В 2018 году в Нью-Йорке на старт одного из крупнейших в мире марафонов вышли 53 тысячи человек — на три тысячи больше, чем на марафоне-2017. Сегодня бег превратился в индустрию: число участников растёт вместе с гордыми постами в социальных сетях, люди тратят месяцы на подготовку, чтобы прийти к финишу и сфотографироваться с медалью. Бегут не только профессиональные спортсмены — на старт выходят тысячи любителей. Надевая кроссовки, многие люди оставляют позади проблемы с начальниками, разваливающиеся семьи, долги по кредитам — и бегут от самих себя. О том, как любимое дело превращается в зависимость, в новом выпуске «Той самой истории» рассказывает участница и победительница десятков забегов Оксана Ахмедова.

Та самая история — это легендарная рубрика, которая и делает самиздат самиздатом, трансформируя наших читателей в наших авторов. Вы тоже можете отправить свою историю нашему редактору Косте Валякину.

Октябрь 2018 года. Жарко. Пот струится по позвоночнику, щиплет глаза. В далёкой Москве вступает в силу осень, а здесь, в Киргизии, розовым цветут персики. Страшно хочется пить. Мимо проезжает машина, водитель сигналит и показывает мне поднятый вверх большой палец — здесь так принято. Я улыбаюсь и отвечаю тем же. Не выдерживаю — пробегаю мимо кладбища, останавливаюсь на обочине, стягиваю с себя мокрую футболку, засовываю её за пазуху — под пояс коротких свободных шорт. Остаюсь в одном спортивном топе, дышать сразу становится легче. Бросаю быстрый взгляд на ставший уже привычным пейзаж: бесподобно синее озеро, огромное как море — Иссык-Куль. Нажимаю на кнопку часов и продолжаю бежать.

Меня зовут Оксана, мне 31. Моя жизнь — за несколько тысяч километров отсюда. Там я каждый день хожу в офис, где с 10 до 19 пишу заключения и справки для клиентов моего адвокатского бюро, а в свободное время — бегаю. Я не профессиональная спортсменка, никогда ею не была и выбрала бег в сознательном возрасте. Тогда, в самом начале, пробежки — я не называла их тренировками — вдохновляли меня, придавали сил, очищали мысли, успокаивали. Я видела в беге не спорт, но искусство — в нём был для меня свой ритм, красота, и жизнь становилась полнее и ярче.

Сегодня мою жизнь полностью определяет график тренировок, соревнований и сборов. Очарование и влюблённость сменились потребностью и зависимостью — сначала болезненной и пугающей, потом осознанно принятой. Определяющим стал результат — возможность видеть, как терпение и труд пропорционально конвертируются в цифры финишных протоколов. То, чего я достигала собственными ногами, становясь всё быстрее и выносливее, придавало жизни смысл, которого я не находила в ежедневной рутине.

Я всегда была отличницей. Золотая медаль, призовые места на олимпиадах, переезд из маленького города в столицу, красный диплом престижного вуза, работа в хорошей юридической компании, достойная зарплата, поездки за границу, десятки трофеев с марафонов.

С восторженными комментариями под фотографиями с медалями я могла бы быть тем идеальным человеком из вашей социальной ленты. Я побеждала и занимала призовые места на соревнованиях: 42 километра и 195 метров — классическую дистанцию марафона — я могу преодолеть менее чем за три часа. Это быстро. Однажды, чтобы попасть на марафон, я собрала для благотворительного фонда 2000 фунтов за полтора дня. В другие сутки я пробежала 119 километров без остановки. Марафоны в Москве, Чикаго, Бостоне, Токио, Лондоне, Афинах, Берлине. Я бегала и по горам, и по шоссе, и днём, и ночью, и в дождь, и в снег. Я могла бы казаться идеальной, но, честно признаться, бегать — это всё, что я умею.

Сегодня я в тихом киргизском посёлке Бостери, расположившемся высоко в горах Тянь-Шаня.

Три недели — максимальный отпуск, который может позволить себе офисный сотрудник, — я копила весь год, чтобы провести их здесь, готовясь к самому главному событию своего года — Нью-Йоркскому марафону. Известный факт: тренировки в условиях высокогорья, где плотность воздуха ниже и кислорода меньше, творят чудеса. Организм становится выносливее, и, спустившись на равнину, спортсмен бежит быстрее и легче.

