Путешествие в центр русского бунта никогда не обходится без происшествий. Сегодня директор отдела Мизантропии и Уныния рассказывает о своей поездке в Арзамас, где местные жители возмутились смертельной дракой на шампурах в шашлычной. Похищение полицейскими, представляющимися Садовым и Мазовым, экзистенциальный ужас, обсуждения никому не известных музыкальных групп и вообще — что это за дичь?!

Мы сидим в затхлом маленьком кабинете. Я, усталый молодой мент с короткими чёрными волосами и его напарник — крепкий мужик в вытянутом свитере, вылитый Дукалис. Костяшки на правой руке Дукалиса — кровавое месиво. Видимо, он очень долго долбил кирпичную стену и преуспел в этом.

Мы сидим уже несколько часов и ведём очень неприятный разговор. Внезапно в кабинет врывается матёрый сальный мент — сразу видно, старший. Он презрительно смотрит на меня и приказывает.
— Вытаскивай всё из карманов.
— Я только что это делал, — отвечаю я. За последние несколько часов я выкладывал все свои вещи и складывал их обратно много, очень много раз.
— Всё равно вытаскивай. Вдруг у тебя в кармане граната, — командует матёрый. Я смиренно выкладываю на стол паспорт, пресс-карту, потом опорожняю рюкзак. Мент осматривает мой скорбный стаф и так же стремительно уходит.

Эта история произошла со мной в декабре 2013 года. Никто, наверное, уже и не помнит, но той зимой в Арзамасе случилось чрезвычайное происшествие. В пятницу вечером в армянском кафе «Очаг» отдыхали двое друзей богатырской комплекции. Дальше классика: швед, русский, колет, рубит, режет, словесная перепалка с шашлычником, потасовка, перо под ребро, шампур в живот. Эта драка не имела особой этнической подоплёки — стороны схлестнулись не то из-за сигарет, не то из-за шаурмы. Но дрались номинально русские и вроде бы армяне. В итоге один из «богатырей» умер, другой с тяжёлыми травмами поехал в больницу, шашлычник-убийца сбежал. Следуя политическому тренду того времени, арзамасцы вышли на митинг, особо активные школьники-зигомёты и старшие их товарищи отправились громить армянские магазины. Началось.

Федеральная пресса не особо рвалась освещать эту историю, но меня всё-таки отправили писать небольшой текст для «Русского репортёра». Чуть раньше в Арзамас выдвинулись разнообразные столичные националисты, чтобы помочь искре разгореться в пламя. Один из них — скромный на вид очкарик по фамилии Шишкин, лидер партии «Правые за европейское развитие». У него на странице «ВКонтакте» было написано, что он готов пожертвовать своей жизнью во имя революции. В общем, с ним всё было ясно.

Арзамас — место крайне унылое. Когда-то здесь отбывал ссылку Пушкин. Ещё этот город знаменит своими белоснежными гусями и многочисленными православными храмами. Кажется, здесь вообще никогда не было никаких митингов и уж тем более этнических восстаний.

Дальнейшие события развивались довольно предсказуемо. Видного местного оппозиционера Исусова на время волнений забрали в полицию из-за того, что он не заплатил штраф. Столичного националиста Шишкина скрутили на крыльце мэрии после того как он подал заявку на проведение митинга. Полицейские довольно толсто троллили в соцсетях разгневанных арзамасцев, даже создали фейковую страницу «Арзамас. Русский бунт», а за день до митинга переименовали её в «Первый гей-парад в Арзамасе». В общем, менты были с чувством юмора, но я и представить не мог, с каким.

Очередной митинг, посвящённый выселению всех не слишком русских людей из города, был назначен на девять утра. На каком-то перекрёстке собрались несколько сотен угрюмых и сонных арзамасцев. Они переминались с ноги на ногу и явно не понимали, что нужно делать — кричать? махать флагом? перекрывать дорогу?

