Сегодня мы заканчиваем наше исследование с ПИК «Что такое дом?» Это было отличное путешествие: военные окопы, сгоревшие медиакоммуны, латинские трущобы, хостел у Эрмитажа, гонконгские панельки, дальневосточные моряки и даже cs_mansion. В последнем выпуске — история воронежского художника Сергея Баловина, который уже десять лет не пользуется деньгами, дважды объехал мир в кругосветном путешествии, познакомился с тысячами людей и вместе с женой бесплатно обзавёлся четырьмя особняками в итальянских Альпах, где они создали арт-резиденцию.

Исследование

«Что такое дом»

Десять лет назад воронежский художник Сергей Баловин переехал в Шанхай, пьяняще разбогател, немедленно промотался и окончательно отказался от денег как явления. После этого он бесплатно дважды совершил кругосветное путешествие и безвозмездно получил четыре дома в Альпах. Уже третий год Сергей живёт в альпийской деревушке Рора́ в Casa col Forno, или Доме с печкой, построенном в 1898 году вальденсами, проповедовавшими отказ от материальных благ. Перед завтраком Сергей ставит на газовую плиту чайник и достаёт из холодильника цуккини и яблоки для фреша. Чайник подарен двоюродным дедом Георгием, живущим в Штатах. Плита — владельцем местного деревенского бара. Холодильник — священником вальденской церкви. Всё остальное — шкафы, столы, диваны и кровати — Сергей выменял на портреты местных жителей или получил даром.

«Вкус к свободе мне привили родители. Мать, отец, отчим — все были геологами. Ребёнком я ездил с мамой в геологические экспедиции. Там я познакомился с альтернативной жизнью: палатки, костры, путешествия. Так я жил с шести до одиннадцати лет. В девяностые геология накрылась медным тазом. Месяцами не платили зарплату. Чтобы выжить, мама с отчимом продавали шмотки на рынке. Я им помогал, иногда тоже стоял за прилавком. Другого выхода не было».

Художником Баловин считается с пяти лет. Увидев в его альбоме птичку, нарисованную воспитательницей детского сада, мама решила, что это картина Сергея, и сочла его талантливым. В восемь лет он поступил в художественную школу, где всё было академично и правильно: гипсовые кубы, натюрморты, перспектива. На обучение ушли годы: школа, колледж, педагогический худграф.

«С семнадцати лет я преподавал в школе архитектуры и дизайна. Думаю, у меня получалось неплохо, — рассказывает Баловин. — Остались благодарные ученики, с которыми до сих пор дружу, причём они моложе меня всего на три-четыре года. Я был горд, что меня взяли преподавать, — ведь сделали это фактически нелегально: разрешалось брать только с восемнадцати лет. Из кабинета я выходил выжатым как лимон, но был счастлив: чувствовал, что дал что-то подросткам.

В общем, мне нравилось преподавать. Не нравилось только, как наше государство относится к преподавателям и какие деньги за это платят. Я никогда не относился к преподавательской зарплате всерьёз. Скорее это были копейки на карманные расходы. Приходилось подрабатывать другими способами. Занимался, например, дизайном, что мне нравилось меньше. Внезапно в моей жизни возник Китай, где появилась возможность зарабатывать неплохие деньги. Там у меня покупали живопись».

В Китай Баловина увлёк художник Шень, полгода преподававший живопись в Воронежском пединституте. В свободное время Шень брал пневматическую винтовку и стрелял из окна студенческого общежития по бутылкам.

«В пединституте у меня была личная мастерская — небольшая аудитория, которая находилась в моём распоряжении. Я превратил эту аудиторию в клуб. Получилось атмосферное место, отличавшееся от обычных учебных аудиторий. Туда приходили студенты с преподавателями, общались, работали, смотрели кино, пили кофе (и не только). Приходили и коллекционеры, и именитые художники. Смотрели мои работы и заодно моих студентов. Было интересно и полезно для всех. Потом я перенёс идею такого клуба в Шанхай».

Китайский студент Баловина Лю Ган познакомил его с живописцем Вием. Тот взялся устроить выставку работ воронежского художника в Цзинане. Сначала людей пришло немного, но после обеда появился мужчина в спортивном костюме. Сделав три круга по залу, он попросил завернуть ему пятьдесят две картины. Погрузив их в машину, студент Лю Ган принёс Баловину полный рюкзак денег. Вторая выставка прошла ещё успешнее.