В Бостери я бегаю дважды в день по одной и той же федеральной трассе А363, которая, постепенно набирая высоту, пронзает городок насквозь. Обычно это называется сборы, однако со мной нет ни тренера, ни команды, а мои друзья, среди которых мало профессиональных спортсменов, предпочитают отдых на морских побережьях. В эти несколько дней все мои контакты с людьми будут сводиться к редким диалогам в продуктовых магазинах.

Говорят, в давние времена здесь стоял большой прекрасный город, разрушенный страшным землетрясением. Земля опустилась, а образовавшаяся впадина заполнилась водой — так появилось озеро. В живых остались только несколько девушек, которые незадолго до того ушли в горы собирать хворост. Вернувшись и обнаружив гибель всего, что было для них дорого, девушки каждое утро стали приходить к озеру и горько плакать, не в силах смириться с утратой своих близких. Сидя на берегу, они лили горькие слёзы, которые падали в воду. Слёз было так много, что озеро стало горько-солёным, поэтому и называется «Иссык» — горячее (как слёзы).

Однажды я уже была в Киргизии, когда несколько лет назад пыталась покорить один из знаменитых семитысячников — пик Ленина. Дорога до вершины заняла у меня почти месяц, но цели я так и не достигла. Сильный ветер не пустил нашу группу на пик, где, как говорят, стоит бюст Ленина. Проведя две ночи на высоте больше 6000 метров, там, где встречаются небо и земля, я спускалась вниз и разговорилась со случайным попутчиком-индусом: «Наверное, ты тоже расстроен? Столько времени, лишений, столько трудов — и всё зря». В ответ он внимательно посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Неужели ты думаешь, что пятнадцать минут на вершине — это то, ради чего я приехал сюда? Целых три недели я был абсолютно счастлив просто быть здесь — в этих красивейших горах!» Счастье — это путь, а не цель — простая формула, которую я никак не могу заучить. 

Я давно загадала, что предстоящий — мой четырнадцатый — марафон должен стать последним. Поэтому Нью-Йорк — красивый, шумный, праздничный, сложный. Несколько последних месяцев я с великим трудом тащу себя в ноябрь — засыпая и просыпаясь с мыслями только о старте и о том, что совсем скоро наступит долгожданное счастье «никуда не бежать».

Здесь, в Бостери, моё время измеряется километрами. Когда я не бегу, я отдыхаю в ожидании следующей тренировки. В городке, затерянном среди гор, всё располагает к тому, чтобы ответить на вопросы, от которых в обычной жизни я предпочитаю убегать, влекомая инерцией будней. «Зачем?», «От чего я бегу?», «Люблю ли я, как раньше?» Как же так получилось, что бег стал ношей, которую я не могу бросить и не могу больше нести? Думая о финише в Центральном парке, я представляю, что с каждым метром приближаюсь к свободе. Её я вижу как возможность распоряжаться собой и своей жизнью. Но что я буду с ней делать? Чего я стою? Что я ещё умею? За что ещё меня можно любить?

Не имея ответов, я точно знаю, что не могу больше бежать, — я хочу, чтобы мой отпуск скорее закончился. Но сейчас я прибавляю скорость.

Посёлок на несколько улиц тянется между бледной горной грядой и величественным Иссык-Кулем. Несмотря на открывающиеся пространства, мне здесь тесно. Чтобы отвлечься, каждый день я прихожу к воде. Вид опустевшего безжизненного пляжа завораживает — остовы кабинок для переодевания, деревянные лавки и лежаки, железные зонтики от солнца и покосившиеся будки «Кафе-мороженое». Взгляд неизбежно останавливается на колесе обозрения — Его видно отовсюду, от него нельзя скрыться. Вокруг — никого, только крики ворон разрывают оглушительную тишину. Всё выглядит так, как будто люди в спешке ушли отсюда, оставленный город разрушается, уходит в тёплый песок, чтобы вскоре стать частью этого огромного озера-моря.

Добежав до мечети, я разворачиваюсь. Стараясь прижиматься к обочине, бегу навстречу потоку машин: водители должны видеть меня, а я — их, так безопаснее.

