В материале «Почему они нас преследуют» самиздат рассказал истории трёх девушек, за которыми охотились сталкеры. Одна из героинь — Юлия Вараксина — написала для «Батеньки» полноценный рассказ о том, как обезумевший поклонник преследовал её годами. Здесь всё: и попытки обратиться за помощью к полиции, и собственное бессилие, и адаптация к дикой ситуации, наконец — освобождение, которое всё ещё под сомнением.
Этот человек преследовал меня восемь лет.
Я до сих пор волнуюсь, если вижу на улице блондина с длинным носом или мужчину в красной, как у него, куртке. И хотя живу теперь даже в другой стране, иногда, подходя к дому, останавливаюсь: мне страшно, я чувствую — он прилетел меня разыскивать и стоит сейчас за углом.
Первая встреча
Симпатичный голубоглазый блондин в джинсах и укороченной клетчатой рубашке навыпуск — тогда, в 2009 году, так одевались все мелкие клерки. «Выглядит как юрист или банковский работник, надёжный и скромный трудяга. Наверное, хороший парень», — оценивала я его.
И всё в нем было бы скучно и понятно, если б не глаза. В толпе, окружившей уличных музыкантов на Пушкинской площади, где мы с подругами отмечали окончание первого курса, я всё время ощущала на себе его взгляд — пристальный, гипнотический. Такой, что, оборачиваясь, я не выдерживала и первой отводила глаза, но не могла не посмотреть снова.
Через час я пригласила парня на танец.
Он держал руки на моей талии так, будто она жгла ему ладони, отвечал односложно, с трудом выдавливая из себя слова. Потом, в лесу на Воробьёвых горах, где мы компанией прогуляли ту ночь, новый знакомый посасывал пиво, мычал и поддакивал.
Утром мы разжигали костёр на полянке, и парень обнял меня со спины. Я не сразу поняла, откуда доносится этот звук. Он прижимал меня к себе, дрожа, как в лихорадке, и, задыхаясь, втягивал в себя воздух.
Его звали Олег. А фамилия была Белков. А моя фамилия была Чернухина. Мне было восемнадцать, а ему двадцать восемь лет.
Свидание
Не знаю, зачем я согласилась на ещё одну встречу, — наверное, от неумения сказать «нет», когда долго и настойчиво просят.
На ней я сказала ему, что он скучный дурак.
Я плыла по Бульварному кольцу в своём лучшем, в цветочек, платье и представляла себя героиней фильма, разбивающей сердца.
Олег семенил следом и гундосил что-то про притяжение.
Наутро в телефоне я обнаружила шестьдесят четыре пропущенных звонка.
«Интересно, могли быть у Беатриче такие большие уши?» — рассматривала я себя перед зеркалом в туалете редакции «Новых Известий», где в тот день писала стажёрский материал о бомжах. Я понимала, что Олег Белков ничем не похож на влюблённого Данте, но мне нравилось думать, что в моей жизни случился литературный сюжет.
Через две недели Олег вдруг вырос словно из-под земли в переходе на Пушкинской площади и предложил прыгнуть с парашютом.
Четыре тысячи метров. И четыре тысячи рублей — тогда огромные для студентки деньги. Мой первый в жизни прыжок. Мы даже прыгать будем в разных вертолётах.
«И потом я точно больше его не увижу», — решила я.
Мой тандем-инструктор, шагнув из вертолёта, сделал сальто. Земля кувыркнулась под нами, и там, наверху, когда после свистящего падения парашют раскрылся, в глубочайшей, без единого звука тишине — такой, что всё внизу казалось мне хрупкой картинкой: маленькие машинки, паровозик, клеточки огородов и домики, — я вдруг запела, что хочу как ветер петь и над землей лететь.
Олег смотрел на меня с земли.
Я летела на него прямо с неба.
«Кусаю логти»
Несколько месяцев мы хохотали всей общагой, читая его эсэмэски про «кусаю логти нимагу без тебя» и «снежинки кружаться-литят к тебе меня нисти хотят». На День всех влюбленных, случившийся в тот год после пятницы 13-го, Олег прислал мне фотографию чёрного сердца, вырезанного из рентгена его челюсти.
