Вокруг детей из обеспеченных семей всегда вьётся стая друзей, которые не прочь разделить с богачами некоторые тяготы красивой жизни. Читатель самиздата Тарас Шира стал одним из таких паразитов и несколько лет наблюдал историю падения одного челябинского мажора. Дорогие рестораны, собственная плантация конопли и бесконечный ужас перед отцом-бизнесменом — в новой Той самой истории.
Знаете, чем дети из богатых семей отличаются от детей обычных? Простые ребята отмечают свои успехи, а богатые — успехи своих родителей. «Мой отец закрыл сделку», — говорил Андрей. Значит, сегодня нас ждали бар, пинаколада и много виски с колой. Поначалу мне было неловко, и я пытался куда-то вставить и свои мятые сторублёвки, но Андрей театрально обижался, и к кошельку я тянулся всё реже. Мы с Максом стали рыбами-прилипалами.
В то время после учёбы в колледже мы с Максом убивались в тренажёрном зале, а вечером пили пиво. Нам было по шестнадцать, и мы росли без отцов. Мой папа через раз поздравлял меня с днём рождения, а отец Макса уже давно забил и на эту формальность. Его мать уже год не работала из-за сокращения, моя мама перешла на неполный день и сидела с бабушкой, у которой случился инсульт.
Андрей же рос в полной семье, слушал рок, носил гриву и футболку с металликой. Таких ребят мы не особо жаловали. «Говнари», что с них взять. Но «говнарь-мажор» — это было как минимум необычно. В начале десятых у нас в городе был популярен двор, в котором тусовались все — от гопников и маргиналов до гитаристов и рокеров. Там мы и познакомились, и поначалу я не понимал, что он в нас нашёл. Андрей был сыном богатых родителей и ездил на чёрном лэнд-крузере. К тому же он был старше нас на четыре года — колоссальная для того возраста разница.
Денег он не считал и мог позволить себе затариться дорогущим бухлом в супермаркете или сходить вечером в ресторан. Однажды он позвал с собой и нас. Мы сидели со спортивными сумками, шумно дышали после тренировки и листали меню. Кругом сновали официанты в жилетках, а красивые девушки в вечерних платьях сдержанно смеялись за соседними столиками. Андрей сидел, закинув ногу на ногу, и небрежно листал меню. Это было одно из самых дорогих мест Челябинска.
Когда я был маленьким, пообещал маме, что никогда не попробую наркотики и не свяжусь с плохой компанией. Сложно было представить, что такой компанией стану я сам.
Может, вы замечали, что у многих богатых неврастенических папенькиных сынков все друзья — босяки либо какие-то мутные типы? Зачем рассказывать о своих успехах таким же состоятельным ровесникам, когда есть ребята из среднего класса, которые всегда скажут «Вау!» и «Ого!» на твои рассказы о том, как ты «слил 30 косых» за выходные?
Такая дружба всегда строится на бартере: богатому нужны слушатели для своих рассказов. Уши — это всё, что у нас было. Поэтому мы восхищались рассказами про бизнес его отца, ели халявный цезарь и морщились, запивая дорогой коньяк колой.
Отец Андрея был большим человеком. Я видел его лишь пару раз, в основном со спины: массивный затылок с жировыми складками, низкий рост, широкие плечи. Даже не знаю, в кого пошёл его худощавый сын.
После одной из посиделок в баре мы поехали к Андрею на дачу. Был летний вечер, и он впервые угостил нас травой, которую я до этого не пробовал. Вскоре мы там стали проводить чуть ли не каждый летний день — оседали у него на фазенде и пили пиво, курили и трепались о жизни.
В один из таких дней, когда Макс отрубился на диване, Андрей ткнул меня в бок:
— Пойдём кое-что покажу.
Мы поднялись на второй этаж его фазенды, прошли по коридору, и Андрей открыл неприметную дверку. «Кое-чем» оказалась небольшая комната вроде кладовки с мансардой. Она была вся уставлена горшками и какими-то лампами.
