Майор Паранойя, моё время пришло. Я расскажу обо всех своих ужасных преступлениях. Я был международным террористом, пособником экстремиста-недоумка и даже балалаечником-убийцей. Я больше не могу держать это в себе. Это моя явка с повинной.
События, описанные ниже, произошли почти десять лет назад. Точные имена и даты давно и намеренно забыты.
Мне было четырнадцать лет. Я был полноват, глуп и некрасив, впрочем, как и сейчас. На едва проявившейся горбинке носа сидели очки. Но главной деталью моего портрета, конечно же, была балалайка — моя харизма, то, что делало меня непохожим на других унылых ботаников. Я учился в музыкальной школе по классу балалайки и преуспел в этом. В любом другом тексте такой автопортрет был бы неуместен, но только не здесь. И вот почему.
Ранней весной я возвращался из крупного города К. в свой родной городок Е. на автобусе. Вещей у меня было немного — чехол с балалайкой и спортивная сумка с концертной одеждой. А что ещё нужно балалаечнику-гастролёру?
Я вышел из автобуса и неторопливо побрёл домой. Даже поздним вечером в этом скучном городке можно было опасаться разве что вышедшего на прогулку медведя-шатуна. Ещё издали я услышал звуки несварения милицейских жигулей.
— Эй, ты! Ты откуда? — гаркнул мент из машины.
— Из К., домой иду, — ответил я.
— Понятно. Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Ясно. Ещё и пьяный. Ну всё, берём, — менты переглянулись и выпрыгнули из машины. Тот, что помельче, схватил мою балалайку и бесцеремонно кинул в багажник. Сверху полетела сумка с вещами. Балалайка надломленно крякнула. Вечер переставал быть томным.
Стражи порядка упаковали меня в машину. Тот, что покрупнее, всей своей массой вдавил меня в дверцу. Видимо, чтобы я не оказал сопротивления.
Я потянулся к телефону.
— Куда звонить собрался? — рявкнул мент.
— Маме! — стражи закона недоумённо переглянулись, но телефон отбирать не стали.
— Алло, мама? Мясо пока не разогревай — я в милиции, — сказал я в трубку. Мама удивилась, сказала, что пока ничего разогревать не будет, и отключилась.
Путешествие в милицейской машине — это что-то особенное. Пердящий жигуль едва плетётся по заснеженной дороге, и кажется, что позади всё моментально растворяется в небытии. Дома и деревья, мама и неразогретое мясо. Менты не попытались мне ничего объяснить или рассказать, даже почти ничего не спросили. Интересовались только, чем я так ужрался, что считаю себя четырнадцатилетним. Мне как целомудренному ботанику это было очень неприятно слышать, и я предложил им дыхнуть в соответствующую трубочку.
— Ну дыхни, — трубочки в машине не оказалось, поэтому меня заставили дышать в лицо менту. Было очень неудобно — всё-таки семь часов в автобусе…
— Уууу… — сказал мент. Это значило, что тест на алкоголь я не прошёл.
Мы подъехали к участку. Один милиционер взял мою балалайку, второй — сумку, и мы пошли. Здание милиции напоминало огромный вонючий лабиринт. Вонючий — в самом прямом смысле слова. С каждым шагом вглубь зловонного храма закона дышать становилось всё труднее.
Когда мы вошли в диспетчерскую, стало понятно, откуда взялся мерзкий запах. В центре комнаты расползлась огромная лужа из пива и крови. И того, и другого было примерно поровну, и вместе эти две стихии образовывали русский хтонический Инь-Ян. Баланс природных сил, вершина людской гармонии, кровь и пиво, пиво и кровь. Кажется, эта лужа здесь уже давно и начала подсыхать.
Флегматичный милиционер никак не реагировал на происходящее и неумело печатал что-то на печатной машинке, 2004 год до нашей эры. В тесной камере сидел мужик с разбитой головой — он пытался остановить кровь белым полотенцем. Я быстро понял, что тут произошло.
Меня начали расспрашивать: кто такой, почему с балалайкой, ну и так далее. Я отвечал честно, но мне не верили. Цоканье клавиш печатной машинки вместе со стонами окровавленного мужика превращалось в гармоничную симфонию, которую прямо с того света играл Кафка.
Раздался звонок. Один из милиционеров взял трубку. На глазах он сжался из торжествующего перста правосудия до размеров запущенного кариеса. Разговор закончился, и мне сразу же отдали балалайку, придвинули сумку и как-то неожиданно робко объяснили, что был объявлен план «Перехват» или что-то такое: в соседнем городке Л. совершено ограбление и убийство. Мне объяснили, что я идеально подходил под ориентировку. Я — четырнадцатилетний ботан, маленького роста, рыхлой комплекции с сумкой и балалайкой.
— Убийца был с балалайкой? — спросил я.
В ответ мне что-то пробурчали, но я уже представлял этого русского народного супергероя во вселенной Marvel — Скоморох! У него балалайка с острыми металлическими углами, он душит струной, доводит до сумасшествия звоном бубенцов на шапке и частушками, закармливает чёрной икрой до потери сознания, а комбоудар — это грубое отсоединение конечности противника и вживление её в собственное тело с последующим избиением мёртвым медведем.
Пердящий милицейский жигуль довёз меня прямо до подъезда. Я так и не узнал, поймали ли того убийцу и был ли он балалаечником. В тот вечер я понял только одно: милиционера в кариес превратил телефонный разговор с моей мамой, и я по сей день не имею ни малейшего представления о том, что именно она ему тогда сказала.
Наверное, оно и к лучшему.