Сначала я бесконечно извинялась, терпеливо и сочувственно объясняла ему, что любовь не всегда бывает взаимной.
Но вскоре сострадания во мне почти не осталось.
Я сменила сим-карту, но иногда в моменты скуки или грусти любопытство разбирало меня, и я снова вставляла её в телефон.
Он звонил.
В общежитии начиналось веселье.
В детстве мы баловались, набирая по домашнему телефону с круглым диском номера смешных фамилий из справочника: «Алло! Это Сесь? А ну-ка сесть-встать!». Так и теперь — мы с упоением икали и хрюкали в трубку, смывали воду в унитазе, отдавали телефон нашей гоповатой соседке, ставили могильные песни дарквэйв-группы «Лакримоза», но даже после всего этого Олег продолжал гундосить в телефон: «Люби-имая! Я буду меняться, обещаю! Помнишь, я сказал, что не закончил школу? Я обещаю сдать ЕГЭ!»
В середине одной очень тоскливой зимы в общежитие по приказу коменданта пришёл электрик и указал на наш обогреватель: «Это у вас тепловентилятор. Он небезопасный. Надо купить новый. Масляный!»
Я прятала тепловентилятор за спину и плакала, но электрик пригрозил отключить свет, если я его не отдам.
Из коридора доносились стенания замерзающих студентов.
Так общежитие готовилось к проверке.
— Вот пускай тебе твой ухажёр обогреватель купит! А ты его за это поцелуй! — придумала вдруг соседка.
— Согреет тебя своим теплом, — подхватила другая.
— Пусть докажет свою любовь!
— Да! Пусть докажет!
— Взрослый мужик вообще-то!
«Дорогой Олег, пишу тебе, сидя внутри гигантского общежития.
Холодно очень. Мне нужны деньги на новый масляный обогреватель ... » — отправили мы смс.
Он стоял под памятником Пушкину, крепко зажав в кулаке деньги.
Перед встречей я намазала лицо мелом, а зубы активированным углем, чтобы поцелуя точно не вышло, и спрятала лицо под капюшон.
Когда Олег нагнулся ко мне, я оскалила чёрные зубы.
Но это его не остановило.
Он помедлил, сложил губы трубочкой и, по-хозяйски положив мне руку на плечи, стал подтягивать меня к себе.
Олег любил меня даже такой — с чёрными зубами.
В тот же день я выкинула старую сим-карту.
Преследование
Прошло почти три года, Олег не объявлялся. Я наслаждалась огромной студенческой любовью и вспоминала о нём как о забавном приключении.
Но однажды весной в толпе студентов возле университета заметила знакомое лицо. Гундосый голос протянул: «Ю-у-улька!»
Оказалось, эти годы Олег много работал над собой, чтобы стать мне достойной парой: закончил экстерном школу, сдал ЕГЭ, купил ноутбук и стал меня разыскивать в интернете.
Телефонное преследование превратилось в физическое.
Обычно он встречал меня у станции «Бескудниково», рядом с которой находилась наша общага, и, несмотря на все просьбы уйти, шёл рядом, заглядывая в глаза и рассказывая всякую чушь: как потянул спину и делал компресс, как в Ботаническом саду нашел яблоню с вкусными яблоками, а потом его прогнал сторож, как в новой фирме, куда он устроился риелтором, его снова обманули и после этого его трудовая книжка закончилась, потому что в ней уже была пятьдесят одна запись.
«Юлька, я повзрослел! Я изменился! Я буду хорошим, самым лучшим! Единственная моя! Прошу, скажи „да“! Я всё время делал что-то не так, прости-прости-прости меня, я обещаю, обещаю!»
