Потребительские тренды, сменяя друг друга, рано или поздно окончательно заглушат в памяти поколений чуждое для всех языков имя популярного нынче кофейного напитка — американо. Никто не вспомнит, а услышав, быть может, даже не заинтересуется историей возникновения разбавленного водой слишком крепкого для американских солдат эспрессо. Когда-нибудь гражданин или, вполне возможно, товарищ идеального общества будущего беззаботно доест свою любимую «котлету по-крымски» и запьет её чашечкой ароматного соевого россияно. И ничто не вызовет у него никаких вопросов, никаких ассоциаций. Язык, на котором мы говорим, бесконечно меняется.
Наш специальный корреспондент из скандинавского филиала самиздата «Батенька, да вы трансформер» Наталья Столярова погрузилась в исследование языковых тонкостей голубоглазых народов планеты, чтобы найти связи между словами, их смыслами и значениями. Как обычно, исследования эти объяснили многое совсем не о скандинавах, а о нас самих.
Как изобрели веник? В детстве я думала, что это должно было произойти по такому сценарию: нарисовал какой-нибудь средневековый учёный в нарядном костюме схему, связал ветки и стал подметать. Да и имя придумал: веник. Не было тогда в моей картине мира такого понятия, как этимология. Представления об иностранных языках тоже не было, да и связи со словом «венок» я не уловила. Вот и размышляла я о том, почему он выбрал именно эти буквы, чтобы сплести новое слово.
Последние несколько лет я живу в непрерывном состоянии изучения языков, можно даже сказать, стресс-изучения. Меня выбросило из привычной русскоговорящей среды на почти необитаемый остров Исландии, где, чтобы выжить, нужно уметь понимать и говорить, чем я активно и пытаюсь заниматься.
Все наши языки каким-то магическим образом переплетены. Как-то пришлось учить фарерский язык. По сути он очень похож на исландский, с которым я на ты, так что особых подвохов там ожидать не приходилось. И всё бы ничего, да только картошку они называют яблоками. Так и говорят: «эпли». На мой логичный вопрос, а как же они тогда называют яблоки, мне логично ответили: «сурэпли», что значит сладкая картошка. Вот тут-то я и задумалась. В исландском в этом плане всё как-то по-человечески: вот тебе яблоки, вот картошка, а вот тебе и сладкая картошка. Я уж не стала у них спрашивать, как они зовут батат (сладкий картофель), от греха подальше. Но всё это меня натолкнуло на следующий вопрос: как в стране, где картошку увидели гораздо раньше, чем яблоки, вдруг стали называть её яблоками? Проделав небольшое исследование, я обнаружила, что, в общем-то, это распространённая практика — звать картошку яблоком. Так и во многих цивилизованных странах делают. Например, в Голландии «aardappelen» — земляное яблоко; собственно, так же, как и во Франции — «pommes de terre», да и в Израиле. А английское слово «potato» произошло не как иначе, как от батата, сладкого картофеля. Так что с этими овощами то ещё рагу получается.
И вот, когда я сидела за столом, где по счастливой случайности оказались и яблоки, и картошка, меня попросили передать картошку, «эпли». Аха, почти подловили, подумала я и передала-таки картошку.
Помню, в школе у нас в классе обязательно было три Ани, две Ксюши, парочка Денисов и несколько Свет. А тут что? На тридцать человек ни одного одинакового имени. Да и имена какие? Ладно, я понимаю, Наташа — с латыни «родная», или там «рождественская», но само сочетание букв не несёт в себе никакого значения, кроме как женского имени. А у них: Сова (Ugla), Ледник (Jökull), Волки (Úlfar), Ворон (Hrafn), Стрела великана (Ásgeir), Битва Тора (Þórhildur), Один (Óðinn). Прямо как индеец Большое Вымя. И фамилий совсем нет, а только патронимы: сын или дочь + имя отца, или в крайнем случае матери. И все обращаются друг к другу только по имени, никак иначе.