Какой-то служитель администрации вышел к людям и произнес дежурное: «Уважаемые арзамасцы, пожалуйста, расходитесь, митинг не согласован». Писать мне было особо нечего, митинговая активность уже давно шла на спад, и я решил поговорить со служителем администрации, чтобы была хоть какая-то фактура.
— Здравствуйте. Скажите, а почему митинг не согласован? Ведь некто Шишкин подавал заявку? — спросил я. Административный мужик напрягся, помялся, но ответил.
— Эээ… Да, было такое. Мы эту заявку не приняли, она была написана от руки и вообще составлена неправильно, — выпалил он и спешно удалился.

Угрюмые арзамасцы никак не прореагировали на призывы расходиться. Тогда к ним вышел высокий полицейский чин в торжественной шапке, напоминавшей казачью папаху.
— Граждане, расходитесь! Полиция работает, всех виновных поймаем и накажем, — грозно произнес он. «Ещё фактура», — подумал я и поспешил к нему.
— Здравствуйте. А скажите, это правда, что некий Шишкин подал заявку на митинг, после чего его скрутили прямо на крыльце мэрии? За что его взяли и что с ним в итоге стало? — спросил я. Высокий полицейский чин подозрительно на меня посмотрел.
— Какой Шишкин? Не было никакого Шишкина. Вы что-то путаете, — сказал он и ушёл.

Больше на митинге ничего не происходило. Люди продолжали стоять на морозе и мяться. Я побрёл в гостиницу выжимать из себя текст.
— Молодой человек, — окликнули меня. Я обернулся. С разных сторон ко мне подбежали пятеро приземистых людей в пуховиках и шапочках. Они начали заламывать мне руки.
— Ты только не кричи, — сказал окликнувший меня.

Наша борьба продолжалась где-то секунд пятнадцать. Мне удалось освободить одну руку, и я торжественно, как волшебную палочку, выхватил пресс-карту из кармана.
— Вы кто? Что вы делаете? Я журналист вообще-то, — сказал я. Ахахаха, самому смешно.

Главарь приземистых пуховиков взял мою пресс-карту, посмотрел на неё и задумчиво сказал:
— Это что такое? Бумажка какая-то. И вообще ты не похож на человека с фотографии.
— Вот с паспортом можете сверить, — сказал я и вытащил из кармана паспорт. Главарь пуховиков посмотрел мой паспорт и убрал его вместе с пресс-картой к себе.
— Документы-то отдайте, — попросил я.
— Какие документы? Ты их, видимо, потерял. Винтите, — произнёс главный пуховик.

Поездка в газели с заломанными руками в позе пикирующей ласточки — удовольствие не из приятных. Мы катались минут пятнадцать. Периодически чьи-то шаловливые руки шуршали в моих карманах. «Сейчас героин найдут», — подумал я. Но героин не нашли. Вместо этого между нами завязалась интересная беседа.
— Кто такой?
— Журналист. Из Москвы. Журнал «Русский репортёр». А вы кто?
— Кто ещё из сторонников Шишкина приехал с тобой?
— Я — не сторонник Шишкина. Я его даже не видел никогда.
— Где вы остановились?
— В гостинице. Вы, видимо, чего-то не понимаете, с кем-то меня путаете.

В разных вариациях эти вопросы повторялись ещё раза два-три. Наконец, мы приехали в отделение полиции. На входе мне отдали пресс-карту и паспорт.
— Так. Имя? — сказала строгая женщина на ресепшене.
— Владислав Моисеев.
— Откуда?
— Из Москвы.
— Точнее?
— Зачем? Что вообще происходит?
— Адрес в Москве какой? Что мне писать? — зарычала женщина.
— Да ничего не пишите. Зачем что-то писать?
— Адрес?!
— Хорошо, пишите: Казанский вокзал, — сказал я первое, что пришло в голову. Строгая женщина выцарапала на листочке что-то очень похожее на «Казанский вокзал». Меня охватил экзистенциальный ужас.

