Жечь, чтобы жить
Текст: Анна Попова
06 декабря 2017

Вечеринка Moscow Burning Man Decompression, которая должна была стать логическим продолжением американского Burning Man, ежегодно проходящего в американской пустыне, была сорвана 25 ноября полицией, продолжив печальную для рейверов и любителей техно тенденцию. Силовики в последнее время срывают подобные мероприятия регулярно, но Burning Man выбивается из этого списка как минимум из-за известности бренда и из-за того, что с таким давлением полиции его организаторы сталкиваются впервые. Автор самиздата стала свидетелем срыва вечеринки и попыталась выяснить, чем МВД так заинтересовал культовый американский фестиваль и кому вообще могла помешать компания художников и музыкантов.

Вечеринка Moscow Burning Man Decompression должна была состояться на окраине Москвы 25 ноября в 20:00. Арт-объекты монтировали две недели практически нон-стоп, подготовка костюмов длилась несколько месяцев: в этом году московский Decompression отмечал пять лет со дня своего основания. Ожидалось минимум три тысячи гостей. Однако за час до начала стало известно, что на площадку едет полицейский наряд с собаками. Организаторы предложили всем немедленно расходиться, чтобы не столкнутся с сотрудниками МВД.

Я ушла вместе с фотографом, коллегой-журналисткой и одним из волонтёров — он любезно согласился быть нашим проводником до станции МЦК. Сталкиваться с полицией не хотелось никому, поэтому наш путь пролегал по самым тёмным и безлюдным улицам, которые только можно было найти. Где-то вдалеке шумел Волгоградский проспект. Мороз драл кожу, блестели железнодорожные пути, через которые мы перешагивали, серебряные серёжки-кресты яростно болтались в мочках покрасневших от холода ушей девушки-фотографа.

Завибрировал чей-то телефон. Руслан, коренастый волонтёр фестиваля Moscow Burning man decompression, посмотрел на горящий экран: «Фейсбук разрывается. Новой информации нет, но полиция уже на площадке». Раздался вздох трясущейся от холода блондинки-журналистки — то ли облегчения от того, что мы успели уйти, то ли возмущения.

На станции МЦК в светящемся прямоугольнике застеклённой платформы грелись люди в масках единорогов и неведомых существ, фееобразные девушки с волосами всех цветов радуги и ребята в пирсинге. Им тоже повезло: ушли до облавы. Я вспомнила железных ангелов-хранителей из проволоки, охранявших вход на территорию «декомпрешна». Артгиды объясняли, что они призваны оберегать гостей московской афтепати Burning man. Магия не подействовала: против полиции ангелы оказались бессильны.

После отмены вечеринки сообщество поклонников фестиваля под названием Russian Burners в фейсбуке разрывалось от комментариев: «Всё больше и больше людей просыпаются, рано или поздно нас станет слишком много, и они не смогут больше это сдерживать»; «Системе не нужны свободные творческие люди, увы»; «Это просто жесть! Организаторы, держитесь! Не дайте властям отнять у нас всё прекрасное сейчас или в будущем!»; «Пластмассовый мир победил». В заключение появился комментарий одного из организаторов и бёрнеров, Вали Жуковой. Она написала, что декомпрешн обязательно будет, как бы горько не было прощаться с несостоявшейся тусовкой: «Всё-таки Decompression это не вечеринка, это комьюнити».

Moscow Burning Man Decompression действительно уже не просто тематическая вечеринка, а масштабный фестиваль, куда приходят люди, связанные одними взглядами на жизнь. Они верят в бескорыстное дарение, некоммерческое творчество и, главное, хотят создать в Москве оазис американской бёрнерской культуры.