С настенного календаря улыбался его отец. Поймав мой взгляд и тоже улыбнувшись, Андрей поднёс палец к губам:
— Никому ни слова!
Андрей ходил вдоль кадок, осматривал каждый листочек конопли и заботливо обрызгивал его из пульверизатора. Я наконец понял, почему в его багажнике всегда лежали мешки с удобрениями. Огорода у семьи не было.
Признаться, увидеть такое я не ожидал.
— А ты в курсе, что это нехилый срок? А что будет, если это кто-то найдёт?
— Не каркай!
Мне почему-то стало смешно от вида этого агрокомплекса и улыбающегося со стены отца. Я засмеялся.
Андрей обиделся.
Отцу Андрея постоянно дарили дорогие коньяки, которые Андрей забирал себе. В его буфете я обнаружил целый ряд неоткрытых пылящихся бутылок.
— Это армянский и ещё какая-то херь. Вроде текила. Я такое не пью.
В тот же день я возвращался домой с пакетом, под завязку набитым алкоголем. Макс отказался, и я забрал всё себе. Совсем скоро ко мне домой перекочевали кальян, несколько флаконов духов из «Золотого яблока», деликатесы из «Теоремы» (это что-то вроде «Азбуки вкуса») и дорогие сигары отца. А через месяц у меня появились новенькие барные стулья и модный торшер. У Андрея они не простояли и пары недель — разонравился цвет.
— Сегодня я тебе, завтра — ты мне, — говорил он, пока я доставал свою новую мебель из его багажника.
Как ни странно, родительские деньги не помогали Андрею стать популярным. С девушками он вёл себя скованно, да и одевался как 17-летний рокер. Футболка с «КиШ», дырявые джинсы — вот и весь его гардероб. Зато я, в рубашке и с отбелёнными по скидочному купону зубами, рядом с ним всегда выглядел выигрышно.
В свою очередь, я стал «мажором» для своих друзей с качалки, которые заходили ко мне домой после тренировки. Они пили чай, ели обезжиренный творог и разглядывали мои бутылки и барные стулья, которые теперь стояли на видном месте.
Про чувство собственного достоинства я тогда не слышал. Меня всегда учили: «Дают — бери. Потом может и закончиться». Ну я и брал.
Андрей жил отдельно от родителей, но иногда отец звонил ему и говорил: «Выпроваживай свою шпану».
Андрей тут же поспешно объяснял нам, что скоро приедет «семья», извинялся и просил зайти в другой раз. Перед отцом он испытывал почти религиозный ужас. Приходя в ярость, отец мог его ударить, но чаще прибегал к системе наказаний собственного изобретения. Если Андрей косячил, отец забирал у него лэнд-крузер и давал ему старый джип-мицубиси, на котором иногда ездил на охоту. Для Андрея это был сущий кошмар, ведь, как он говорил, теперь ему два месяца придётся передвигаться на «этом ёбаном табурете».
Конечно же, косячить он не переставал. В таком случае отец забирал у него банковские карты и пересаживал на велосипед. По меркам Андрея это был окончательный позор — падать ниже было некуда.
Для меня это до сих пор парадокс. Богатые дети искренне боятся своих отцов-тиранов, но это не мешает им беспределить по полной за их спиной.
Августовским вечером, через пару недель после очередной тусовки на даче, Андрей позвонил мне и сказал приглушённым голосом: «Меня приняли мусора».
Оказалось, он нарвал где-то дикорастущей конопли и повёз к себе на дачу. На выезде был небольшой пост ГИБДД. Какой-то толстый гаец, жмурясь от солнца, лениво махнул ему палкой. Вместо дачи Андрей поехал в СИЗО.
Ему дали условный срок, так что он ещё легко отделался. Правда, боялся Андрей не того, что его посадят, а того, что об этом узнает отец. Случившееся удалось сохранить в тайне, к тому же никто не прознал про лабораторию. Так что приговор Андрея вполне устраивал, но я убедил его принять это событие как знак судьбы и прикрыть свою «конопляную ферму».