«Так я переехал в Шанхай и снял там большую квартиру с террасой на крыше. Продолжал продавать живопись китайцам. Денег было настолько много, что я их даже не считал. Бросал на ветер. Периодически такое часто случается с художниками и поэтами. Ходил на концерты, знакомился с шанхайской богемой, звал всех к себе. В моей квартире получилось тусовочное место. Вскоре пришли основатели Русского клуба Шанхая и предложили сделать мой дом официальным местом встреч русскоязычных экспатов.

Пару лет мы собирались еженедельно: устраивали концерты, выставки, обсуждали фильмы, слушали музыку. Приходили разные люди — от студентов, изучавших китайский язык, до матёрых бизнесменов, которые контейнерами что-то куда-то импортировали и экспортировали. Всем было интересно друг с другом. Мне нравится создавать такие атмосферные места, куда людям хочется возвращаться. Я работаю над этим, как над произведениями, где важна каждая деталь. Я стараюсь сделать так, чтобы, попадая в такое место, человек отключался от повседневного: открываешь дверь — и оказываешься в параллельной реальности».

Квартира была роскошной, но поначалу — пустоватой. Кровать, диван — и всё. Даже стульев не хватало. Так Сергей решил обменивать портреты гостей на предметы быта.

«Захотелось увидеть, как люди обычные, не испорченные сводками новостей арт-рынка, оценят результаты двадцати лет обучения реалистическому изобразительному искусству по постсоветской методичке, где вершиной мастерства и считалось умение писать портрет или обнажённую модель с натуры. Зачем я столько лет этому учился, я толком не понимаю и сейчас. Я не понимаю и то, зачем людям нужны собственные портреты. Однако нужны.

Я решил не создавать конкуренцию трудягам с Арбата, старательно растирающим мелки в карамельную пудру. Выбрал, как мне тогда показалось, технику брутального наброска тушью. Сказал, что умею только так. Не будет „как на фотографии“, но и раскошеливаться не обязательно: любой ответный подарок — и всё.

Вскоре „любой ответный подарок“ был заменён на „любой полезный подарок“. Так начался натуральный обмен. По объявлению, размещённому в сети, ко мне каждый день приходили гости с тарелками, подушками, стульями и прочими вещами, полезными для дома. Обставив дом, я стал экспериментировать с другими темами: „накорми художника — получи портрет“, „одень художника — получи портрет“ и так далее».

Потом Сергей узнал, что швейцарская компания Swatch выкупила часть шикарного шанхайского отеля, аналога московского «Метрополя», и создала новую арт-резиденцию.

«Художникам предоставлялись шикарные апартаменты и студия, где можно было заниматься творчеством, не думая ни о чём другом. Я прошёл конкурс и прожил в пятизвёздочном отеле полгода. Продолжал рисовать портреты, собирал подарки, готовил выставки.

Ко мне бесконечным потоком шли гости. Иногда — довольно необычные. Среди „опортреченных“, например, оказалась Татьяна Веденеева, которую я с детства помнил как тётю Таню из „Спокойной ночи, малыши“. Был дядя Гриша — Григорий Гладков, написавший волшебную музыку для фильма „Падал прошлогодний снег“ и несколько сотен других всеми узнаваемых мелодий. Захар Май, Андрей Понкратов, Эльдар Салаватов. Впрочем, до Никоса мне ещё далеко: Путин с патриархом не заходили. Из политиков был президент и по совместительству министр экономики Швейцарии господин Шнайдер-Амманн. Он оказался в нашем отеле со свитой других чиновников и журналистов, заходил в мастерские художников и, оказавшись у меня, заинтересовался проектом. Мы договорились, что в следующий раз придёт с подарком. Он действительно вернулся и вручил мне за портрет маленький походный маникюрный набор (размером почти с визитку), но, будучи министром экономики, не удержался и вложил туда немного денег».

Маникюрный набор был очень кстати, потому что Сергей готовился к мировому турне — без денег. «Понял, что, меняя портреты на подарки, можно объездить мир, и объявил о намерении совершить кругосветное турне. Подготовка заняла почти год. Я всегда мечтал о путешествиях и не мог не воспользоваться возможностью, которую давал проект. Впервые за границей я оказался в 2008-м, в Скандинавии. Это как раз такая утопия, какой и представлялась заграница ребёнку перестройки: чистый воздух, чистые улицы, всё идеально, красиво и со вкусом. Это было моё первое и единственное путешествие с экскурсоводом. Но я сразу понял, что рассматривать памятники в толпе туристов мне неинтересно. Пошёл смотреть спальный район. Хотелось увидеть, как живут простые люди. Мне и сейчас смотреть на жизнь разных людей интереснее музеев. Куда ни приеду — погружаюсь в реальную жизнь».