Власти срывают разного рода вечеринки электронной музыки уже не первый год, превратив это в тенденцию. В июле 2016-го на Юго-Западе Москвы отменили международный фестиваль городской культуры Outline 2016, причём об этом стало известно в день концерта. Ещё один заметный случай — отмена концерта электронной музыки DAТA в декабре прошлого года. В Кузьминской районной прокуратуре решили, что при его организации было допущено слишком много нарушений, поэтому проводить его невозможно. В феврале этого года префектура Юго-Восточного административного округа Москвы потребовала отменить электронную вечеринку BRAVE, заявив, что она пропагандирует суицид. Посетители ночных клубов и более мелких мероприятий рассказывают, что в последнее время облавы полицейских, якобы ищущих наркотики, случаются всё чаще и чаще. Moscow Burning Man Decompression выбивается из этого списка хотя бы тем, что раньше подобного интереса силовики и чиновники к нему не проявляли, а ещё — известностью бренда. Об американском фестивале «Горящий человек», кажется, знают все: фотографии постапокалиптических пейзажей пустыни Блэк-Рок и диких нарядов каждый год разбирают на галереи даже те СМИ, которые никак не связаны с этой культурой.

Чем Moscow Burning Man Decompression так заинтересовал власти и что вообще представляет из себя сообщество, сложившееся вокруг него за пять лет?

Общество радикального самовыражения

Темой отменённого декомпрешна в этом году стали десять принципов Burning man (или «бёрна», как его называют «свои»). Их предложил в 2004 году один из создателей фестиваля, Ларри Харви. Они звучат так: всеобщее вовлечение, дарение, отсутствие коммерческого начала, вера в себя, радикальное самовыражение, совместная работа, гражданская ответственность, запрет оставлять следы своего пребывания, активное участие, непосредственность.

Бёрн — не просто арт-фестиваль, каким был Outline. Это социальный эксперимент по построению общества радикального самовыражения. Суть его в следующем: группа творческих и независимых людей уезжает подальше от социума, в место, где общественные рамки не могут стеснять личность, и там они возводят целый город в пустыне Блэк-Рок в штате Невада. Есть только две вещи, которые можно купить на «бёрне» за деньги: лёд и кофе. Всё остальное абсолютно бесплатно. Так реализуется принцип свободного дарения: есть те, кто кормит, те, кто дарит свое искусство, те, кто отвечает за безопасность и максимальный комфорт.

Фестиваль длится восемь дней — на день больше, чем бог создавал мир. На восьмой день, согласно традиции, совершается ритуальное сожжение символа фестиваля — деревянного человека. А на девятый день город исчезает, словно его и не было. Ещё один принцип Burning Man: не оставлять следа. Ни фантика, ни бычка, ни клочка бумаги. После отъезда бёрнеров пустыня должна оставаться девственно чистой, какой была до них.

Когда-то на месте Блэк-Рок располагалось доисторическое озеро под названием Лаонтан. А теперь здесь нет ни воды, ни животных, ни растений. В пустыне регулярно случаются бури, а температура воздуха летом достигает сорока пяти градусов. Это условия, максимально не подходящие для жизни. Однако в августе 2017-го здесь собралось восемьдесят тысяч человек. Для сравнения: в российском Торжке живёт почти на сорок тысяч меньше.

Покупка билета на Burning Man — настоящее приключение. Организаторы заранее объявляют, в какой день стартуют продажи. Желающие оставляют заявки. А затем в назначенный день у вас есть всего несколько минут, чтобы выкупить билет. Если не сработала карточка или не получилось вовремя оказаться у компьютера — шанс упущен, билет уходит другому участнику. Но у бёрнеров есть негласное правило: тот, кто хочет попасть в пустыню Блэк-Рок, попадёт туда вопреки всему. Освободится место в одной из команд-участниц, кто-нибудь откажется от билета — что-то обязательно приведёт вас к цели, если она для вас по-настоящему важна.

За месяц до старта в Неваду съезжаются художники. Они возводят тематические лагеря, строят арт-объекты и своими руками создают временный город в пустыне. По словам самих бёрнеров, перепад температур только в плюс: создается впечатление, что фестиваль действительно происходит в другом измерении, на планете, где жизнь устроена справедливее и лучше, чем на Земле.

Однако всё это — уже не совсем бесконтрольное самовыражение, как было первоначально. Сегодня на фестивале работает порядка полутора десятков департаментов: например, департамент поддержки художников, финансовый департамент, флафферы (те, кто заботится о еде и гостеприимстве в целом).