Олег стал объектом издевательств со стороны всей общаги. Его прозвали «Маньяк». «Ну как там Маньяк, не отстал ещё?» — обычно спрашивали после «как дела?» мои друзья. И я подробно рассказывала. Ещё бы, ведь ни у кого из них не было сумасшедшего фаната. У Дженнифер Энистон был маньяк, у Бритни Спирс, Мадонны, Умы Турман был свой маньяк. И у меня.
Летом Олег носил всё ту же клетчатую рубашку, а зимой всё ту же красную курточку и круглый год — одни и те же светлые джинсы, уже пошедшие буграми на коленях. Наверно, те самые, в которых он со мной познакомился. На спине у него лепился маленький рюкзачок, похожий на рюкзак школьницы или пропеллер Карлсона.
Олег появлялся всегда, когда у меня был важный день. Даже на сдачу диплома мы ехали вместе. Особенно активен он был на праздники и особенно тогда, когда мне не с кем было их отметить.
В один из моих дней рождения он прождал у общежития до утра.
«Ты не представляешь, как я ... что было с моей головой! Правое и левое полушария просто сошли с ума! Там реальная война была между ними: туда-сюда, влево-вправо их клонило. Глаза прыгали из стороны в сторону! Я даже не знал, что делать! Но я выбрал! Выбрал! Ждал тебя. Жда-а-ал тебя. Всю ночь жда-а-ал! Целую ночь ждал! Чтобы видеть тебя и подарить тебе ... подарочек!» — говорил он, протягивая какой-то браслет.
Редкий мой друг не «поговорил с ним по-хорошему, а то будет по-плохому».
«Маньяк твой опять тут ходил. Давай я ему голову проломлю?» — беспокоился наш охранник, тамбовский парень Николай.
Если я шла на свидание, оно получалось втроём. Если мы катались на роликах или велосипеде, Олег бегал следом и не всегда удавалось от него оторваться.
Когда он ехал со мной до университета, я пробовала заскочить в вагон метро, а его оставить на перроне, или наоборот — выскочить из поезда в последний момент, но мне никогда не удавалось его обмануть или от него оторваться. Вверх по эскалатору, вниз по эскалатору, перепрыгивая с одного эскалатора на другой, через весь подземный переход, расталкивая людей — он всегда догонял меня. Он обладал невероятной силой и выносливостью. Не человек, а терминатор.
На Горбушке Олег раздобыл базу паспортов, после чего стал поздравлять с днём рождения мою маму. Потом он съездил в мой родной город и прислал фотографии моего двора. На лавочке у моего подъезда он выложил печеньками мою фамилию.
Однажды, подъезжая на электричке к дому, я подумала, что всё в моей жизни меняется, но только не Олег. И вдруг поняла: если его нет на платформе, мне скучно идти домой.
Диагноз
Приближался конец пятого курса. Боясь пропустить мой отъезд из общежития, Олег приходил каждый день и предлагал свои риелторские услуги по поиску нового жилья.
Но день выселения, когда мы забили моими пожитками — одеялами и книгами — старенькую «Волгу» моего дяди, он пропустил.
Я переехала в маленькую комнату на ВДНХ и удалила все аккаунты в социальных сетях.
Здравствуй, свобода и новая жизнь!
Через два месяца Олег встретил меня у метро.
Всё началось сначала, только теперь охранника Николая не было. Олег разжимал домофонную дверь и ждал меня прямо на лестничной площадке.
А я, наконец, осознала весь ужас истории, в которую влипла.
В очередной раз, когда Олег встретил меня у дома, я предложила ему сходить к психологу. Он удивился предложению, но желание провести со мной время победило.
На приёме у психолога Олег отвечал с большим трудом, делал паузы между словами и даже слогами, на большом его носу выступили капельки пота.
— Вы видите, что ей плохо? — спрашивала психолог.
— Да? А почему?
— Она не хочет вас видеть.
— А я хочу!
— Но ведь она не хочет.
— Но я хочу!
— А если у неё появится муж, ребёнок, вы продолжите её добиваться?
— Такого не может быть.
Слушая Олега, я думала: «А знает ли он вообще обо мне что-нибудь? Интересует ли его моя личность?»