«Всё равно там ничего не росло», — сказал он и в тот же день уничтожил все следы
Вечером Андрей сообщил нам, что теперь по решению суда ему каждый месяц придётся сдавать анализы в наркодиспансер. Первые несколько недель он упивался минералкой и даже забрал у меня банку с креатином, которую я носил в качалку. В интернете он вычитал, что креатин и минеральная вода ускоряют вывод каннабиноидов из крови.
Но на второй месяц что-то пошло не так. За день до следующего посещения наркодиспансера мы с Максом сидели у него дома и играли в приставку. Андрей разогревал что-то на кухне, откуда из динамиков орали System of a down.
Вдруг он виновато зашёл в комнату, утробно кашляя, лёг на диван и накрылся одеялом. Почуяв неладное, я зашёл на кухню. На подоконнике стоял водник, вся комната была сизая от дыма.
Я залетел в гостиную.
— Ты чё, прикалываешься? Тебе же завтра анализы сдавать!
— Пацаны, я так не могу, — донеслось из-под одеяла. — Почему Боб Марли, например, курит — и он легенда, а я, как покурил, — так сразу наркоман?
Я вздохнул, сел на пол и снова взялся за джойстик.
Нужно было что-то делать, и план у Андрея созрел быстро. Он сходил в аптеку, купил две спринцовки и протянул это добро нам: «Пацаны, умоляю. Найдите кого-нибудь до завтра».
Мы ехали домой на маршрутке, трясясь на ухабах, спринцовка прыгала во внутреннем кармане моей куртки. Я чувствовал себя полнейшим идиотом. Искать никого я не собирался и просто злился на Андрея. Зато Макс вызвонил какого-то спортсмена из качалки.
Не знаю, как он начал этот разговор и почему тот парень согласился, но в час икс Андрей спрятал спринцовку в трусы, перекрестился, и мы вместе поехали на анализы. Когда он заходил в дверь наркодиспансера, его грива тревожно подпрыгивала при каждом шаге. Мы нервно молчали в машине, пока он не вышел из здания с широкой улыбкой на лице.
Как ни странно, эта авантюра ему удалась. В этот же вечер Андрей закатил вечеринку в ресторане. Он даже надел рубашку и брюки, о существовании которых я не догадывался.
«У меня тост! — сказал Андрей, разливая джек-дениэлс. Он поднял бокал и улыбнулся. — За то, что мы наебали систему!»
После того случая я решил, что нашу дружбу пора заканчивать. Андрей был слишком проблемный, и находиться рядом с ним было попросту опасно. Чем дольше ты дружишь с человеком, тем больше его новых граней открываешь, и грани Андрея мне с каждым днём нравились всё меньше.
Без травы он дурел, начал пить по-крупному и постоянно закусывался с кем-то в барах. Соседи всё время жаловались на шум, и Андрей раз в пару дней выяснял отношения с приехавшими ментами.
«Вести себя так человеку, который находится на условке, — неслыханная роскошь», — говорил я ему и просил быть осторожнее. Никакие уговоры не помогали.
В конце концов однажды я сказал Максу: «Надо его сливать». К моему облегчению, тот согласился. Я всё не знал, с чего начать и как сказать Андрею, что наши пути разошлись. В итоге я не придумал ничего лучше, чем гаситься и не брать трубку.
Андрей ещё с месяц названивал, писал эсэмэски и даже оставил грустное граффити «Куда ты пропал?» на моей стене во «ВКонтакте». Самое интересное, что общаться с Максом я тоже перестал. Мы протусовались где-то с полгода и потерялись. Собираться вдвоём нам как будто стало незачем.
В следующий раз я увидел Андрея только через два года.
Было лето, и я закончил первый курс универа. Вместе с компанией одногруппников мы ходили на пляж, играли в волейбол и курили кальян на песке. Я качал пресс, болтался на турнике и всё лелеял мечту с кем-нибудь познакомиться. Там-то я и встретил Андрея.
