Понедельники на сайте вашего любимого самиздата посвящены разделу Ресурсы, в котором мы изучаем всё, что касается самых базовых потребностей человека — еды, сна, крыши над головой, медицинской помощи, а учитывая, что мы живём в мире, в котором практически ничего из этого не достаётся бесплатно, то ещё и работы. Сегодняшняя та самая история от нашей читательницы Надежды — о том, что бывает, если человека лишить сна и заставить работать на четырёх работах одновременно. Надежда, спасибо вам и берегите себя и бабушку!
Пару лет назад в результате экономического таланта и везения моей бабушки я оказалась перед захватывающей перспективой выплатить 360 000 рублей в течение трёх с половиной месяцев. В тот момент моя весьма недурная для моего города зарплата в сорок пять штук с вычетом налогов показалась мне неприлично маленькой, а перспектива подработки замаячила в полный рост. Так началось моё захватывающее падение в кромешный ад. Вычтя из бабушкиной пенсии сумму квартплаты со всеми её льготами и минимум на еду, мы получили ещё 15 000 рублей, но помогло это мало.
В первую неделю я отчаянно искала подработку на выходные, с достойной коллектора упёртостью выскребала из знакомых старые долги и заводила собственные. Увы, на график 2/5 меня хотели брать только промоутером или продавцом в соседний книжный. В книжном, правда, в другом, я успела поработать с в студенческие годы и решила: а что такого? К сожалению, на тот момент я не учла, что помимо шаговой доступности от моего дома, обитель книг и канцтоваров была расположена на оси церковь-психдиспансер. Зато в книжном платили 350 рублей в час, и путём слёз, навязчивых обращений, нытья и демонстрации умения работы с кассой мне удалось выбить себе смену на весь день — с восьми утра до одиннадцати вечера — в нарушение всего и вся. Но денег всё равно не хватало!
Я уже подумывала, не пойти ли официанткой или кассиром в ночную, как вдруг родственники, связанные с медициной, подкинули мне подработку в ночную смену в колл-центре похоронного агентства. В мои обязанности входило обзванивать больницы, роддома, морги, трупохранилища и подстанции скорой и узнавать, где и кто покинул этот мир, потом или выбивать или искать в базах номер родни и записывать это всё дневной смене для дальнейшего аморального использования. В 99% моим звонкам были не рады. Иногда очень бурно и матерно. Контора снимала помещение в одной из больниц города, так что вместо звонков в её регистратуру (где трубку ночью никто не брал) приходилось под утро идти в морг и узнавать у санитаров.
Так начался довольно странный период моей жизни, полный недосыпа и абсурда. С восьми утра до пяти вечера я работала проектировщиком в частной конторе, после чего четыре раза в неделю ехала в больницу, стараясь нигде не спалить бабушкин проездной, так как на свой денег не было, заползала в гардеробную и спала до десяти вечера на лавке за шкафом, а после попадала в мир ночных трагедий. Больница по ночам начинала жить довольно бодрой жизнью, в нашем же офисе, не считая трёх человек в колл-центре и охранника на входе, жизнь исчезала в принципе. К часу ночи, когда шансы получить звонок от начальства начинали стремится к нулю, мы по очереди тихо пробирались в шоу-рум торгового зала и спали в демонстрационном гробу, а просыпаясь, начинали звонить. На четвёртую смену идея спать не сидя и лицом в ДСП-шный стол, а лёжа в обитом мягким бархатом (хоть и всё равно весьма твёрдом) гробу уже не казалась чем-то странным.
Если вдруг спать не хотелось, можно было пойти «к медсёстрам» посмотреть телик в комнате отдыха. Так я, человек, с 2005 года живущий без этого рупора пропаганды, открыла для себя оторванный от реальной жизни мир русских сериалов. То, что ставили в ночной эфир, видимо, было самым соком.
К концу смены я пробиралась в больничный морг и в обмен на чашку капучино из автомата получала данные покойников и пропуск в больничный душ. Потом опять ехала на работу чертить. А когда наступала суббота, я в состоянии живого трупа приходила в книжный, переодевалась в ядовитого цвета футболку и на пару с другим несчастным шла принимать товар. Магазин открывался в девять, а это значило, что мы должны был успеть приклеить все ценники на новоприбывшие книжки, игрушки, канцелярскую дребедень и посуду, а потом красиво расставить это всё за один час. На практике мы в тишине и практически полной пустоте (никому не нужны книги в субботу в девять утра) продолжали делать это часов до одиннадцати, прерываясь на кофе и явления странных личностей. Эти странные личности, к слову, бывали двух типов. Помните, что я говорила про местоположение книжного?
Первые жаждали поговорить о боге, возмущались отсутствием у нас жития какого-нибудь святого и наличием книг о тантрическом сексе, требовали убрать от детей игру «Зельеварение» и, как правило, держали путь либо в церковь, либо из неё.