Планируя кругосветное путешествие, Баловин собирал приглашения. Никому не навязывался и включал в маршрут только места, где его ждут, где он интересен и нужен. «На улице в Воронеже меня узнал Миша Черников, тоже заядлый путешественник. Мы познакомились, и он с ходу сказал, что может помочь с визами. Будучи бэкпекером-путешественником, он понял, что людям не хватает визовой поддержки, и открыл первый в Воронеже визовый центр. Не туры продавал, а именно помогал в оформлении виз: оказалось, никто больше не предоставлял таких услуг. Всё это пошло настолько успешно, что он открыл несколько филиалов по стране.

Условие моего кругосветного путешествия — встречающий меня человек гарантирует ночлег (у себя, у друзей, в гостинице, в хостеле — главное, чтобы была крыша над головой и место для сна). Второе условие — меня отправят в ближайший город, где меня кто-то ждёт. Каким угодно способом — предоставив билет или прокатив на машине. Третье условие — меня кормят и устраивают публичную встречу (где угодно: в библиотеке, галерее или кабаке) с людьми, желающими получить свои портреты в обмен на нужные мне вещи.

Где-то это были просто камерные посиделки на кухне в окружении близких друзей того, кто меня пригласил. Беседовали, я рисовал и получал еду, сим-карты, проездные билеты. Но чаще устраивались большие встречи, куда собиралось до сотни человек. Я рисовал несколько часов подряд, не отходя от мольберта. В итоге подарков получал больше, чем нужно».

Путешествуя, Баловин останавливался, например, в хостелах, где расплачивался за проживание портретами или граффити на стене. В мире сейчас можно увидеть много его граффити — в Португалии, Сингапуре, Индии, Боснии.

«Где я только ни жил — от студенческих общежитий до шикарных вилл. Одна из самых роскошных — в Таиланде, на острове Самуи. В 2014 году эта вилла была признана лучшей в Таиланде. Интересно было обнаружить себя в таких местах, а после этого снова оказаться в трущобе или скромной квартирке обычного человека. Когда виллы и шикарные гостиницы становятся легко доступными, понимаешь, что не в этом счастье. В вилле может быть скучно, а в трущобе — душевно и здорово.

Во время кругосветного тура мне написали родственники по линии отца, с которыми я никогда раньше не встречался. Так я открыл для себя часть родни, увиделся с дедом и его братом, который в тот момент находился в Эстонии, а вообще живёт в США.

Когда я очутился в Гамбурге, мне позвонили ребята с телеканала ОТР. Они прокатились со мной до Берлина. Через них я вышел на продюсера группы „АукцЫон“, которую очень люблю. У них как раз намечался концерт в Берлине. И мы договорились, что обменяем портрет Олега Гаркуши на билет. Всё сложилось удачно, а в прошлом году я снова их нарисовал и попал на концерт — уже в Москве. Надеюсь, приедут как-нибудь в наш итальянский дом». 

Однажды Баловин оказался в доме, который находится в чилийских горах. 

«Там я рисовал всех членов семьи, среди которых была 95-летняя бабушка. Южная Америка была завершающим этапом кругосветки. Я немножко утомился от перемещений. Захотелось вернуться в Воронеж. Засесть и отдохнуть. В итоге срезал пребывание в Латинской Америке до пары недель, что очень мало, ведь мы можем находиться там три месяца без визы. К тому же там очень много гостеприимных людей. 

Вылет туда получился экстремальным. Я должен был лететь из Шанхая в Мексику, а это дорого. Людей, которые предложили бы мне такой перелёт, скорее всего, пришлось бы ждать очень долго, поэтому я в порядке исключения сам написал тем, кто, на мой взгляд, мог откликнуться. В итоге мне подарили авиабилет, в который можно было включить несколько стран — от пяти до пятнадцати. Маршрут намечался такой: Шанхай — Мексика — Аргентина — Чили — Бразилия — Франция — Россия — Шанхай. Один нюанс: имя в билете написали так, как в предыдущем загранпаспорте, — Sergey. А по действующему я — Sergei». 