Пришел усталый мент с огромными чёрными мешками вместо глаз.
— Выкладывай всё из карманов, — сказал он.
— Не буду. Вы кто вообще? Может, вы мне объясните, почему меня похитили и что происходит?
— Поговори мне ещё — гаркнул мент. — Быстро из карманов всё вытащил!
— Вы понимаете, что я журналист? Вы нарушили уже все возможные законы и кодексы!
— Мне что, силой твои вещи вытряхивать?
— Да.

Ничего примечательного в моих карманах не оказалось.
— Так, ну всё. Уводите его, — скомандовал мент с мешками вместо глаз и добавил, — сегодня у тебя будет очень тяжёлый день.

Меня привели в маленький затхлый кабинет. В нём заседали двое. Молодой темноволосый мент и его коллега Дукалис со сбитыми в мясо костяшками.
— Выкладывай всё из карманов, — вместо приветствия сказали мне.
— А вы кто?
— Какая разница?
— Ну мне же нужно знать имена и фамилии людей, которые меня похитили и незаконно удерживают чёрт знает где.
— Выкладывай всё из карманов.
— У вас есть имена вообще? — опрометчиво повышаю голос я. Кажется, сейчас будут бить.
— Я — Садов, — с ухмылочкой говорит черноволосый мент, — а это мой коллега Мазов.
— Хаха, а корочки у вас есть?
— Дома забыли. Давай уже всё вытаскивай.

Я понимаю, что смысла препираться нет, всё равно всё отберут и посмотрят. Садов берёт мой телефон, Мазов — фотоаппарат.
— Ну, что рассказывай. К какой националистической организации относишься?
— Националистической? Да вы в профиль меня видели?!
— Ты с Шишкиным приехал?
— Я не знаю никакого Шишкина. Никогда его не видел. Вообще, не знаю, существует он в природе или нет.
— Ну ты же спрашивал на митинге про него, — давит Садов.
— Это моя работа — спрашивать про всё. В соцсетях прочитал, что был какой-то Шишкин, который заявку подавал, но его скрутили. Моя работа — узнать у вас, так это или не так.
— От какой организации направлен?
— Медиахолдинг «Эксперт», журнал «Русский репортёр».
— Вот не надо, давай уже рассказывай, кто тебя отправил и с какой целью!
— Журнал «Русский репортёр» меня отправил с целью написать репортаж о событиях в Арзамасе, — тараторю я.
— Ты какой-то непонятливый. Выкладывай всё из карманов и сумки.

Я не выдерживаю, начинаю громко ржать и опять выкладываю свои вещи.
— Складывай назад.
— Ок.

Эта весёлая сценка повторяется ещё три раза. Меня спрашивают про отношения с Шишкиным, потом заставляют всё выкладывать из карманов. Потом приходит ещё один мент и уносит мои документы «пробивать».

Садов листает мой инстаграм. На одном из снимков видит массивный ботинок с железной вставкой.
— Это твои ботинки? — спрашивает он.
— Нет. Это даже не моя фотография. Это в ленте моей кто-то снял.

Молчаливый Мазов поднимается со стула и подходит ближе.
— Почему джинсы такие узкие? Правый? — интересуется Мазов.
— Да нет, в Москве другие сейчас сложно купить.
— В Маааскве, — передразнивает Мазов, — а губа у тебя почему проколота? Неформал, что ли?
— Да нет, музыкант просто. Музыку играл тяжёлую.
— Чё за музыка?
— Вам не понравится. Там всё по хардкору.
— Есть с собой послушать? — в голосе Мазова проскакивает нотка человечности
— Пожалуйста, — я включаю на телефоне запись своей группы. Менты внимательно слушают.
— Вокалистка хорошая, — заключает Мазов.
— Красивая? — спрашивает Садов.
— Очень, — отвечаю я.
— Конечно. В шоу-бизнес некрасивых не берут, — завистливо говорит Мазов, — скинь альбом послушать.