Сначала я его даже не узнал: он подкачался, постригся и был в роговых очках с голубыми линзами, как у Джонни Деппа. Андрей лежал на шезлонге, скрестив руки на груди, и несколько минут рассматривал меня. Пришлось подойти.
— Здорово, — сказал я.
— Ну привет, — ответил он.
Андрей изменился. Вроде бы повзрослел. С заднего сиденья его машины (теперь это был лексус) исчезли рассыпанные чипсы, а сам Андрей шлейфил «Фаренгейтом». У него появился стиль. А главное, он стал походить на уравновешенного человека.
Не сговариваясь, мы решили не обсуждать причину размолвки. Он работал в фирме отца, а в свободное время верстал дизайны в фотошопе и клепал какие-то видео. Из его квартиры исчезла электрогитара, а на её месте появились штативы и фотоаппараты.
Мы стали дружить снова и, надо сказать, как никогда крепко. Потому что Андрей познакомил меня с экстази.
Началось с того, как он заговорщицки достал из кармана зип-локер с кристаллами.
— Начинается, — сказал я, — даже не предлагай.
— Да нет же, это совсем другое, — ответил он. — Ты сам всё поймёшь.
Я долго отказывался, представляя, как у меня остановится сердце и меня увезёт катафалк. Рядом будет топтаться ревущая мать. Почему-то сразу вспоминались слова Марка Рентона из фильма «На игле». Ну, вот эти его «выбери жизнь, выбери недвижимость и стиральную машину», когда он уходит в закат под трек Born Slippy.
В своём воображении я погибал и притом нисколько не романтично — с обоссанными штанами и в собственной блевотине.
Но Андрей несколько раз ненавязчиво возвращался к разговору, потряхивая пакетиком, и в какой-то момент я не удержался. Мы начали устраивать trip-walk, брали девчонок и могли гулять по шесть-семь часов, проходя чуть ли не целые районы города. Есть не хотелось весь оставшийся день, поэтому в наши путешествия мы брали только минералку и пачку орбита. Мы лежали на набережных и встречали рассветы, катались на колесе обозрения и фоткались на пустой утренней трассе, подражая «Битлз». В эти моменты мы были самыми счастливыми людьми во всём городе. Эта штука избавляла меня от комплексов, а Андрею, как я понял гораздо позже, чисто физически надо было находиться в состоянии кайфа. Жить по-другому он просто не умел.
— Хочешь, дам ключи?
Я тогда начал общаться с девушкой, но мне некуда было её пригласить. Моя квартира — двушка рядом с вокзалом — была не совсем ужасной, но дома постоянно были мама и брат.
А квартира Андрея была роскошной и, главное, нередко пустовала. За те два года, что мы не общались, из карикатурного растаманского логова она превратилась в лаунж-апартаменты со светлым паркетом, аквариумом почти в человеческий рост и репродукциями Энди Уорхола на стене.
— Ого! Вау! — говорил я.
Андрей улыбался и пожимал плечами:
— Ключи на полке!
Я довольно быстро научился открывать дверь перед девушками так, будто это моя собственная квартира. Особенно их завораживал аквариум. «А здесь у меня мини-бар», — говорил я, продолжая затем экскурсию на кухню и обратно в комнату.
Разумеется, следующее происшествие не заставило себя ждать.
Андрей устраивал очередные посиделки, куда у меня не получилось прийти — я готовился к экзаменам. Что меня, собственно, и спасло, потому что на следующий день на Андрее не было живого места. Выбитый зуб, синее лицо и заплывшие глаза — какие-то ребята ввалились к нему ночью и избили его и его гостей.
Выяснилось, что Андрей поссорился с какими-то бандитами. Подробностей я так и не узнал, но Андрей неохотно признался, что всё это — из-за наркоты. Его уже несколько месяцев шантажировали и приезжали к нему домой: сперва те ребята просто бухали и трясли с него деньги, но потом он отдал им планшет, а затем ноутбук. Наконец они пообещали отстать от него, если он перепишет на них квартиру. Я не верил своим ушам: Андрей, оказывается, уже собирался ехать к нотариусу, но до последнего сливался и перестал брать трубки. Вот они и приехали поговорить и напомнить о сделке сами.