Психолог заключила, что состояние Олега на грани психической патологии и что критичная оценка происходящего у него отсутствует. Она посоветовала мне обратиться в полицию или к его родственникам, чтобы они подумали о его лечении.
Полиция
Одним осенним вечером, когда Олег, как обычно, дежурил у подъезда, я вызвала полицию. Нас отвезли в часть.
— Преследует? — заржал майор Лобов, прочитав моё заявление. — Юный следопыт?
— Чикатило вылитый! — взглянул на Олега из-за стекла дежурной будки угрюмый лейтенант по фамилии Лопатин. — Девушка, какое преследование? Мы не в Америке! Тут неподалёку одна дама два года преследовала парня, который лишил её девственности. Звонила ему в дверь по ночам. Продал квартиру и переехал. А вы говорите!
— Попросите своего молодого человека, чтобы он этому голову разбил и… все дела! — подмигнул Лобов, как Никулин в «Операции „Ы“».
На вопрос, как можно составить заявление, чтобы преследователя наказать, Лобов ответил:
— Да под любую статью подведём! Засунем ему под куртку телевизор, напишем, что украл и преследовал вас с телевизором под курткой! А лучше я свяжу ему сейчас ноги узлом и будет он вас преследовать ползком, как червяк!
Майор пустил пухлым торсом волну, показав, как ползают червяки.
— Хватает за руки, пристает, ходит за мной, пы-та-ет-ся об-нять!» — прочитал по слогам моё заявление Лопатин и впервые с момента нашего появления оживился:
— Вот как! Чего он хочет? Сексу?
В темноте, огибая угол низенького двухэтажного здания полиции, я собралась облегчённо вздохнуть, но тут же подпрыгнула от страха, услышав над головой гундосый жалобный писк: «Юлька!»
Олег нависал надо мной, продавливая лбом сетку в окне обезьянника.
Ниточка
Мою последнюю надежду звали Елена Ивановна — это была мама Олега. Мягкая, сердобольная, уставшая от жизни женщина, в тёмной юбке и резиновых полусапожках. Кроткая, незлобивая, бесхитростная. Идеальная свекровь.
Елена Ивановна рассказывала, что Олежку и его старшего брата, которому уже за тридцать, она вырастила одна. Оба они так и живут с ней в небольшой двушке возле Битцевского парка. Старший брат разбивает машины и постоянно влипает в неприятности, а вот с Олежкой ей очень повезло — хороший мальчик, хлопот не доставляет.
Словно оправдываясь, она рассказывала и рассказывала мне истории о своём мальчике:
«Он самостоятельный настолько, что, представьте себе, уже в школе мог поджарить на сковороде яйцо! Прихожу однажды, а он яичницу себе сделал! Сам проснулся, никому ничего не сказал, тарелку помыл... Он, правда, парень очень хороший».
В детстве Олежка был добрый и немного застенчивый. За это над ним издевались одноклассники. Однажды на продлёнке случилась беда: Олежку засунули головой в ведро для мытья полов. С тех пор он стал замкнутым. Когда ему пришла пора идти в армию, Олежку откосили по психиатрии.
Наконец я отважилась и сказала, что Олежка преследует меня и что он, может быть, не совсем психически здоров. Попросила показать его врачу. Елена Ивановна таинственно понизила голос, подняла руки над головой, сложила пальцы, обозначив так две точки:«Представь, вот это — Олег, а вот это — ты. Вы с ним связаны ниточкой. Между вами течёт тонкая струйка энергии. И вот ты эту ниточку потихоньку отпускай — отпускаешь, отпускаешь...»
Последняя моя надежда исчезла.
Телепатия
С каждым годом Олег некрасивел. Он похудел, как героиновый наркоман. Лицо его потеряло щёки, пожелтело, глазницы стали огромными, длинный нос всё больше выступал. Теперь он не выглядел моложе своих лет — таким пухлощёким мальчиком, который шаловливо прыгает по метро. За мной бегало старое страшное чучело, во всё тех же потертых штанишках, куцей курточке и с рюкзаком школьницы.
