В соцсетях трубят, что самоизоляция сводит мир с ума. Российские психиатры уверяют, что наплыва новых пациентов на фоне коронавируса пока не видят, хотя тревожность у людей и правда усилилась. Реальное влияние пандемии на ментальное здоровье человечества оценить можно будет только годы спустя, а пока статистика формируется, самиздат поговорил с людьми, у которых на карантине усилились старые расстройства и появились новые. Рассказываем, как на психику влияют уведомления в Телеграме и что делать, если всех твоих родственников просят изолироваться дома, и ты — единственный, кто может организовать похороны деда.

Алисе Ю. (героиня просила не указывать её фамилию) из Каменск-Уральского 24 года, и уже пять лет она живёт с диагнозом «шизофрения». Болезнь впервые проявилась после развода: в 19 лет девушка стала замкнутой, агрессивной, часто думала о самоубийстве и начала слышать голоса. «Они делятся на два типа: ангелы и демоны, то есть добрые и злые. Первые могут дать совет, поддержать. Вторые комментируют мои действия: унижают, оскорбляют», — объясняет Алиса. Под напором родственников девушка обратилась к психиатру. После обследования её поместили в стационар, где врачи диагностировали шизофрению.

«Я узнала об этом спустя год — случайно увидела запись в карте. Родственники были в курсе, но ничего не говорили: боялись, что, как только я узнаю, покончу с собой. Но у меня не возникло таких мыслей, я и так догадывалась о диагнозе», — рассказывает девушка. Благодаря медикаментозной терапии Алиса почти перестала слышать голоса. А этой весной, когда она, как и почти весь мир, оказалась на самоизоляции из-за пандемии коронавируса, демоны вернулись, усиленные тревогой и депрессией.

Несколько дней голоса повторяли: «Сегодня мы отправимся в прошлое». Алиса не знает, как это трактовать, и признаётся, что от этой фразы ей «просто страшно». «А дома всё очень скучно и однообразно: встала, поела, прибралась. Всё через силу. Я постоянно хочу спать, ощущаю себя ненужной и бесполезной», — рассказывает девушка. Психиатр, узнав об ухудшении состояния пациентки, рекомендовал ей повысить дозировку лекарств — нейролептика и антидепрессанта.

Алиса — не единственный пациент с психическим расстройством, состояние которого обострилось на фоне пандемии. Практикующие психиатры в интервью самиздату рассказывают об общем ухудшении ситуации, причём в том числе у людей, которые раньше ментальными расстройствами не страдали. Так, в первую неделю самоизоляции в России сотрудники Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и неврологии имени Бехтерева опросили 1957 человек старше 18 лет. Исследование показало, что у 99 процентов респондентов карантин вызвал тревогу в той или иной форме. Наибольшие опасения у людей вызывали изоляция и возможный дефицит лекарств.

«Сейчас нам доступны только онлайн-опросы, поэтому мы не знаем настоящей статистики, — размышляет врач центра имени Бехтерева Евгений Касьянов. — Что люди делают, оставшись без денег? Что у нас с алкоголизацией, с суицидами? Общая картина станет ясна, когда запреты снимут и амбулаторная сеть откроется. Боюсь, она будет удручающей».

О том, что эпидемии провоцируют рост психических расстройств в популяциях, учёные говорят давно. К примеру, специалист по исторической демографии Свен-Эрик Мамелунд исследовал влияние пандемии испанского гриппа (длилась с января 1918 года по декабрь 1920-го) на психическое здоровье норвежцев и обнаружил, что в 1920-е число первичных пациентов, ежегодно поступающих в психиатрические больницы, возросло в 7,2 раза. У выживших после испанки чаще, чем у других, обнаруживали нарушения сна, депрессии и другие ментальные расстройства. От бессонницы и депрессии также страдали люди, переболевшие гриппом во время массовой вспышки вируса в Санкт-Петербурге в 1889 году. У некоторых пациентов на фоне вируса возникали психозы, сопровождавшиеся мыслями об убийствах и суициде. После перенесённой болезни люди мучались от «мрачных предчувствий надвигающейся катастрофы» и думали, что совершили «страшное преступление» и должны быть наказаны. 

Депрессии, повышенная тревога и соматоформные расстройства фиксировали и у жителей Сьерра-Леоне после вспышки лихорадки Эбола в Центральной и Западной Африке в 2009 году. Как пишут исследователи, в таких случаях к развитию депрессивных состояний ведёт затяжной — от шести недель — стресс. «Стресс — не абстрактное понятие как, например, эго, — рассуждает врач-ординатор медицинского центра имени Бехтерева Евгений Касьянов. — Это физиологический процесс наподобие воспаления. Среди прочего, он повышает уровень кортизола, так называемого гормона стресса. Тот влияет на определённые участки головного мозга, что может привести к обострению аффективных расстройств: депрессий, циклотимий, БАР».