Квартира была в руинах: наспех стёртая с паркета кровь, земля, просыпанная из цветочных кадок, и цепочки следов от грязных ботинок, ведущие из кухни в комнату и обратно. Чтобы никто никуда не позвонил, они забрали у всех присутствующих телефоны. Раковина цвета слоновой кости вся была в красных разводах — там молодчики помыли свои руки. Уехали они только под утро.
А ведь я часто водил сюда девушек и ни о чём не подозревал.
— Эти пидоры нассали в мой аквариум, — Андрей задумчиво постучал по стеклу пальцем, подманивая рыбок. Рыбок он уважал и любил больше, чем людей.
Помню, он стоял в коридоре, а я буквально тряс его за воротник. Андрей болтался, как гуттаперчевая кукла.
— Шли их нахуй, — чуть ли не орал я, — смени номер, поживи у родителей.
— Ты не понимаешь, — говорил он, — с ними такое не получится. Это совсем другой уровень.
— Это ты не понимаешь. Ты не видишь, что это предел? Это полное дно. Ниже тонуть тебе некуда.
Через две недели мы уже шли в следственный комитет, светило солнце, на лавке хихикали девчонки. Андрей взял двух своих побитых друзей — сегодня должна была быть очная ставка.
Как и два года назад, я снова сидел мрачный у входа в госучреждение и ждал. Сначала выпустили его друзей, а через полчаса вышел и сам Андрей. Он медленно доковылял до меня и присел на край скамейки: «Я отказался от всех обвинений. Мне страшно».
Когда я уже было подумал, что с ним всё безнадёжно, Андрей впервые принял правильное решение. На моей памяти, единственное за всё то время, что я его знал.
Он рассказал обо всём своему отцу — и вопрос был решён быстро и эффективно. Он достал все видеозаписи, начиная от подъездной и заканчивая записями с магазинов и углов соседних домов, и выяснил, на чём приехали эти ребята и кто они такие. Очень скоро бандиты исчезли, и больше я о них не слышал.
Отец Андрея даже не стал лишать его материальных благ — наверное, решил, что тот и так настрадался. Через месяц у Андрея было новоселье: он сказал, что не может жить в старой квартире, потому что «мешает психологический блок», и переехал в новую.
— Я начинаю новую жизнь, — заявил он мне с порога. — Больше никакой наркоты!
Часа через три, когда все гости либо спали, либо уже разошлись, Андрей напился и пошёл за сигаретами в магазин на углу. По пути сцепился с соседом, который жаловался на громкую музыку, и домой вернулся, громко хлопнув дверью.
— Эта сука хочет вызвать ментов!
— Умоляю, давай без приключений.
Он посмотрел на меня обиженно:
— Не гони. Я прочитал книгу об управлении гневом.
Менты всё-таки приехали. Андрей встретил их на лестничной площадке и после короткой словесной перебранки схватил одного из них за грудки: «Вы мне, суки ментовские, этой сраной статьёй всю жизнь испоганили! — орал он. — Ненавижу вас! НЕНАВИЖУ!»
Раздался треск — это второй мент пытался оттащить Андрея и порвал ему футболку. Я молча зашёл в прихожую и надел ботинки. Делать мне тут было больше нечего.
Андрея забрали в участок, а я поехал домой.
Где-то через год мы встретились на улице: я переходил пустую дорогу и увидел знакомый лексус. Он не посигналил. Да и я сделал вид, что его не заметил.
Последний раз мы столкнулись не так давно — осенью 2018-го. Был самый час пик, а он ехал на велике. Он бросил на меня беглый взгляд, дёрнул руль влево и уехал. Больше я его не видел.
О плохих компаниях, слезах мамы и вере в лучшее завтра — читайте в книге Тараса Ширы «Помечтай ещё мне!»
