Двести двадцать восьмая — самая «народная» статья: по статистике Федеральной службы исполнения наказаний, с 2006 года число осуждённых за наркотические преступления выросло вдвое. Про 228-ю сочиняли песни, придумывали мемы и шили шапки. Сегодня по статье, популяризированной отечественной рэп-музыкой, сидят более 130 тысяч человек — это самая большая категория, почти треть всех осуждённых. Бо́льшая часть этих людей получила приговоры за действия, не связанные со сбытом. От штрафа в 300 рублей за сбыт кокаина — до пяти лет тюрьмы за курение марихуаны: самиздат изучил, как эволюционировало антинаркотическое законодательство.
«Осенью 2015 года, точное время и дата не установлены, Нечаев А. И., имея умысел на незаконное приобретение и хранение наркотических средств, без цели сбыта, незаконно приобрёл для личного употребления, без цели сбыта, вещество растительного происхождения, которое, согласно справке об исследовании и заключению эксперта, является наркотическим средством — каннабис (марихуана), в высушенном состоянии», — гласит приговор № 1-180/2016 Комсомольского районного суда города Тольятти.
Пакетик с травой весом 11,2 грамма подсудимый поначалу хранил при себе, а затем, судя по показаниям, оставил дома до весны. Пятого апреля в 22 часа 20 минут Нечаева, которого несколько лет назад уже судили за хранение наркотиков, задержали сотрудники полиции. В ходе досмотра у него изъяли значительную дозу запрещённого наркотического вещества. Шестого мая 2016 года суд, приняв во внимание смягчающие обстоятельства — признание вины и хорошие характеристики по месту жительства, счёл Нечаева А. И. виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 228 ч. 1 УК РФ и назначил год лишения свободы.
Судьба осуждённых по наркотическим преступлениям разнообразна: статьи много раз менялись и сильно дорабатывались. Если бы А. И. попался в 2005-м, то отделался бы всего лишь административным штрафом, а если бы в 2011-м — мог бы сесть на пять-двенадцать лет за деяния в крупном размере.
Россия позже других стран начала борьбу с наркотиками на государственном уровне. Первые разговоры о том, что опиум всё-таки не для народа, начались в 1860-х годах, а например, во Франции ещё в 1845 году приняли закон, запрещающий контрабанду опия в страну. Российский император Николай Второй издал Указ о мерах по борьбе с опиокурением лишь спустя 80 лет (в 1915 году) и только на Дальнем Востоке. Такая сегрегация была не случайна: влияло соседство с Китаем, откуда опий долгие годы завозился большими партиями.
Революция в России открыла для рабочего класса рынок наркотиков — морфий, опий и кокаин. До 1917 года наркомания в стране носила ограниченный характер и почти не выходила за пределы богемной среды. Употребление наркотиков в основном относилось к категории роскоши, доступной верхним слоям общества, но после революции вещества всё больше стали выполнять развлекательную, а не только целебную функцию и для пролетариата. «Буквально через три месяца после прихода к власти большевиков Народный комиссариат внутренних дел вынужден был констатировать: „Появились целые шайки спекулянтов, распространяющих кокаин, и сейчас редкая проститутка не отравляет себя им. Кокаин распространился в последнее время и среди слоёв городского пролетариата“», — пишет исследователь советской повседневности Наталья Лебина.
В Кодексе 1922 года существовала только статья 215, карающая «приготовление ядовитых и сильнодействующих веществ лицами, не имеющими на то права» штрафом до 300 рублей или принудительными работами. В годы НЭПа дети-кокаинисты, попрошайничающие «на хлеб», становились привычным явлением, а к «марафету» и «муке» пристрастилась рабочая молодёжь. Вместе с тем советское правительство продолжило начатую в 1914 году борьбу с алкоголизмом. Ограничение на продажу алкоголя освободило «рыночное» место для кокаина и опиатов, что усугубило и без того растущую проблему употребления веществ.