Из-за одной буквы Баловина не пустили в самолёт. Он застрял в Шанхае на неделю, но потом компания Swatch подарила ему новый билет — с правильным именем. 

«В Мексике меня ждал номер-люкс в отеле, подаренный одним кинорежиссёром, другом моих шанхайских друзей. Но я прилетел в Мексику позже, поэтому номер пропал, а режиссёр улетел в другую страну — и мне негде было жить на протяжение пяти дней. Я воспользовался каучсёрфингом, написал про свой проект, и за короткий срок нашлось много желающих меня приютить. Получилось интереснее, чем в дорогом отеле. Я познакомился со многими мексиканцами, меня звали из одной семьи в другую, угощали местными блюдами, водили по интересным местам, побывали в доме Фриды Кало. Иногда здорово, когда всё идёт не по плану. 

Во время кругосветки я немножко застрял в Индии, познакомился там с южными итальянцами из Сорренто. Они сказали: „Ты был только на севере страны? Это не считается. Не был в Сорренто — считай, не был в Италии“. Я не планировал в ближайшем будущем возвращаться в Италию, но запомнил то приглашение». 

В конце кругосветки Сергей не смог попасть в Шанхай: когда прилетел, выяснилось, что виза просрочена. 

«Меня арестовали и депортировали. Но я не был сильно расстроен, понимая, что это может обернуться чем-то более интересным. Так и вышло. Я начал спонтанный круг новых путешествий. Они растянулись ещё на год. Так я всё же оказался в Италии. Давняя читательница моего блога позвала в Турин. Пообещала, что отправит потом в Сорренто, но подарила не билет, а поездку на BlaBlaCar. За рулём минивэна был мой будущий тесть. 

Он вёз дочку, Клаудию Беккато, во Флоренцию, где она устроилась редактором престижного журнала. Работа мечты! Папа помогал ей перевезти чемоданы, и у них как раз были свободные места, одно из которых занял я. В пути мы разговорились, и я рассказал про свой проект. На следующий день мы встретились с Клаудией. Я подарил ей портрет, а она мне — бутылку вина. Так началась наша романтика.

Её контракт с журналом был подписан на полгода. Предполагалось, что она его продлит, но я предложил перебраться в Шанхай. Она согласилась, оставив работу мечты, — и не жалеет об этом. Поженились мы в Черногории: свадьба стала перформансом, в котором мы развили тему натурального обмена. Без денег можно жить, путешествовать, а мы попробовали ещё и отпраздновать свадьбу. Я обратился с этой идеей к Марату Гельману, несколько лет назад переехавшему в Черногорию. Там он курировал арт-резиденцию, приглашал художников. Меня он не знал, но идеей жизни без денег проникся. Предоставил нам билеты, жильё и студию для работы.

На свадьбу пришло около сотни гостей. Принесли вино и арбузы. Гости — не родственники и друзья, а просто люди, тусовавшиеся в резиденции. Художники, студенты-дизайнеры и другие деятели. Все спрашивали нас, настоящая ли будет свадьба. И мы хотели, чтобы было всё как у людей. Нужен был длинный лимузин с ленточками, большой торт с рюшечками, стол с закусочками, букет с розами, платье с фатой, тамада с баяном, пьяная драка… И мы готовились целый месяц. Резали, клеили, рисовали. Получилась неплохая выставка.

Нашим соседом по черногорской мастерской стал македонец Драголюб. Он нам сразу понравился. Такой наивный художник с богатейшей биографией. В юности сбежал из Югославии, попал во французский легион, несколько лет воевал, чуть не погиб, несколько месяцев провалялся в госпитале, познакомился с русской девушкой и уехал в Россию. По-русски не говорил, но освоил язык и прожил в нашей стране тридцать лет. Начал в Москве учиться на книжного графика, а закончил юристом. Потом вернулся в Черногорию, а теперь регулярно бывает у нас в Италии. Наш постоянный резидент».

Несколько лет назад Сергей с Клаудией переехали в Италию.

«Мы обнаружили в горах много заброшенных домов. Красивые, сложенные из камня, в фантастических пейзажах. И никто там не живёт! Как и во многих странах, многие деревенские жители в период индустриализации переместились в города. Итальянские семьи раньше были большие, многодетные. И сейчас, когда умирает какой-нибудь прадедушка, порой остаются десятки наследников. Чем больше наследников, тем сложнее разобраться с имуществом. Так появляются тысячи бесхозных строений.