Один из самых важных из недавно образованных департаментов — рейнджеры, следящие за порядком. Раньше художники уезжали от цивилизации, чтобы устраивать полнейшую анархию, однако чем больше становилось людей, тем опаснее было пускать всё на самотёк. В Неваде разрешено оружие, некоторые участники приезжали на фестиваль с пистолетами, поэтому чиновники забеспокоились: не навредит ли такое «радикальное самовыражение» ближайшим к Блэк-Рок городам. Однажды во время гонок на машинах по пустыне погиб один из бёрнеров — и в его память с тех пор каждый год возводится храм, а передвижение на автомобилях на территории фестиваля запрещено.

После несчастного случая организаторы придумали департамент рейнджеров. Это не сторонние охранники, а люди из сообщества, прошедшие специальное обучение. Вне дежурства с рациями на площадке они превращаются в обычных участников фестиваля, стоят арт-объекты и наслаждаются жизнью вне идеологий и денег.

Моисей и черепа: участники и гости Decompression

На московском фестивале всё было значительно скромнее. В этом году Moscow Burning man Decompression проводился на территории бывшей овощебазы. В огромном бетонном пространстве волонтёры своими руками возвели стены, а художники создавали арт-объекты. На входе гостей встречал крутящийся осьминог — организаторы называли его богом, но в отличии от другого осьминогоподобного бога, Ктулху, этот должен был оберегать гостей. Дальше встречались водоросли из пластиковых бутылок, гигантские кубы, кружащиеся в воздухе, игрушечные младенцы в банках, велосипеды, инсталляции, а сами арт-гиды, играющие роль сталкеров, вышли к нам в зелёных шапках с длинными щупальцами — «для связи с космосом». Их сопровождал Моисей — джек-рассел-терьер с розовыми искусственными ушками.

По словам артгидов, художники проживали несколько жизней на монтаже. Арт создавался две недели, поэтому многие ночевали прямо на площадке. «Парень-волонтёр искренне хотел нам помочь, но он казался совершенно никаким от усталости — помню, как бедняга два часа прикручивал одно крепление для наших картин. В какой-то момент мне хотелось сорваться и всё бросить», — со спокойной улыбкой вспоминает одна из участниц фестиваля Анастасия.

На вид ей не больше тридцати. В свободное от монтажа время эта бледная брюнетка с внешностью будто из XIX века преподаёт английский. На фестиваль Анастасия приехала со своим гражданским мужем Андреем, художником. По его словам, когда-то он учился на лётчика, а потом однажды утром встал и понял: никакой авиации. Только искусство. Картины Алексея напоминают одновременно работы Дали и Рериха: будды медитируют над водной пустыней, по песчаным берегам магических пустынь разбросаны зёрна граната и цветут розы Парацельса. Для Анастасии и Андрея Decompression в этом году должен был стать посвящением — до этого они ничего о нём не слышали. Зато теперь хотят отправиться в пустыню Блэк-Рок.

«Вообще мы проводим мероприятия по тимбилдингу, — рассказывает Анастасия. — Суть проста: нерисующие люди объединяются, чтобы вместе создать картины. Среди наших клиентов были эйчары компании МТС, работники атомных станций — словом, самые разные ребята. На декомпрешне мы хотели посмотреть, что будет, если много творческих людей, незнакомых друг с другом, попробуют вместе что-то создать — идея была написать картину „Материализация души“. Внутренне я подготовилась, что с „творцами“ будет тяжелее, чем с нашими привычными клиентами. Так что я ожидала всего — но только не отмены тусовки».

Катерина Ку, представившаяся Абсолютным трансформером, тоже оказалась застигнута врасплох новостями о скором приезде полиции — и не успела разобрать свой арт, объект Future Bank. Он представляет собой шесть колонн, на которых расставлены огромные колбы, — в них должны фиксироваться изображения лиц гостей. Это своеобразное послание в будущее, записка в бутылке из детских сказок.

«Мы объединили в одном проекте науку и искусство, — объясняет Катерина. — Изучаем нейросети и новые технологии. Замахиваемся на глобальное и ничего не боимся. Мы пришли на декомпрешн, потому что в Москве почти нет альтернативных событий. У нас у всех есть классная реальная жизнь, я режиссер-мультипликатор, у меня в Москве сеть школ анимации для детей и подростков. Но в то же время охота иметь повод сделать что-то, что позволяет выйти из зоны комфорта».