В ответ на рост популярности опия и кокаина руководство страны ввело уголовное наказание за оборот наркотических средств вместе с ядами и сильнодействующими веществами. В РСФСР появился Декрет от 6 ноября 1924 года, запрещающий распространение, изготовление и хранение с целью сбыта веществ, «разрушительным образом действующих на народное здоровье». За нарушение можно было получить срок до трёх лет, при этом хранение без цели сбыта и употребление уголовно не преследовалось.
В 1925-м начали создавать наркодиспансеры, а в Москве открылось первое клиническое отделение для детей-кокаинистов. Лечение проводилось добровольно.
Впоследствии постановление о распространении и сбыте кочевало из кодекса в кодекс, дополнялось и обновлялось, долгое время наказывали только за распространение.
В 1958 году ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли новое постановление о борьбе с пьянством, ограничивающее продажу алкоголя. Очередная антиалкогольная кампания повторила ситуацию 20-х годов: предсказуемо увеличилось самогоноварение и начался резкий рост числа наркозависимых, а за ним — очередное ужесточение антинаркотической политики. В 1960 году в новом и последнем Уголовном кодексе РСФСР появился предок сегодняшней самой «народной» статьи.
Список всего, за что можно было понести уголовную ответственность, расширился в несколько раз: теперь изготовление, приобретение, хранение, перевозка, сбыт, посев и выращивание запрещённых культур грозили сроком до десяти лет с конфискацией имущества, а если ловили на рецидиве — то от шести до пятнадцати.
По мнению исследователя Артёма Сунами, Кодекс 1960 года считается особенно важным для антинаркотической политики, потому что впервые в российском законодательстве наркотики были определены как отдельная угроза. Доктор юридических наук Владимир Ведяхин писал, что предмет преступления представлялся слишком широко — до принятия Кодекса наркотические вещества стояли в одном ряду с сильнодействующими и ядовитыми, и для законодательства угроза от кокаина была сравнима, например, с мышьяком.
Из-за разрозненности антинаркотического законодательства в республиках СССР в статьях о наркотиках возникали расхождения. Где-то уголовная ответственность наступала при отсутствии цели сбыта, где-то — только в случае сбыта. Тогда в 1974 году был выпущен Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с наркоманией». В нём вводятся влияющие на меру наказания признаки: например, крупные размеры наркотических средств, действия, совершённые повторно, или по предварительному сговору, или особо опасным рецидивистом.
В семидесятые годы из-за трансформации представлений о наркотической угрозе методы борьбы с наркотиками стали более репрессивными. В августе 1974 года вышел Указ «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании больных наркоманией», согласно которому алкоголиков и наркоманов могли направить на принудительное лечение на срок от шести месяцев до двух лет. Для этого были созданы лечебно-трудовые профилактории. Фактически ЛТП были местом ограничения свободы, где основным методом лечения был принудительный труд. Пациентов держали за высоким забором и колючей проволокой, а врачи носили погоны. Подать в суд и отправить туда уклоняющихся от лечения могла общественная организация, любимый трудовой коллектив или госорган.
К концу 70-х ЛТП, подобно трудовым лагерям, начали встраивать в промышленность в качестве источников рабочей силы. «У правительства была задача — заполнить рабочие места. И тогда наркологические больницы стали появляться на базе промышленных предприятий, такие были, например у ЗИЛа и „Москвича“, — рассказывает Олег Зыков, директор Института наркологического здоровья нации. — Смысл этих больниц был в одном: заставить больных наркоманией людей пойти работать на заводы, где не хватало рук. И ЛТП были частью промышленной наркологии». Из-за дальнейших экономических изменений в девяностые необходимость в дешёвой рабочей силе на предприятиях отпала — и наркология из «промышленной» стала фармакологической.
Профилактории были знаковой частью антинаркотической политики СССР. Восемьдесят один процент участников опроса, проведённого в 2015 году «Левада-Центром», высказывались за возвращение ЛТП. Но социологи отмечают, что меры репрессивного и запретительного характера в целом довольно популярны у россиян.