Таких, как я, много. Мода на бег в России зародилась в 2013 году, когда состоялся первый Московский марафон. На фоне падения интереса к профессиональной лёгкой атлетике, любительским бегом — как самым доступным и простым видом спорта — стали заниматься тысячи людей: в 2013 году в Московском марафоне приняли участие всего 4778 человек, а в 2018-м бегунов было уже почти 22 тысячи. 22 сентября 2019 года на старт вышло около 33 тысяч любителей бега; 26 тысяч добежали до финиша.

Среди любителей могут встречаться люди абсолютно разных профессий, но в большинстве своём это офисные работники: банкиры, юристы, менеджеры. В отличие от профессионального спортсмена, средний любитель начинает бегать в 25–30 лет и не имеет серьёзного спортивного прошлого. При этом время, затрачиваемое на тренировки, и даже результаты у спортсменов-любителей и профессионалов могут быть сопоставимы. Как правило, любитель занимается с тренером — индивидуально или в одной из многочисленных беговых школ, регулярно участвует во множестве соревнований, при этом не бросая своей основной работы.

Это обычные люди, которые, как и я, каждый день ходят на работу, оплачивают счета, общаются с клиентами, ругаются с начальством, делают ремонт, толкаются в метро и стоят в бесконечных пробках. Внезапно все мы побежали. Немногие — за здоровьем, большинство — от проблем, от неустроенности, от нелюбимой работы, несчастливых отношений или, наоборот, от одиночества. А кто-то, страдая непомерным тщеславием, просто пытается быть лучше всех — получить желанную награду. Вместо того чтобы приводить в порядок свою жизнь, мы предпочли надеть кроссовки и пробежать марафон.

Любительский бег стал навязчивой идеей и дешёвым наркотиком. Не будучи профессиональными спортсменами, мы сделали спорт главным событием дня и всей жизни, надеясь, что следующее соревнование — которое будет ещё сложнее, дольше и мучительнее — приблизит нас к заветному счастью. Простой тест. Если предложить «любителю» пробежать ранним утром 42 километра в парке в полном одиночестве, без болельщиков, чипа, номера, без официального результата, поста на фейсбуке и восторженных комментариев виртуальных друзей, то согласятся на это только те, кто действительно любит бегать. И среди тех, кого можно встретить на старте любого крупного забега, таких будет не слишком много.

Об этом не принято говорить, и в этом никто никогда не признается. Религией любителей становится культура «достигательства». Здоровье не продаётся и больше никого не мотивирует — бег начинает убивать.

Стряхиваю навязчивые мысли, концентрируюсь на темпе. Мимо проносятся горные гряды, мечети, санатории, пустынные дали, деревни. На меня почти никто не обращает внимания — только дети, пасущие коров, настороженно смотрят, когда я перебегаю дорогу стаду.

«О чём ты думаешь, когда бежишь?» Дорога под ногами уходит круто вверх. Взбираясь, стараюсь не терять скорости: высоко поднимаю и тяну бедро, как учил меня тренер, интенсивнее работаю руками. Взгляд — строго перед собой. Часы сообщают о пройденном километре. Внутри себя жонглирую цифрами: если удастся сохранить концентрацию и немного ускориться, успею купить себе боорсок — обжаренные в масле кусочки теста на традиционной воскресной ярмарке. Не удержусь, начну есть, не дойдя до дома. Буду вытаскивать их по одному, облизывая жирные пальцы. Обязательно поделюсь с чёрным щенком с перебитыми задними лапами, который всегда поджидает меня у дома на перекрёстке.

Сворачиваю с трассы и оказываюсь на просёлочной дороге. Пробегаю мимо пастухов, редких прохожих, а чаще — лошадей и верблюдов, отдыхающих от туристов, с которыми пришлось фотографироваться всё лето.

Пока я бегаю, посёлок живёт своей жизнью: рано утром наряженные в бело-синюю форму дети идут в школу, после обеда катаются на качелях и играют в мяч; женщины, повязав головы платками, отправляются по домашним делам; мужчины курят возле машин. Разъезжаются по соседним сёлам и городам маршрутки — Чолпон-Ата, Каракол, Бишкек.

Я здесь — чужая. Распознав во мне приезжую, киргизы могут обмануть — бесхитростно, не больно. Сначала предложат красное, напитанное солнцем яблоко, а потом втридорога возьмут за съём квартиры в пустующем в несезон городке. Попускаю, ведомая чувством вины, — то ли за распад Союза, то ли за благоустроенность. За то, что в любой момент могу уехать отсюда — и уеду — в Москву, с её ярко освещёнными проспектами, парками, круглосуточными кафе и магазинами.