Вторые появлялись только по субботам, так как по воскресеньям психдиспансер не работал. Если они приходили в середине дня, то до момента непосредственного контакта могли казаться вполне нормальными. Иногда они были почти неотличимы от первой категории. Эти люди хотели четыре розовых книжки, не важно, о чём; кричали, что мы сотрудники МОССАДа и травим славян книжной пылью; пытались продать нам амулеты от радиоволн; покупая фломастеры, доверительно говорили, что рисуют ими защитные символы на руках от голосов; просили не покупать молоко, потому что это угнетение коров; сообщали о разумности точилок; а как-то раз миловидная женщина рассказала мне, как по ночам черти у неё на потолке устраивают рейв-вечеринки. Мои коллеги, трепетные лани обоих полов с первого и второго курсов, обычно старались спрятаться за стеллажами, но мне после недели работы в бешеном режиме уже было всё равно, с кем и о чём говорить. Наверное, именно поэтому мне всегда выпадала честь обслуживать бомжей. Бомжи, к слову, не считая запаха, были весьма вежливыми и деловыми людьми. Один из них приходил по воскресеньям, завершив выклянчивание средств у верующих рядом с соседней церковью, и покупал очередную карманную книгу из серии «Азбука-классика». На четвёртую неделю я не удержалась и спросила его, где же он их хранит? Оказалась, отдаёт в библиотеку соседней школы. Второй, наркоман среднего возраста с неполным комплектом пальцев, приходил два раза в месяц по субботам и покупал стержни для ручек и стопку тетрадей, в которых он писал свой великий роман об ангелах, но, увы, периодически терял тетради. Ещё была пергидрольная фея предпенсионного возраста без двух передних зубов, которая ходила в малиновых резиновых сапогах и драной грязной дублёнке и неизменно покупала новый «Космополитен».
Периодически начальство спускало сверху указания в стиле: нужно продать завалявшуюся на складе «Анну Каренину» в старых обложках с Кирой Найтли. И вот ты на любой запрос про книги предлагаешь Толстого:
— Что-то в стиле «На игле», но историческое? — Анна Каренина!
— Дамский роман, но с налётом интеллекта? — Анна Каренина!
— О том, что русские мужики спасут страну от буржуазной морали? — Да-да, Анна Каренина!
— Серьёзную литературу? — Ну, вы поняли.
До сих пор абсолютным успехом и непревзойдённым достижением считаю продажу «Илиады» в качестве «задорного исторического фэнтези». Как ни странно, через неделю покупатель пришёл не жаловаться, а купить «сиквел».
После одиннадцати утра магазин наполнялся детьми и родителями. До начала работы в этом книжном я считала, что жители моего района довольно приятные люди, а идея выбирать детские книги по гендерным маркерам ушла в прошлое... Ох, если бы!
У меня просили книжки про поезда «для мальчиков», и книги про пони «для девочек».
Одна из книг серии про муми-троллей, увы, в розовой обложке, и поэтому грустный мальчик так и не прочёл «Папу и море». И таких печальных примеров — тысячи.
При этом половину ассортимента детских книг хотелось сжечь, из любви если не к детям, то к здравому смыслу. В стремлении уберечь детскую психику от реалий жизни авторы иногда доходили до полного маразма, приписывая хэппи-энд к «Курочке Рябе» и «Колобку».
Под вечер тот несчастный, кто не стоял на кассе, начинал прятаться от нетрезвых покупателей, жаждущих в последний момент купить подарок или штопор.
После книжного офисные будни казались мне волшебной мечтой: можно сидеть, не надо прятаться от камеры, если не изображаешь бурную деятельность, можно пить чай когда и сколько угодно, и никаких детей!
Увы, денег всё равно не хватало. И тогда, наступив на горло уцелевшим после ритуальных услуг осколкам чести и совести и взяв в подельники коллегу-инженера, я начала делать курсачи за студентов. Как два бывших старосты мы имели солидный набор вариантов работ одногруппников, а так как преподов и тем курсовых в их списках в нашей альма-матер было не очень много, и с прошедшими годами практически ничего из этого не менялось, то самим считать сопромат, акустику, инженерные сети, жбк и прочие ненавистные творческим людям предметы нам приходилось не очень часто. К тому же, это занимало не очень много рабочего времени, зато приносило неплохие доходы.
Уже к концу третьего месяца, когда благодаря такому режиму я почти окончательно переселилась в альтернативную реальность, нас за расчётами «железобетона» застукал наш главный инженер, он же по совместительству препод, ведущий этот предмет, в нашем же бывшем ВУЗе. Пришлось взять его в долю после стандартного спича «Как вы могли?!» и «Вот видите, а на зачёте уверяли, что вам это больше никогда не пригодится!».
Ко второму месяцу я завела календарик, чтобы мстительно замазывать в нём прошедшие дни до выходных и материальной свободы, к третьему я достигла дзена, или же дна — не уверена насчёт точного определения, но мне абсолютно всё стало по барабану.
Мои оригинальные цветовые решения на основной работе заработали одобрение начальства и неодобрение заказчика, впрочем, остановить меня к тому моменту не смог бы и асфальтоукладчик, так что заказчику пришлось смириться. Я начала травить по телефону анекдоты с сотрудниками моргов (надеюсь, прослушивавшие потом записи этих разговоров тоже их оценили) и дважды с большим интересом поприсутствовала на вскрытии. Бальзаковского вида дамы в медсестринской стали подкармливать меня больничной едой за то, что я открыла им онлайн-версий их любимых сериалов. Я продала «Венеру в мехах» как приквел «Пятидесяти оттенков серого» и, забив на мнение начальства, спала прямо на кассе (так мы узнали, что висящая над ней камера не работает). Я начала спорить с родителями по поводу выбора книг для детей и иногда даже побеждала в этом бою. Я временно перестала пить и курить и похудела на пять килограммов.
А в день последнего расчёта в похоронном бюро мстительно внесла в базу «мертвяков» список доставших меня личностей, включая одного приставучего мудилу-подрядчика.