Третья и самая известная антиалкогольная кампания СССР, развёрнутая Горбачёвым во время перестройки, принесла те же результаты, что и две предыдущие. Седьмого мая 1985 года было принято постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». Выросли цены на алкоголь, и резко ограничились его продажи. Это, как в 20-е и 60-е, увеличило потребление наркотиков. «Кампания — это отправная позиция для антинаркотической политики всех последующих лет, — считает Зыков. — Тогда молодёжная субкультура стала экспериментировать с другими психоактивными веществами, ведь доступность алкоголя сократилась, а спрос сохранился. Достаточно быстро все позитивные эффекты от антиалкогольной кампании сошли на нет, а интерес к наркотикам стал устойчивым. Рынок психоактивных веществ очень сильно разнообразился, а их популярность выросла».
Вслед за антиалкогольной потянулась и антинаркотическая пропаганда. В июне 1987 года в Уголовный кодекс РСФСР вводятся новые составы преступлений: теперь сесть можно было за «вовлечение несовершеннолетних в немедицинское потребление лекарственных и других средств, влекущих одурманивание» и «незаконные посев или выращивание масличного мака и конопли». Двенадцатого июня 1987 года принимается постановление ЦК КПСС, где критикуются бюрократия и бездействие в борьбе с развернувшимся оборотом наркотиков. Однако колоссальных масштабов проблема достигла в следующие десятилетия. Оказалось, что «социальная среда» для наркоманов в стране всё-таки есть, и условия развитого социализма ситуацию не спасли.В 1990 году стремительно демократизирующийся СССР решил смягчить отношение к употребляющим наркотики. Комитет конституционного надзора постановил, что Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25 апреля 1974 года «Об усилении борьбы с наркоманией» «необоснованно ограничивал права и свободы» граждан. Руководствуясь Конституцией, Комитет решил: если человек не нарушает общественный порядок и права других лиц, нельзя принудительно отправлять его в лечебно-трудовые профилактории. Комитет также счёл 10-ю статью Указа, предусматривающую административную и уголовную ответственность за употребление, неконституционной. Члены комиссии отмечали, что правовым основанием для статьи послужила зафиксированная в Законе о здравоохранении обязанность граждан СССР «бережно относиться к своему здоровью», тогда как к этому не принуждают ни Конституция, ни международные соглашения. Фактически Комитет признавал потребление наркотиков неотъемлемым правом индивида. Так начался самый короткий период антинаркотической политики — период либерализации.
В 1991 году Верховный Совет РСФСР отменил административную и уголовную ответственность за употребление наркотиков, вместе с отказом от смертной казни за хищение госимущества и другими человеколюбивыми инициативами. Одним из главных аргументов в пользу декриминализации эксперты называли возможность для потребителей без боязни обратиться за медицинской помощью. При этом ответственность за приобретение, хранение, сбыт и другие манипуляции с наркотиками никуда не делась.
В 1993 Ельцин, продолжая демократизацию, своим указом окончательно ликвидировал систему лечебно-трудовых профилакториев.
После распада Советского Союза Российская Федерация ещё много лет использовали принятые в СССР кодексы, в том числе уголовный и административный. Новый УК был принят только в 1996 году, в него, как и прежде, вошла серия статей, предусматривающих ответственность за наркопреступления (228–234 УК РФ), но самой распространённой стала именно 228-я.
Либерализация в наркополитике, как и всякая другая либерализация 90-х, продлилась недолго. Критики декриминализации употребления требовали вернуть административную ответственность, подчёркивая, что число наркоманов, состоящих на медицинском учёте, за четыре года декриминализации выросло более чем вдвое — с 35,2 тысячи в 1992 году до 88 тысяч к концу 1996 года. Сторонники либерального законодательства объясняют рост зависимых достаточно просто: в 90-е был запредельно высокий уровень насилия, а современная наркология считает, что уровень насилия напрямую влияет на количество зависимых. Тем не менее доводы правозащитников не убедили Верховный суд, и маятник антинаркотического законодательства двинулся в обратную сторону, к ужесточению ответственности. Российская Федерация как наследница и правопреемница СССР должна была соблюдать международные конвенции и ограничивать применение наркотических и психотропных веществ только медицинскими целями. В ту пору, как и в советское время, антинаркотическая политика в России и во всём мире была схожа.