Я испытывала брезгливость, когда он, преграждая путь, вставал передо мною, и в расстегнутый ворот рубашки я видела ямочку между ключицами на его плоской безволосой груди. Запах его пота — болезненный, острый, — достигал меня даже из другого конца вагона.
Я меняла квартиры и работу, а он всё равно выслеживал меня. У меня не было больше сил сопротивляться. Я вставляла наушники, смотрела в землю и быстро шла, надеясь побыстрее скрыться за какой-нибудь дверью. Игнорирование распаляло Олега сильнее всего. Он преграждал путь, падал на колени, пятился передо мной в полуприсед, пока я шла. «Ю-у-улька! Я изменился! Единственная моя! Скажи хоть слово! Люблю! Прошу тебя, дай шанс! Прости-прости-прости меня, я обещаю, обещаю!»
В социальных сетях он присылал мне письма, регистрируясь под именем «Олежка Белков» — каждый раз снова, когда я его блокировала: «Привет, Юль, я в среду, 18 дек., приезжал к твоей работе, но не видел тебя, а в четверг в 20:00 ты ходила в магазин и на обратном пути что-то жевала. А у меня язык не повернулся говорить, да я снова приехал, и уже не скелет, отъелся понемногу», — писал он.
Раньше я верила, что душевнобольные наивны и бескорыстны в своих желаниях. Мой преследователь был прагматичен.
Когда я купила себе скутер, он решил, что теперь ему нужна машина и тогда он точно покорит мое сердце! Больше года он рассказывал, как пытается накопить шестьдесят тысяч, переводит деньги с каких-то одних карточек на другие: «Солнышко, я каждый день на всех автосайтах...». «В уме, уже 51 % нашей машины есть. Люблю люблю люблю только тебя Юль». «Образно, двигатель и кузов есть. Я собираю настоящий автомобиль». «Говорю утвердительным голосом. У нас будет транспортное средство МАШИНА. Которая будет ездить, куда мы захотим».
Он ничего об этом не знал, но, когда я взяла ипотеку, про себя досадуя, что беру её одна, Олег — словно телепат! — вдруг заговорил про квартиру и предложил мне взять ипотеку вместе с ним, давно уже безработным.
Когда я рассталась с парнем, который не хотел жениться, Олег вдруг заявил: «Юлька, ты не подумай, что я хочу жениться. Я предлагаю тебе гражданский брак!»
Машина, ипотека и гражданский брак — это было уж слишком.
Мне уже очень давно не было ни смешно, ни любопытно.
Он превратился в хроническую болезнь.
Я даже представляла, как разрываю энергетические ниточки, связывающие нас. Сострадание и чувство вины сменились отчаянием, а потом и бессильным раздражением. Хозяин и раб, жертва и садист друг для друга — мы бродили с ним вдвоём по Москве, и никто не в силах был нам помочь.
Не плачь, Юлька
Был ноябрь 2014-го. Я несла три больших пакета из торгового центра «Золотой Вавилон».
Трамваи встали.
Начался дождь.
Я пошла по путям — через огромный пустынный бульвар, где на ветру качались чахлые, плохо прижившиеся деревья и летали целлофановые пакеты.
Олег появился как всегда в самый ненужный момент и не уходил, поэтому я приказала ему хотя бы не приближаться и идти на два метра сзади, подобрала хворостину и, если он подходил ближе, слегка хлестала его. Он смущённо улыбался, тянул «Ну Ю-у-улька!» и плёлся за мной, как покорный бычок.
«Я всегда делал что-то не так, — канючил он. — У меня и так проблемы! Я отдал деньги, меня кинули, а ещё и ты! Прости же меня, прости. Ты единственная любовь моя. Люблю, прости же, прости, прости!»
Я не выдержала и ударила его ногой.
«Юлька! Испачкала джинсы! Мои любимые!» — обиженно загундосил он.
И тогда я поколотила его, зажав в кулаке телефон.