Для 22-летней москвички Яны К. (имя изменено по просьбе героини), выпускницы философского факультета, начало коронавирусной изоляции совпало с пиком депрессии. В марте девушка три недели страдала от головных болей, напоминавших по силе мигрени. Большую часть времени она проводила, лёжа в кровати и размышляя о смерти. «Боль была настолько невыносимой, что казалось, будто я сейчас умру. Я могла взять телефон, написать одно сообщение и спустя минуту обалдеть от боли в глазах и голове», — рассказывает девушка. В день она выпивала по нескольку таблеток обезболивающих, но это не помогало. 

Постепенно к болям добавились проблемы с дыханием, боязнь громких звуков и сильных запахов. В квартире Яна носила беруши и избегала кухни из-за запахов еды. «Я думала, что у меня саркома мозга, микроинсульт или рассеянный склероз. А потом началась пандемия, и я стала подозревать у себя коронавирус», — говорит Яна. Тогда же она подписалась на телеграм-канал с официальной статистикой смертности от COVID-19 по регионам. «Мне становилось плохо от этих цифр, но я не могла отписаться: тема смерти притягивала». 

В конце марта Яна вместе с мамой отправилась к врачу. Перед этим девушка собрала рюкзак с вещами, которые хотела взять с собой в больницу: спортивные штаны, книги, зубная щётка. На приёме доктор собрал вокруг Яны консилиум неврологов: они стучали молоточками по коленям, просили дотронуться пальцем до кончика носа. Тесты показали, что девушка здорова. Тогда её направили на магнитно-резонансную томографию (МРТ). «Со мной случилась адская паническая атака: вокруг громкие звуки, сердце колотится, дышать тяжело. Было так плохо, что я расплакалась. Казалось, это длилось вечно, но, когда я вышла, мне сказали, что прошло всего восемь минут. Мои брекеты создавали помехи для аппарата, поэтому все муки оказались напрасными», — вспоминает Яна. Причину головных болей установить так и не удалось.

Тогда начмед, которая присутствовала на консилиуме, посоветовала Яне обратиться к другому неврологу. Та приняла девушку и вместо вопросов о её болезни начала спрашивать про Шопенгауэра. «Я не могла дышать, говорить, двигаться — только смотрела в одну точку. То есть я собиралась умирать, а она про философию спрашивала. Чего это вообще такое? Но, когда мы начали разговаривать, я заметила, что мне полегчало», — рассказала Яна. Спустя полтора часа врач определила у неё тревожно-депрессивное расстройство и предположила, что головная боль возникает от внутреннего напряжения, сопровождающего депрессию. Яне выписали антидепрессанты и направили её к психотерапевту. «Оказалось, что у меня уже год депрессия. Повлияло всё сразу: несчастная любовь, проблемы с родителями, окончание вуза, необходимость понять, что делать дальше, и в конце концов коронавирус», — рассуждает Яна.

Пока девушка пыталась выяснить причины своих головных болей, её деда госпитализировали с пневмонией. И хотя тест на COVID-19 оказался отрицательным, маму и бабушку Яны, которые жили с ним в одной квартире, посадили под карантин. С головными болями девушка несколько раз ездила в инфекционную больницу в Выхино. Её не пускали в отделение к деду, но она видела врачей в тайвеках и масках и чувствовала запах санитайзеров. «Я понимала, что рискую заразиться, но на тот момент была в состоянии какого-то пассивного ужаса. Мне казалось, что умру я в любом случае», — поясняет Яна. 

После недели в больнице дед умер, и организация похорон упала на девушку. «Мама и бабушка попали в супердебильную ситуацию: чтобы подтвердить отсутствие или наличие коронавируса, нужно сдать три теста в течение двух недель, а дед умер спустя неделю после начала их карантина. Опротестовать изоляцию было невозможно: мать обзвонила все инстанции, но там сказали, что ей всё равно придётся ждать», — рассказывает Яна. У семьи не было участка на кладбище, поэтому его срочно пришлось покупать. В полуобморочном состоянии Яна встречалась с похоронными агентами, оформляла бумаги, ездила в морг и организовывала подпольные отпевания: официально все церкви были закрыты. Голова болела. «Я впервые окунулась в мир ритуальных агентств, и это был сюрреализм. Например, по территории кладбища катаются работники на велосипедах и, как консультанты в „М-видео“, спрашивают посетителей, всё ли их устраивает. А один мужик, когда я покупала участок, очень искренне сказал, что я сделала выгодное вложение, ведь в землю можно будет закопать столько урн, сколько захочется!» — удивляется Яна. 