После долгих дискуссий решение было принято, и в 1998-м вместе с Федеральным законом «О наркотических средствах и психотропных веществах» в страну вернулась и административная ответственность за употребление, статья 44 появилась в Кодексе РСФСР об административных правонарушениях, а затем в 2002-м перекочевала в КоАП под номером 6.9. Вместе с ними правительство опубликовало и список запрещённых к хранению и распространению веществ.
ФЗ № 3 1998 года вызывал множество нареканий. Директор Института наркологического здоровья нации Олег Зыков считает, что закон предложил некую системную философию, извращающую представления о наркополитике:
«Вся наркополитика России и других стран изначально направлена на снижение употребления. Это забавно, но часто сверхзадача выпадает и обсуждаются только какие-то отдельные действия, например сколько наркотиков изъяли, — отмечает нарколог. — Есть некая базовая ценность, она важна для понимания того, что есть наркополитика и у нас, и во всем мире. Наркополитика — это борьба с предложением и некие действия по снижению спроса. Говоря о наркополитике, мы должны всегда обсуждать баланс этих двух ипостасей. В нашей стране в начале 90-х это всё не учитывалось, а в головах у людей, занимающихся наркополитикой, были штампы, рождённые американской „войной с наркотиками“. Это и привело к принятию ФЗ № 3, извратившего всё, что можно было извратить».
Олег Владимирович считает, что на протяжении 90-х в мышлении российских деятелей сохранялось репрессивное отношение к наркотическим веществам, которое переносилось на людей, эти вещества потребляющих. Как и в советское время, в законодательстве преобладал достаточно репрессивный подход, из которого и произрастали проблемные юридические нормы.
До 2004 года в стране действовала «таблица доз», разработанная Эдуардом Арменаковичем Бабаяном. Дозы, которые выделял Бабаян, критиковались за слишком малое количество; так, в его таблице уголовное наказание наступало, например, за хранение, приобретение и сбыт уже 0,005 грамма героина, рассказывает Олег Зыков. С такими дозировками задержать можно было кого угодно, при такой таблице было довольно легко набрать потребителей наркотиков и приписать им действия по 228-й статье, что к тому же благоприятно отражалось на отчётности силовых структур.
В 2003 году, на исходе первого путинского срока, по инициативе президента прошла масштабная либерализация уголовного законодательства. В большом пакете поправок среди прочего были приняты изменения 228-й статьи. Теперь статья делилась на две статьи: 228 и 228.1. Первая предусматривала ответственность за хранение, а вторая — за сбыт. Тогда же «двести двадцать восьмую» дополнили примечанием: отныне размер определялся исходя из «средних разовых доз» — количества вещества, которое нужно наркоману, чтобы получить «кайф». Дозы отдельно для всех запрещённых веществ рассчитало и утвердило правительство. Крупным размером признавалось свыше десяти «средних разовых доз», а особо крупным размером — свыше пятидесяти.
Изменения в Уголовном кодексе имели обратную силу, многие дела были пересмотрены — и на свободу вышли более сорока тысяч человек.
Олег Зыков был одним из инициаторов поправок. В то время он как член Комиссии по правам человека, вместе со Львом Левинсоном и другими правозащитниками, смог пролоббировать смягчение законодательства. Главной задачей Комиссии было сместить фокус борьбы с наркоманией с потребителей на распространителей и прекратить посадки людей, приобретающих в небольших объёмах. Однако через год правительство сделало шаг назад. Дело в том, что за год использования «средних разовых доз» количество наркоманов, погибших от передозировки, значительно выросло; критики новой вариации статьи отмечали также и завышенность дозировок, попускающую мелкому сбыту. Так, допустимая доза героина составляла 0,9 грамма, гашиша — 4,9, а высушенной марихуаны — 19,9.