После отмены Moscow Burning Man Decompression художники, не связанные с организаторами, и обычные гости обсуждали несколько версий произошедшего. Самой популярной остаётся одна: фестивали отменяют намеренно, поскольку московские власти боятся неконтролируемого творчества и, главное, что «радикальное самовыражение» выйдет из-под контроля.

Жизнь вне идеологий

Сами бёрнеры считают, что проблем с властями возникать не должно: между ними и московской администрацией в принципе нет диалога, так что и недопониманию возникнуть неоткуда. Полиция почти каждые выходные приезжает на техно-вечеринки, но техно и «бёрн» слишком далеки друг от друга. Тем более, что для бёрнеров Decompression — не протестное движение, а возможность перенестись в город-утопию бёрна, где никто ни за что не платит и не берёт денег.

Российская команда впервые поехала на бёрн в 2013 году: это были двадцать три человека, знавшие друг друга, в основном, по фестивалю «Пустые холмы». О том, что их ждёт, они имели смутное представление: где-то в пустыне собираются художники, строят арт-объекты и потом их сжигают. Проведя месяц в пустыне, российские художники трансформировались в настоящих бёрнеров — и вернулись с мыслью сделать в России мероприятие, которое бы стало логическим продолжением и напоминанием об оригинальном Burning Man.

Российский Decompression начинался как дружеская тусовка, а вылился в большое мероприятие: на первую вечеринку пришли тысяча человек. Каждый год посетителей становилось всё больше, рекорд был поставлен в прошлом году: собралось около пяти тысяч, а среди его организаторов — шестьдесят человек.

Российский Burning man всегда старались делать по тем же десяти принципам, которым следовали американские организаторы: никому не отказывать в участии и не цензурировать арт-объекты. Наоборот, молодым и радикальным художникам здесь всегда были только рады. Что с фестивалем будет теперь — неясно.

После отмены Decompression мы встречаемся с одним из организаторов — Олегом Толстым. Олег живёт двойной жизнью: днём офис, коллеги а вне её — фестивали, рейвы и, конечно, Burning Man. «Четыре года назад там я встретил свою жену, Валю, — рассказывает Олег, — Однажды утром я встал в пять — а на фестивале больше всего не хочется терять время на сон, — и решил поехать встречать рассвет. Я вышел и позвал всех с собой, собралось много людей, а в итоге со мной поехала только одна девушка — это была Валя. С тех пор мы не расстаемся.»

Верит ли он в связь между отменой Outline и Moscow Burning Man Decompression? «В нашем случае нет ни политической, ни социальной подоплёки, — пожимает плечами Олег. — Афтепати отменили по одной причине: такого рода мероприятия больше не могут проводиться в заводских помещениях. Ушла эпоха, когда художники могли захватывать промышленные зоны и делать там, что хотели. Государство сейчас наводит порядок». Олег допускает, что решение об отмене было принято на уровне префектуры, хотя и признаёт, что доказательств у него нет.

Мой источник, близко знакомый с работой оперативных служб, с этой версией не согласен. «Широкая публика не знает, как эта система работает. Пригласили, к примеру, владельца заведения и предложили сотрудничество (информирование и участие в оперативных операциях). Если отказался — он уже под потенциальным ударом. К сожалению, эта фестивальная тема очень тесно связана с наркотиками, а работать тонко наши органы не умеют, да и не хотят», — рассуждает он. Наутро после разгона Moscow Burning Man Decompression на официальном сайте МВД, к которому перешли функции упразднённого ФСКН, на тему борьбы с наркотиками стало выходить по три текста в день: то задержание наркодилера в Кемерово, то изъятие крупной партии наркотиков в Самарской области.

Когда-то у американских бёрнеров тоже возникали проблемы с властями. И когда им запретили сжигать арт на общественном пляже, они не опустили руки, а уехали в безлюдную пустыню Блэк-Рок.

Возможно, единственный шанс для их московских единомышленников сохранить свой фестиваль, это тоже уехать из Москвы. Найти свободное место в глуши, построить общество радикального самовыражения, а потом самим же его уничтожить, не оставив после себя следа. А на следующий год повторить.


Фотографии: Мария Филлеро