Ребро мобильника попало ему в голову.
Он схватился за макушку и присел, жалобно заглядывая мне в глаза.
Сидя на корточках, Олег протягивал вверх руку и показывал мне свою ладошку в крови.
Я заплакала.
«Юлька, ты плачешь? Почему? Не плачь, Юлька!»
И я представила, что где-то в кривом зазеркалье ему сдаюсь.
И вот мы отправляемся жить в двушку рядом с Битцевским парком.
По утрам он приносит мне эту свою яичницу, и я, преодолевая тошноту, засовываю вилкой в рот скользкий, как сопля, непрожаренный белок.
Потом он провожает меня на работу, встречает, провожает в кафе к подружке, упрямится, конечно, и даже разбрасывает носки, но если пригрозить, то делает всё что я ни скажу.
По ночам он сидит у моей кровати и смотрит из темноты, а когда всё-таки засыпает, вскрикивает во сне и вскакивает на кровати. «Не бойся, Олежка, маленький мой, я не уйду, я с тобой. И ты от меня не уйдёшь...»
Мы покупаем на мои деньги «транспортное средство машину» и по выходным, когда целый день впереди, садимся в нагретые солнцем кресла и защёлкиваем ремни. Мы катим далеко-далеко, по блестящей дорожной ленте, за горизонт, туда, где поднимается рожь, и птицы застывают в небе, и блестит, как рыбная чешуя, поверхность реки.
Освобождение
Как-то Олег прислал письмо, которое показалось мне очень поэтичным:
«Привет
Уже 6 лет продолжается эта канитель, под названием Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ А Я ТЕБЯ... Вспомнить можно многое, хотя по меркам общего времени виделись редко.
Когда встретились, как так получилось, что вечер вместе продолжили, недоумеваю. Думаю, что ни один человек другому, ни скажет, что живёт впустую, только может вероятно самому себе в этом признаться, но другому нет.
У меня тогда были обычные примитивные мысли, они были просто очень простые. А как ты с таким как я куда-то отправилась, в оправдание ты ещё не знала кто я. Но тогда для меня это было волшебство, сказка, сон в летнюю ночь. Ещё не представлял, что со мною происходит, и что буду думать о тебе каждый день. Если только знал, что будут подъёмы в 5 утра на первые электрички, поездка на цветочную белую дачу в поисках эдельвейсов, а они оказались в горшочках, я их тока сфоткал. Учёба в экстернате 2009-2010, сдача егэ, тогда это мне мозги разогнало, заработал, купил ноут и начал искать тебя, странно, но на домашнем компе не мог.
Помню, как три дня ждал тебя на пряниках, а потом по разговорам студентов понял, что говорят они только о полиграфии. Один раз собака укусила, а ещё было место безлюдное и на встречу собак 20. Пятки отбивал. На права сдавал. Цунами из смсок. Знал бы я в первые дни что ждёт. Пиво в первую ночь убирала. Разумеется скажешь, никто тебя не заставлял это делать сам делал. Сам не ожидал, такого будущего.
И ты не ожидала.
Что будешь бить в глаз, перчить, гасить веником и сдавать в отдел дважды. Поход к психологу.
Иногда тебе советовали, иногда сама решала что-то.
Может ты думаешь, что я буду действовать теми же методами. Юль я хочу жить вместе. И ни разу в мыслях не допускал какую-то фигню, перестань загоняться по этому поводу.
Я никогда ни с кем не советовался, всегда были только мои решения что говорить и когда приезжать, сколько раз было приезжал и не встречал.
Вбила себе какую-то чушь обо мне, первые впечатления или делаешь только вид. А ты ходишь молча когда я рядом, очень быстро. Может хочешь послушать. Мне лучшие мысли приходят когда я передвигаюсь пешком или в вагоне метро, но если ещё можно было бы мысли записывать, был бы класс.
Помнишь предложил не жениться, сохранить гражданские отношения, а ты меня словосочетанием.
Это потому что давно решил не жениться, теперь по другому я так не думаю.