Я невозмутимо достаю флешку и вставляю в компьютер Мазова.
— А я вот недавно группу нашёл. У них песни по 20 секунд. Там мужик орёт и барабаны с басом играют. Это чё за херня? — Мазов изображает крики вокалиста и судорожно стучит руками по столу. Я переживаю вторую волну экзистенциального ужаса. Мазов, кажется, только что спросил про безумную авангардную грайндкор-группу Cause for effect, о которой знает жалкая кучка музыкальных задротов.

Садов тем временем копается в моём телефоне,
— Ага! С Навальным переписываешься? — Садов находит у меня в почте письмо из «Фонда борьбы с коррупцией».— Это стандартная рассылка. Всем она приходит, кто подписался.
— Кто такой Гельман? Что он делает у тебя в записях?
— Это интервью с галеристом известным, — опять начинаю ржать я. Мои собеседники не понимают, почему я смеюсь, и заставляют выложить всё из карманов.

Садов каким-то образом удаляет сразу несколько моих диктофонных записей и требует, чтобы я их восстановил и включил послушать. Фейспалм.

— Ну рассказывай, из какого ты журнала, — говорит Садов. Ура! Победа! Совершилось!
— Журнал «Русский репортёр», — торжественно отвечаю я.
— Нет, ты рассказывай, что тебе сказали написать.
— Репортаж.
— Твой журнал за кого?
— Что это значит? Мне нужно просто написать репортаж.
— Ну да, конечно. Кто редактор?
— Виталий Лейбин.
— А владелец?
— Валерий Фадеев.
— Кто такой?
— Как кто? Глава холдинга, член Общественной палаты, доверенное лицо Путина на выборах, — говорю я. Это было очень неприятно произносить, но трюк сработал.
— Ну а что ж ты раньше-то не сказал? — смутился Садов.
— То есть теперь вы верите, что я не сторонник Шишкина, а журналист? — торжествую я.
— Верим.
— Вы понимаете, что вы нарушили просто всё, что можно? Конституцию, закон о полиции, закон о СМИ, вообще всё? — теперь я в этой комнате полицейский!
— Слушай, ты что, не понимаешь, что нас тут самих во все дыры ебут. Кому это понравится? Нам сказали, мы выполняем.
— Давайте вот как поступим. Вы сейчас мне говорите ваши настоящие имена, мы проходим весь церемониал, чтобы я понимал, в каком я тут статусе и что происходит, а потом мы расходимся, — мои позиции усиливаются. Садов и Мазов сжимаются.
— Так, ещё сорок минут посидим, и пойдёшь, — говорит Садов.

Где-то минут двадцать я хожу по кабинету, смотрю план пожарной безопасности, ищу упоминания любых фамилий. Садов и Мазов нервничают.
— Короче, сейчас ты пойдёшь отсюда. Напишешь то, что скажут, — повышает голос Садов.
— Нет, вы, видимо, не понимаете. Никто мне ничего не будет говорить. Я напишу то, что увидел. И про это всё я тоже напишу.
— Ты что, хочешь, чтобы мы тебя за Шишкиным отправили?
— Ага, то есть Шишкин всё-таки тут был?
— Ты ничего про это писать не будешь.
— Ещё как буду!
— Мы тебе все пальцы переломаем. Ты это понимаешь? Ты живым отсюда не уедешь! — рычит Садов. У меня перед глазами всплывает изувеченная рука журналиста Олега Кашина, которую я долго разглядывал на судебном процессе по делу Pussy Riot.
— То есть вы мне угрожаете физической расправой?
— Нет, ну что ты! Ты нас понял? Ты просто живым не уедешь отсюда. Мы тебя найдём, — говорит Садов.

Обстановку разряжает ещё один полицейский. Он зовёт Садова и Мазова ехать работать дальше. Меня выводят из кабинета. Мазов старательно протирает мой телефон, стирает отпечатки с фотоаппарата, и мы оказываемся на улице.
— Ну хоть до гостиницы довезите, — говорю я. Садов и Мазов переглядываются.
— Нам сейчас в другую сторону. Иди до остановки, там на любой автобус сядешь и доедешь, — говорит Садов и выпроваживает меня за границы отделения.