Бостери должен стать для меня финишной прямой. Последний рывок перед тем, как ранним ноябрьским утром, стоя на мосту Верразано в Нью-Йорке, я услышу стартовый выстрел и отправлюсь в путешествие, которого боялась и так долго ждала.

Время сжимается как пружина. Несколько сот километров, отпущенных мне здесь, стремительно тают.

Во рту пересохло, стараюсь не думать о солёной воде, которая заманчиво блестит уже по правую руку, понемногу исчезая из поля видимости. Дорога постепенно уводит меня к пансионату «Киргизское взморье», по аллеям которого когда-то давно гулял сам Гагарин, вернувшись на землю из космоса. Представляю, как он приходил на берег озера — так же, как прихожу туда я, — и долго смотрел на небо.

Пульс внезапно подскакивает: по неровной дороге бежать тяжелее. Аккуратно обхожу кочки, стараясь не сбавлять темп, дышу глубоко. Приказываю себе терпеть.

Пансионат остаётся за спиной. Делаю петлю и снова оказываюсь на асфальте. Под ногами мелькает разметка: 600, 400, 200 метров. Осталось немного. Сердце стучит с бешеной силой. Больше всего на свете мне хочется остановиться — сейчас, немедленно. Простить себе, отпустить себя, перестать убегать. С силой рассекаю руками воздух. Ноги как будто уже не принадлежат мне и двигаются по инерции. Смотрю вперёд остекленевшим взглядом. Чувствую, как травмируются мышцы, — чтобы потом зажить и стать сильнее. Давлю ещё, приказывая себе не думать о финише, — нужно бежать так, как будто его не существует.

Три, два, один. Останавливаюсь. Жадно дышу, уперев руки в колени. Со лба на лицо стекает солёная вода — смахиваю крупные капли на землю. Внутри себя слышу, как пульсирует кровь, несколькими гулкими ударами замедляется сердце. Расправляю затёкшую спину, стряхиваю руки. Темнеет в горах рано, уже скоро начнёт садиться солнце.

Прямо передо мной — озеро. Мы остаёмся один на один. Стягиваю кроссовки, делаю несколько робких шагов. Медленно захожу в воду, утопая в мелком песке, — стопы мгновенно сковывает холод. Горячее озеро — холодное. Бреду, всё глубже погружаясь в прозрачную воду, Иссык-Куль уже прямо у сердца. На вдохе резко ныряю, уходя под воду с головой, открываю глаза. На мгновение мне кажется, что я вижу древний город, но мираж быстро рассеивается. Под водой тихо и очень спокойно, но воздуха хватает ненадолго. Выныриваю, разворачиваюсь на спину и подставляю лицо уходящему солнцу. Провожу пальцами по поверхности воды, чувствую тонкую прослойку тепла. Покачиваюсь в объятиях озера.

Меньше чем через месяц, солнечным ноябрьским утром, я вижу стремительно приближающуюся финишную арку. Быстро перебирая ногами, почти не дыша, влетаю в неё, останавливаю таймер и несколько долгих секунд стою, закрыв лицо ладонями. Весь мир погружается в тишину. Лёгкое касание, встревоженный голос волонтёра: «Miss, are you OK? Открываю глаза, смотрю на экран часов — невозможное стало реальностью. Внезапно пространство заполняется звуками: я кричу, смеюсь, подпрыгиваю, бросаясь обнимать тех, кто случайно оказался рядом со мной. Счастье переполняет меня и выплёскивается наружу: то самое, настоящее счастье, которое физически ощущаешь каждой клеточкой тела, к которому в этот момент испытываешь только искренние благодарность и любовь.

Спустя 42 километра я наконец-то нашла ответ — я здесь, чтобы почувствовать себя живой.

Сентябрь 2019 года. Жарко. Пот струится по позвоночнику, щиплет глаза. В далёкой Москве вступает в силу осень, а здесь, в Киргизии, розовым цветут персики. Страшно хочется пить. Спустя год я вернулась, впереди — Франкфурт, новый марафон и несколько сотен километров одиночества на берегу холодного озера.