Обычно для принятий таких решений, нужно время дружбы.
Я не помню, что с тобою ругался.
Ты да. Но я это воспринимаю с пониманием. Сказала бы ты сразу, что согласна быть со мною. Я бы забил бы на свой прогресс, ни чего не стал добиваться, казалось бы всё таким лёгким и простым.
Есть девчонка и не надо ни к чему стремиться, всё клёво. И остался бы таким. Хочется сказать, что ты права в своём поведении и одновременно хочется быть с тобою давно.
Очень смешанные чувства. Как вести себя? Каждую секунду ожидаю, что начнём общаться. С огромной натяжкой можно сказать, дружим со дня знакомства. А когда удаётся тебя увидеть, может подумаешь это бывает часто, для меня это редко. Меня не покидает мысль, скоро скроешься за очередной дверью и когда я тебя снова увижу?
И ещё молчание, от этого даже голос пропадает, я не шепчу когда говорю.
Твоё согласие для меня, это то что будет самым лучшем и важным в моей жизни, остальное дело наживное приложится, главное мир и доверие.
И уж поверь не променяю ни на какие ковришки. Ты для меня одна.
Я такой гипер реактивный и глаза светятся, это потому что есть ты, а иначе просто завяну. Я это прекрасно понимаю.
Бывает редко приезжаю, причин тому много разных, надо что-то сделать сегодня, устал за день и ещё есть, но в основном время каждый день бывает приехать и любые причины побоку, но вот если точно знать, что увижу.
И так может нужно может не нужно на всякий случай скажу ты одна у меня есть и будешь.
И вот Юль, я это помню и ты это помнишь, это есть, потому что это было.
Я бы должен не обращать внимания на твои закидоны и извиняться за свои.
Но ты наверное решила бы, что тоже должна попросить прощение и ты разумеется делать этого не станешь.
И мне тоже это делать не хочется, потому что мы оба когда что-то делали были уверены в своей правоте.
и я предлагаю не извиняться, а сократить прощения взаимно. Я так это вижу.
Не знаю на сколько это гениальная идея, что бы начать общаться, но я тебе её предлагаю.
Я ни в коем случае не собираюсь тобою играть и твоими чувствами они для меня святые. Знаю у нас получится потрясающая семья, она уже сейчас столько выдержала. Моими действиями и помыслами движет только чистая любовь.
Юль ты много пишешь, наверно это много значит для тебя и надеюсь примешь мои слова в письменном виде. Представь что я их говорю лично, но самое личное скажу при встречи.
Написал как вижу ситуацию сейчас, и как хотел чтоб она была уже сейчас.
И не подумай, что мне было это легко написать.
И если, что в твоём номере три двойки, умножь каждую на два и…»
Дальше письмо обрывалось.
Последний раз он позвонил мне после моей свадьбы: «Юлька, у меня и так проблемы, так ещё и ты! Блин, что ж делать — придётся ждать, когда ты разведёшься», — «поздравил» он меня. Я отдала трубку мужу, и тот, как человек, не склонный к рефлексии, сказал: «Парень, у тебя проблемы? Ну и реши их, чего ты мне-то звонишь?» Больше Олег не звонил.
Теперь ему почти сорок. Вряд ли он женится и заведёт семью, о которой так мечтал.
Иногда мне кажется, что он уже умер.
Cейчас мне неприятно вспоминать, что я издевалась над не очень здоровым человеком, я испытываю чувство вины и оправдываю себя тем, что была юна, глупа, ничего не знала о сталкерстве. И что не будь меня — он прицепился бы к кому-нибудь другому. Я изо всех сил стараюсь об этом не думать, но иногда, когда всё-таки думаю, вижу, что это было моё такое долгое и серьёзное испытание не на смекалку, ум и находчивость, а на человечность — и я его не прошла.
Но сострадание не отменяет страха, который я до сих пор испытываю, хотя живу в другой стране. Ведь хроническую болезнь нельзя вылечить, и она лишь затихает до очередного обострения.