Однажды в начальных классах учитель провёл небольшой тест. Нам сказали, что он состоит из пяти вопросов. Первый из них был «Кто ты?» Я написала: «Наташа». Второй вопрос: «Кто ты?». Мы непонимающе посмотрели на учителя. «Мы ведь только что ответили на этот вопрос». «Всё равно отвечайте», — сказали нам. «То же самое?» — спросили мы. «Нет, что-нибудь другое». Пришлось отвечать, что я ученица. Третий вопрос был тоже «Кто ты?», как и четвёртый, и пятый. И все отвечали что-то из серии «сестра», «друг», «стрелец» и так далее. Потом нам объяснили, что это тест на самоидентификацию — кем ты себя видишь от главного до второстепенного.
И вот спустя много лет во время просмотра какого-то советского фильма мне бросилось в глаза это типичное обращение «гражданин». Мы все в первую очередь были «гражданами», ячейками государства, а не людьми (о чём советская история не даст соврать). Ведь ни в каких других культурах люди не догадались обращаться друг к другу по государственной принадлежности.
Теперь же на смену «гражданам» пришли гендерные обращения «мужчина» и «женщина», что тоже, впрочем, отличает нас от остальных. Например, в английском существуют такие обращения, как «сэр» и «мадам», но это не прямое называние половой принадлежности, а слова, специально предназначенные для обращения к незнакомому человеку (или в редких случаях обозначающие титул). В некоторых странах вообще нет существительных, которыми ты можешь обратиться к незнакомому человеку, и в твоём арсенале слов только и есть что «извините» да «простите».
В определённый момент вдали от дома я стала размышлять о доме. Вот, например, в исландском языке есть слово «heimur», что значит мир, вселенная. А «heim» значит «дóма». То есть их дом — это и есть их вселенная. Логично. Дальше берём прилагательное «heimskur», однокоренное слово от существительного «дом». И, внимание, вопрос: как оно переводится? Неправильно, «heimskur» значит «глупый». Получается, что человек, не покидающий своего дома, не может быть умным. Интересно, если бы в России так мыслили, насколько было бы всё по-другому?
В шведском, к слову, тоже есть слово «hem» — «дóма», да только мир у них уже другим словом называется. Их прилагательное же «hemlig» переводится как «секретный». То есть, что дома происходит, там и остаётся (привет, «Дом-2»). У нас же «дом» — это дом-здание, и нет отдельного слова для дома не физического. Да и вообще иногда гораздо сложнее понять родной язык, чем иностранный.
Живя в заморской среде, в определённый момент сталкиваешься с тем, что знаешь слово, а его русский перевод — нет. Либо потому, что оно слишком специфическое, в зависимости от культуры (например, в северносаамском языке большой словарный запас для описания снега), либо потому, что в твоём языке его за ненадобностью нет. Мне всегда казалось примечательным, что в России нет аналога английскому «open-minded person», то бишь, условно, — «человеку с широким кругозором».
geardni — тонкий слой снега
goahpálat — вид снежной бури, когда снег падает большими хлопьями и хорошо склеивается;
njáhcu — растаявший снег;
ruokŋa — тонкий твёрдый слой льда на снегу;
soavli — подтаявший снег, слякоть;
skoavdi — пространство между снегом и землёй;
skáva — очень тонкий слой замёрзшего снега;
skávvi — корка льда на снегу, сформированная к вечеру после того, как солнце подтопило снег в течение дня
Как-то я задумалась о слове «loser», по-нашему неудачник. Если сравнить представления о «неудачнике» в русском и «лузере» в английском, то картина в принципе сходится: человек, у которого ничего не получается, не срастается на работе, в личной жизни, нет амбиций и целей. Но стоит обратить внимание на то, как образованы эти слова. «Лузер» происходит от глагола lose — терять. То есть ты можешь либо поймать, либо не поймать, потерять. Всё, как говорится, в твоих руках. А вот «неудачник» — это как бы уже не в твоих руках: нет удачи, и всё тут, ничего с этим не поделаешь. Все виноваты, кроме меня.
Спустя полтора года после моего отсутствия я приехала в Россию. То, что бросилось мне в глаза, это то, что люди очень мало задумываются не только о значении слов (почему например, есть справка, а слевки нет?), но и над тем, зачем их говорят.
Как-то я была свидетелем потрясающего диалога. Как мало слов и как много в нём всего. Мужчина за пятьдесят стоял на улице, ждал жену. Когда его супруга подошла, у них произошёл следующий диалог:
Ж: Ты чё, здесь?
М: Кто, я?
Ж: Нет, я.
Вот и поговорили.