Организация похорон заняла три дня. К тому моменту её мама и бабушка всё же вышли с карантина. Хоронить деда им разрешили всей семьёй, так как, согласно медицинскому заключению, коронавируса у него не было.

По словам девушки, в итоге антидепрессанты помогли ей справиться с головной болью, хотя полностью она так и не прошла. При этом они принесли в жизнь новую трудность: в первую неделю приёма лекарств у Яны постоянно тряслись руки, из-за чего ей сложно было даже готовить еду. К тому же из-за пандемии и ограничений стало трудно получать рецепты на новые лекарства. Сейчас Яна боится уходить далеко от дома, потому что переживает, что ей станет плохо, когда рядом никого не будет, и она умрёт.

В мае в медицинский центр имени Бехтерева на скорой привезли пациента в бреду. 40-летний мужчина сбежал из дома и несколько дней прятался от родных. Санитаров он убеждал в том, что всё население планеты сейчас чипируют и надо спасаться. По словам психиатра центра Сергея Потанина, описанная ситуация — классический пример реактивного психоза: временного и обратимого расстройства, вызванного острым стрессом. «Обычно такие пациенты приезжают на скорой, им дают лекарства, они спят ночь, просыпаются в адекватном состоянии и удивляются тому, что с ними произошло», — рассказывает врач. Впрочем, психоз может оказаться и признаком шизофрении, впервые проявившейся во взрослом возрасте. Тогда пациент задерживается в стационаре дольше.

Острые бредовые состояния во время карантина — не редкость. «Мысли пациентов часто перекликаются с информационным фоном, — рассуждает московский врач-психиатр, автор телеграм-канала о психиатрии Артём Гилёв. — Например, во время конфликта на Украине некоторые заявляли, что они участники войны, и рассказывали, как сражались, хотя никогда не были на фронте. Сейчас мы много слышим про чипирование и вышки 5G». 

По словам Гилёва, на карантине он и его коллеги старались по возможности не госпитализировать пациентов, потому что в больницах выше риск заразиться вирусом. Слова Гилёва подтверждает и Сергей Потанин: «Есть ощущение, что и сами люди держатся — стараются перетерпеть, думая, что состояние улучшится, как только завершится пандемия. Правда, я опасаюсь, что после всего мы, наоборот, столкнёмся с большим числом новых пациентов».

«Я боюсь, что вдруг не смогу убраться в доме, выбросить мусор. Боюсь, что накопится грязная посуда и я по какой-то причине не смогу её вымыть. Эти мысли занимают кучу времени, и я не могу их остановить. Ни на что отвлечься не получается, думаю только об этом. Обсессии по поводу чистоты были у меня и раньше, но сейчас их стало больше, потому что я сижу дома и уборка — чуть ли единственное доступное мне занятие. Это просто невыносимо», — рассказывает 27-летний экономист Ирина (имя изменено по просьбе героини), у которой на фоне пандемии обострилось обсессивное расстройство; впервые девушке диагностировали его в 2018 году. При этом заболевании человека мучают навязчивые мысли, которые возникают против его воли. 

Более тяжёлым проявлением обсессии во время пандемии может стать навязчивый страх заразиться. В последние месяцы СМИ придумали слово для его обозначения: «коронафобия». «Мужчине 30 лет, у него давно диагностировано обсессивно-компульсивное расстройство. Он и в обычное-то время часто моет руки и постоянно протирает поверхности антисептиками. Теперь же его постоянный страх заболеть или заразиться помножился на информацию о ковиде, транслируемую в СМИ. Во время самоизоляции он поделил дом на „красную“ и „зелёную“ зоны. Любая вещь сначала попадает в „красную“ зону, обрабатывается санитайзерами и переходит в „зелёную“, как в стационарах. Но даже после всех этих действий он понимает: полностью очистить всё он не может. И паникует», — рассказывает самиздату психиатр Дмитрий Заносов. Название «коронафобия», по словам врача, ненаучно: в современной психиатрии не принято выделять страх чего-либо в самостоятельное расстройство, за исключением агорафобии и социальных фобий.

