Исследование
«Окружающая среда»

Советский Союз славился масштабами своих строек и масштабами жертв, которые страна приносила ради воплощения этих замыслов. На проектах гибли десятки тысяч заключённых ГУЛАГа. Но страдали не только люди: места, на которых шли стройки, теряли свою природу. Самиздат рассказывает историю женщины, чью деревню советская власть затопила в рамках строительства Волго-Балтийского водного пути.

Тамара Григорьевна Кононова вместе с родителями переехала в Белозерск в 1953 году. Ей тогда было тринадцать лет. Она знала, что идёт строительство Волго-Балтийского водного пути — Волгобалта, и её родная деревня Чалекса попала в зону затопления. 

В Чалексе было сто дворов — по всем меркам большая деревня. Жили небогато. В поле стояла мельница. На всю деревню был один хутор: он принадлежал зажиточной семье кулаков. Они и пасеку держали. Их в конце пятидесятых отправили в Сибирь, но это уже другая история.

Родители Тамары Григорьевны жили у леса. Дом стоял на углу прогона — места, по которому гнали скотину. При доме была баня. У каждого в деревне был огород, где выращивали огурцы. Сельчане потом везли их на пароходах на продажу в соседнее Конёво.
— Животные у нас там были, — вспоминает Тамара Григорьевна. — Держали овец, коров, поросят. Так и слышу, как пастух трезвонит, скотинку в поле гонит, а от канала — гул самоходок, пароходов, катеров. Все они тащились в Мегру.

Перед переездом в Белозерск дом пришлось разобрать на брёвна, чтобы забрать его с собой. Когда дом уже был разобран, ночевали в сарае под пологом.

С пятого по седьмой класс Тамара Григорьевна ходила в школу в Мегру: в Чалексе была только начальная. Рядом со школой на шлюзе стоял магазинчик. Школьники бегали туда за чёрным хлебом, белого тогда не продавали. Зимой они заходили туда погреться.
— Там продавщица была добрая, тётя Валя. Пожалеет нас, бедных, и бесплатно хлеба даст. У неё на прилавке банка стояла с яблочным повидлом — намазывала его на хлеб и нам давала. Вот так зайдёшь по морозу, хлеба чёрного поешь, погреешься, и всю усталость снимет.

От дома Тамары Григорьевны до школы было девять километров. Преодолевать такие расстояния по морозу было сложно, поэтому на зиму она переезжала на квартиру к бабушке, поближе к Мегре. Там она тосковала по дому, особенно в солнечные январские дни, когда их домик на холме было видно даже с бабушкиной улицы.

Перед переездом в Белозерск этот дом пришлось разобрать на брёвна, чтобы забрать его с собой. Когда дом уже был разобран, а до переезда ещё оставалось время, ночевали в сарае под пологом. Еду готовили у соседей, чай пили у них же. Своим оставалось только молоко, потому что не спешили избавиться от коровы. Потом эта корова прошла тридцать пять километров до Белозерска и обеспечивала семью деньгами, полученными за молоко. Но она была единственным животным, которое семья забрала с собой. Остальных они завели на месте, но и то не сразу — нечем было их кормить, да и держать было негде.

Про организацию переселения Тамара Григорьевна помнит немного — была слишком маленькой, детей такие разговоры не касались. Помнит, что когда деревенских только попросили переехать, они сильно возмутились. Кому хочется оставлять насиженное место: у людей там вся жизнь прошла. Да и земли в Чалексе были плодородные: картошка хорошо росла, огурцы. Но выбора у людей не было, все они разъехались. Кто-то — в Антоново или Маексу. А семья Тамары Григорьевны оказалась в Белозерске.

Какая опасность грозила тем, кто решал остаться, — можно узнать из историй о других затопленных деревнях.

Волгобалт проходит через Рыбинское водохранилище, приказ о строительстве которого вышел в 1935 году. При строительстве этого водохранилища более семисот деревень постигла та же участь, что и Чалексу.

«Граждан добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом составляет двести девяносто четыре человека. „…“ Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками предварительно обмотав себя к глухим предметам.»

Люди покидали родные места — так, все жители уехали из села Ивина в Ленинградской области. Его затопили в 1940 году из-за строительства Свирской ГЭС. Но издание strana.ru приводит более трагическую историю. В 1941 году из-за строительства Рыбинского водохранилища началось затопление города Молога. Там якобы оставались двести девяносто четыре человека, и все они погибли. Официальных подтверждений этой информации нет.

Издание ссылается на доклад, который якобы написал начальник Мологского отделения Волголага:

«В дополнение к ранее поданного мною рапорта, что граждан добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом составляет двести девяносто четыре человека. „…“ Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками предварительно обмотав себя к глухим предметам. К некоторым из них были применены методы силового воздействия, согласно инструкции НКВД СССР» (орфография, пунктуация и стилистика автора сохранены — примечание редактора).

Здания, которые могли помешать судоходству, взрывали, а леса вырубали.

Властей мало заботили и люди, и культурно-историческое наследие. Как передаёт издание ryb.ru, вместе с Мологой был затоплен монастырь..

Разумеется, затопления территорий не проходили бесследно для экологии. О том, какие меры предпринимались, можно судить на примере той же Мологи.

Перед затоплением власти проводили очистку территорий: здания, которые могли помешать судоходству, взрывали, а леса вырубали. Но экологи до сих пор плохо отзываются о качестве проделанной работы. «Некоторые постройки оставляли, лес вырубали не весь, — говорит Михаил Крейндлин, эксперт по заповедным территориям. — Со временем он начинал гнить, и это приводило к загрязнению воды — она становилась ядовитой».

Кроме того, не строили специальных очистных сооружений для водохранилищ. Об этом рассказывает специалист по ГЭС Александр Мартынов: «Строители не видели в них необходимости. Они считали, что загрязнённые воды разбавит чистая вода, и проблема исчезнет сама собой». Расчёты строителей не оправдались: по словам Мартынова, из-за нехватки очистных сооружений вода в итоге стала непригодной ни для питья, ни для жизни, уменьшилась популяция рыб — прежде всего осетровых, хотя это принято сваливать на браконьеров.

«Строители не видели в них необходимости. Они считали, что загрязнённые воды разбавит чистая вода, и проблема исчезнет сама собой»

Не так давно Тамара Григорьевна ездила в затопленную Чалексу.
— Это всё дядя Юра, его идея, — говорит старушка. — Лодочнику за бензин заплатил, и поехали. А мне-то совсем не хотелось: по словам рыбаков, ничего от деревни не осталось.

Лодочник остановился на том месте, где была деревня. Дядя Юра вышел в резиновых сапогах. Искал, нет ли каких примет — его старый дом окнами как раз выходил на речку. Наконец сказал:
— Ничего не видать, ни одной досочки. Только крапива, ивы да вода. Никаких признаков, что дома стояли.

Старики ещё немного посидели в лодке, а потом дядя Юра сказал:
— Поехали в Мегру — там кладбище было. Может, хоть что-то от него осталось.

Но на дорогу до кладбища не хватило бензина.

Автор благодарит за помощь в подготовке материала Евгения Трубникова