Мы решили, что можно поселиться в одном из таких домов и восстановить его, сделать там что-то интересное. Хотели обратиться в муниципалитет, но тесть сказал, что знает хозяев одного заброшенного дома, и посоветовал идти прямо к ним. Дом оказался в довольно живописном месте, но в плачевном состоянии. Как потом выяснилось, последние тридцать лет в этом доме находились животные. Жившие напротив люди развели там ферму, а из дома сделали хлев. 

Животные дом погубили. Выглядело всё не очень привлекательно, но мы рискнули и предложили хозяевам сделку: они предоставляют нам дом безвозмездно на какое-то время (для начала — на год), а мы приводим его в порядок. Правда, мы не вполне рассчитали силы: на восстановление ушло почти полгода. Зато получилось неплохо: дом стал жилым, мы подключили электричество, воду, покрасили, побелили, очистили. Больше всего времени заняло соскабливание столетних наслоений всякой грязи.

Стоит добавить, что и на восстановление дома мы почти не потратили никаких денег. Практически все материалы и инструменты для ремонта достались, как обычно, в обмен на портреты».

Облагораживать дом начали в январе 2017-го. Въехали в июне. «Превратили дом в арт-резиденцию — художникам необходимы пространства, где можно месяц-два побыть в тишине и покое, работая над своими проектами. За последние десять лет я бывал в разных арт-резиденциях и убедился, что они могут находиться не только в сердце города, но и где-то на окраине или вообще в пустыне — и тоже пользоваться спросом. Впрочем, мы не собирались делать из нашей арт-резиденции бизнес-проект: хотелось просто прийти к некоторой автономии. Пожить, занимаясь бартером и натуральным хозяйством, не зависеть от денег и отказаться от неосознанного потребления. 

Многие люди покупают то, что им не нужно. В результате планета наполняется мусором, безделушками. Мы в нашем доме практикуем в том числе ресайклинг — делаем из мусора полезные вещи. Восстанавливаем старую мебель, которую готовились выбросить, и делаем из неё красивые вещи. Сами делаем мыло, избегая лишней химии и используя натуральные ингредиенты (зола, пепел). 

Многие произведения здесь тоже сделаны из мусора. Прежде чем что-то выбрасывать, думаем, нельзя ли будет это как-то использовать. Таким образом, наши погреба забиты не только картошкой и яблоками с огорода, но и какими-то железяками, деревяшками, банками, бутылками. В доме при этом всегда порядок. И если снаружи всё похоже на обычную ферму, внутри всё совсем не так. Там, где раньше хранилось сено, получились просторные залы с каменными стенами. Особенность этих пространств в том, что там нет окон, точнее, вообще отсутствует третья стена. Такое чувство, будто ты и внутри, и на улице одновременно. Здесь обычно проходят концерты, выставки и вечеринки. Местные фермеры смотрят на всё с удивлением и любопытством». 

Облагородив первый дом, Сергей с Клаудией приобрели ещё и поместье площадью в два гектара, включающее в себя три жилища — двухэтажное и два трёхэтажных. Реставрировать самый старый дом — 1892 года — помогали гости из Сибири. Без помощников никак: крыши домов в деревне Рора укрыты каменными плитами, которые можно поднять лишь вчетвером. Из добытых в Роре камней построен весь Турин. 

«Местные жители — вальденсы: это религиозное движение в христианстве, проповедовавшее апостолическую бедность и взаимопомощь. На протяжении веков вальденсы подвергались преследованиям католиками. Поэтому во время Второй мировой войны вальденсы предоставляли убежище гонимым евреям. В Роре скрывались несколько еврейских семей, в сумме двадцать два человека. В одном из наших нынешних домов жила семья Террачини, итальянского еврея — известного художника из Турина. Он был живописцем и скульптором. На сохранившихся набросках, сделанных в эти годы, узнаются наши дома». 

В альпийской деревне Рора Сергей Баловин с супругой Клаудией Беккато принимают художников и музыкантов со всего света и просто людей, готовых колоть дрова, растапливать печь и поливать огород. Баловин готовит борщ с розмарином и черри, растущими в его саду, Клаудия печёт хлеб, которого хватает на две недели, а вечерами Сергей сидит у костра — как в детстве, когда ему привили вкус к свободе.

Фотографии: stoneovenhouse.com