26 марта. Половина второго ночи. Уже полтора часа 29-летний веб-разработчик из Москвы Валера М. (мужчина просил не указывать его фамилию) лежит в кровати и не может уснуть. Его сердце бешено колотится, в груди — сильная тяжесть. За свою жизнь Валера четыре раза падал в обморок и понимает, что ещё чуть-чуть — и он потеряет сознание. Проблема в том, что сейчас рядом никого нет. Он дотягивается до телефона и набирает номер друга, живущего неподалёку: «Приезжай! Я задыхаюсь. Буду вызывать скорую». Спустя двадцать минут друг на месте. Валере становится спокойнее, но дышать всё так же трудно. Ещё через двадцать минут приезжают врачи, делают молодому человеку укол снотворного — и он засыпает. 

Спустя две недели эпизод повторится. Приехавшие по вызову медики объяснят Валере, что у него паническая атака. Они посоветуют обратиться к психологу, а тот — к психиатру, который поставит диагноз: тревожное расстройство личности с элементами соматоформного. Это означает, что человек испытывает не просто сильную тревогу, но и боли, как при соматическом, то есть телесном, заболевании. В случае Валеры эти симптомы напоминают проявления пневмонии, вызванной коронавирусной инфекцией. 

Сергей Потанин объясняет, что расстройства личности — крайний вариант особенностей характера. У людей с генетической предрасположенностью к психическим расстройствам или попавших в сложную жизненную ситуацию характер может «заостриться»; так возникают параноидальное, шизоидное, истерическое, тревожное и другие расстройства. В международной классификации болезней тревожное расстройство личности также обозначается как «уклоняющееся». Люди с таким диагнозом часто преувеличивают потенциальные опасности, мучаются от мрачных предчувствий, болезненно реагируют на критику и отказы. Они боятся столкновений с реальностью и предпочитает строить жизнь так, чтобы минимально контактировать с раздражителями.

По воспоминаниям Валеры, он с детства много тревожился и часто конфликтовал с окружающими. При этом раньше панических атак у Валеры не было. По его признанию, до карантина он даже не знал такого словосочетания. Когда коронавирусная инфекция начала распространяться по миру, Валера был подписан на несколько новостных телеграм-каналов. Он работал за компьютером и постоянно отвлекался на уведомления с эмодзи в виде восклицательного знака и текстами вроде «❗ В Европе 300 новых заражённых». 

Когда первых инфицированных ковидом зарегистрировали в Москве, молодой человек почти перестал выходить из дома. С марта по май он был на улице четыре раза — ходил за продуктами. «Каждый раз нужно было пересилить себя, чтобы это сделать. В магазине я быстро пробегал между полками, в очках, маске и перчатках. Если кто-то чихал, отходил на дальнее расстояние. После каждого похода начиналась жуткая тревога. Я неделю мог вспоминать чихнувшего и гадать, не заразился ли я, отсчитывал дни, когда заканчивается инкубационный период и может проявиться „корона“», — вспоминает Валера. Также он стал чаще протирать поверхности, мыть руки и по пять раз в день измерял температуру. Однажды он даже разбил ртутный градусник — пришлось вызвать бригаду, которая проведёт демеркуризацию. После визита спасателей Валера тщательно вымыл квартиру и в третий раз за карантин сдал тест на коронавирус — боялся, что мог заразиться от посетителей.

За время самоизоляции Валера из Москвы пережил три панические атаки. Последняя случилась с ним после приёма у психиатра. «Я проснулся под утро от холода. Измерил температуру — 34,8. Мне казалось, что у меня немеют ноги, тело начало дрожать. Я вызвал скорую, и мне объяснили, что низкая температура — один из признаков панической атаки», — рассказал молодой человек. 

Сейчас он чувствует себя лучше. Помимо выписанных антидепрессантов, ему помогает виртуальная реальность: в апреле он купил видеоигру в жанре «симулятор жизни» Animal Crossing. Участники обустраивают свой остров: берут ипотеку, покупают дома, сажают деревья, дарят друг другу подарки. «Она во время коронавируса стала дико популярна. Многие перенесли туда те моменты жизни, которые оказались недоступны из-за вируса. Я читал, в Китае люди даже свадьбу устроили внутри игры. Возможно, мой мозг принимает происходящее в игре за реальность, поэтому я стал спокойнее относиться к ситуации», — рассказывает Валера. 

В мае японская компания Nintendo, производящая игру, объявила, что Animal Crossing: New Horizons стала самой продаваемой в истории серии. За время пандемии, с марта по май, разработчик продал 13,4 миллиона копий.