«При выходе из мест лишения свободы многие люди погибают от передозировки, — объясняет неудачу Зыков. — Это известный факт, люди не знают своей физиологии и качества веществ на рынке, потому массовый выход из тюрем увеличил процент передозировок, в остальном статистика была на нашей стороне: количество передозировок среди детей не изменилось, и рост смертности был связан исключительно со вчерашними заключёнными». Тем не менее в 2006 году статья была вновь пересмотрена и идея «средних разовых доз» оказалась в нормативной помойке, а правительство понизило дозировку вдвое, уголовная ответственность за хранение, например, героина наступала уже от 50 миллиграммов.
Тогда же был введён термин «смеси», и людей стали судить за куда меньшие дозы вещества. Любое количество вещества из списка запрещённых, присутствующее в смеси, автоматически превращало всю смесь в наркотическое вещество.
Одиннадцатого марта 2003 года президент Владимир Путин создал на базе одного из комитетов МВД Государственный комитет по контролю за оборотом наркотиков (Госнаркоконтроль) — орган исполнительной власти, курирующий наркополитику. Совсем скоро Госкомитет был преобразован в ФСКН — одно из самых упоминаемых в СМИ в связи с коррупцией и правонарушениями ведомств. На фоне споров о либерализации 2003–2004 годов служба только развивалась и ещё не могла оказать какого-то существенного влияния на наркополитику. В следующие несколько лет ведомство не раз критиковали за чрезмерно репрессивный и часто бездумный подход к борьбе с наркотиками. Оперативники сами сбывали наркотики, шантажировали граждан, вымогали деньги и, как и сотрудники МВД, подбрасывали вещества, чтобы улучшить статистику раскрываемости.
ФСКН также боролась с кондитерами, которые пекли булочки с маком; химиками, работающими с растворителями; ветеринарами, колющими животным кетамин, чтобы смягчить их страдания.
Четвёртого февраля 2019 года закончилось очередное «маковое дело», которое тянулось почти шесть лет и было инициировано сотрудниками ФСКН. В России запрещено производство пищевого мака, его привозят большими партиями в несколько тонн из других стран. Большие партии мака неизбежно содержат какое-то количество опиатов. Оперативники определили все 42 тонны мака наркотической смесью, дело обернулось вероятными сроками по особо крупным размерам, даже несмотря на Постановление Верховного суда, объясняющее, как и когда из смеси необходимо исключать нейтральное вещество. Спустя шесть лет суд завершился в пользу кондитеров, но этот прецедент, по мнению Олега Зыкова, не меняет общей картины.
«Мы даже не знаем, сколько сегодня людей по таким „маковым“ делам сидит в колониях, такие дела никто не пересматривает», — уверен нарколог.
Более чем через десять лет после создания, пройдя через несколько взлётов и падений, Служба падёт в межведомственной борьбе и будет ликвидирована в 2016-м указом президента, успев объявить настоящую войну синтетическим наркотикам. Полномочия ведомства, как и часть его личного состава, перейдут в МВД.
В нулевые в России развернулась целая индустрия оборота дешёвых наркотиков. Название самого популярного из них можно было встретить в каждом подъезде или на асфальте у светофора — «спайс mix, 8 999 981** **». Такая таргетированная реклама была рассчитана на школьников и студентов — из-за своей дешевизны спайсы стали популярны у тех, кто живёт на стипендию.
Спайс — это психоактивный наркотик. До 2007 года курительные смеси можно было купить в табачных ларьках — спайс не подпадал ни под один из антинаркотических законов. Производители утверждали, что эффект достигается за счёт растений с психотропным веществом. Но в 2008 году исследователи установили, что в состав входит синтетический каннабиноид, аналог или производное существующих наркотиков. После этого индустрия спайсов ушла в интернет, а размеры употребления стали неконтролируемыми. Тридцать первого декабря 2009 года постановлением правительства РФ голубой лотос, шалфей предсказателей, гавайскую розу и другие синтетические каннабиноиды, входящие в состав спайсов, запретили к обороту, а в 2010-м включили в перечень запрещённых наркотиков. С 2008 по 2014 год объём изъятий синтетических наркотиков по стране увеличился в 130 раз — со 165 килограмм до 22 тонн. А власть и антинаркотические ведомства объявили войну со спайсами.
