственного контроля за ядерным оружием полны изъянов. Технологии морально устаревают и не выходят из обращения. Напротив, усложняясь, они открывают лазейки для новых сбоев и багов. Если на исходе 1970-х тревога могла быть вызвана неправильно поставленной перфокартой, в 1980 году мир оказался на волоске от глобальной войны из-за того, что в системе Командования воздушно-космической обороны Северной Америки (NORAD) вышел из строя чип. Он стоил 46 центов.
Сидни Люмет — проницательный режиссёр. Его «Система безопасности» 1964 года была высмеяна критиками: не попала в нерв времени, вышла сразу после «Доктора Стрейнджлава» и вообще отличалась излишним алармизмом. Но пока политики грозят друг дружке в Twitter и рассуждают в телепортретах, зачем нужен мир без России, следующая мировая война может начаться по сценарию Люмета. Достаточно простого системного сбоя и толком не выспавшейся смены, которая приведёт в исполнение протоколы об ответном ударе. Вот это будет ремейк.