В 2012–2015 годах несколько раз фиксировались массовые отравления спайсами и самоубийства после употребления, причём география отравлений охватила девять регионов страны. «Распространению спайсов было очень сложно помешать, — утверждает юрист Арсений Левинсон, сын известного правозащитника Льва Левинсона. — Синтетические каннабиноиды имеют свойство незначительно изменять свою формулу — и так уходить из-под контроля: новые каннабиноиды не успевали вносить в перечень, на рынке их было несколько сотен. Наркополиция говорила, что не может контролировать распространение спайсов».Тогда в 2012 году было предложено понятие «производной» наркотического вещества, незначительно отличающейся по химической структуре от внесённых в перечень наркотиков. Запрещёнными стали не только сами вещества, но и их производные. При этом, как утверждает Левинсон-младший, из-за ввода этого понятия в перечень наркотиков стало сложно определить, какое именно вещество запрещается, «производная» — слишком общее определение. «Мы тогда обратились в ФСКН с просьбой предоставить нам список всех запрещённых производных от одного из первых синтезированных каннабиноидов. Они сказали, что сделать это невозможно, потому что число его производных — с шестнадцатью нулями». Поэтому «запрещённость» устанавливалась постфактум — в зависимости от того, относила ли экспертиза вещество к производным наркотика.
В 2013 году глава ФСКН Виктор Иванов продвигал в Госдуме законопроект, который бы наделил наркополицию возможность предварительно «запрещать» появляющиеся новые производные и вносить их в свой реестр запрещённых наркотиков для дальнейшего изучения. До этого полномочиями по включению в реестры психоактивных веществ обладал лишь Минздрав. В 2015 году закон с поправками был принят, и наркополиция получила право вести свой реестр запрещённых веществ.
«Идея реестра была правильной. Если человека задержали с веществами, которых нет ни в списке, ни в реестре, эти вещества нужно было взять на экспертизу и внести в перечень запрещённых в течение двух лет. За оборот новых потенциально опасных веществ предусматривалась более мягкая ответственность, приобретение и хранение вообще не каралось. Потребитель в таком случае рассматривался как жертва несовершенства законодательства», — объясняет юрист Арсений Левинсон.
Однако с 2015 года ни одного вещества в этот реестр не вошло — всех по-прежнему привлекали за производные наркотических веществ, а не за «новые и потенциально опасные вещества», которые, согласно законопроекту, должны были изучаться — и только тогда вноситься в перечень запрещённых постановлением правительства. Так, многие люди получали сроки за употребление веществ, которые ещё даже не были изучены и внесены в перечень запрещённых. Но сначала ФСКН, а потом МВД, к которому перешли полномочия исследовать новые производные и вносить их, предпочитали использовать старое постановление и относить все неизученные наркотики к производным.
В 2012 году антинаркотическое законодательство вновь изменилось. По инициативе ещё живого ФСКН в УК изменились показатели размеров. К крупному и особо крупному добавили значительный, чтобы отделить потребителей и мелких барыг от настоящей наркомафии.
В то же время в Уголовный кодекс ввели возможность пожизненного заключения за сбыт наркотиков. Раньше максимальный срок заключения составлял 20 лет по статье 228.1 УК. Впервые к пожизненному сроку за контрабанду наркотиков в особо крупных размерах приговорили только в 2017 году. По версии следствия, обвиняемые с 2012 по 2015 год ввезли и попытались продать в России 600 килограммов героина.
В начале февраля 2019 года в Госдуме состоялась первая встреча рабочей группы, на которой обсуждались изменения в Уголовный кодекс. Сегодня правозащитники предлагают смягчить наказание за хранение без цели сбыта и перевести вторую часть 228-й статьи из категории тяжких преступлений в категорию преступлений средней тяжести.