Сегодня в рубрике «Суицид дня» самиздат рассказывает историю Годеливы Де Троер — одной из пациенток бельгийского Доктора Смерть; женщины, которая ушла из жизни по собственному желанию после того, как сорок лет пыталась справиться с депрессией, но так и не смогла этого сделать.
1.
— Вообще-то вы убили мою мать, — сказал Том.
Дистельман попытался объяснить, что Годелива сама приняла такое решение и что он — профессионал, а не убийца, и никогда не совершает необдуманных поступков. Но Тома это не убедило. «А ещё она хотела быть хорошей бабушкой для своих внуков», — возразил он и достал из сумки письма, которые его мать когда-то писала ему и сестре. Он начал зачитывать их — видимо, чтобы показать доктору, что Годелива не была одинока и что её дети любили свою мать. Но Дистельман слушал молча, и ни одна мышца на его лице не дрогнула — кажется, он совсем не был растроган. Том начал злиться. Он вскочил с места, так что стул резко откатился назад, и закричал: «Вы потакали её безумию! Потакали её депрессии! Вы избавили её от страданий так, что теперь страдаю я».
Дистельман спокойно дал Тому выговориться, а потом в очередной раз повторил, что он абсолютно уверен: Годелива действительно сделала именно то, что хотела сделать, и тут больше нечего обсуждать. Том и его приятель ушли ни с чем.
Следующие несколько месяцев Том, приходя домой с работы, тут же залезал в интернет — он искал кого-то, кто смог бы его поддержать.
Но выяснилось, что против эвтаназии высказываются в основном два типа людей: католические священники, которые считают, будто бы распоряжаться человеческой жизнью может только бог, и те, кто пережил Холокост.
После долгих поисков Том всё-таки составил список из тридцати бельгийских учёных, которые неодобрительно высказывались по поводу эвтаназии, и отправил им письма: «Я никак не могу смириться с тем, что доктор Дистельман отнял у моей матери жизнь, не спросив согласия ни у меня, ни у моей сестры. И мне не верится, что нет ни одного способа призвать его к ответственности и прекратить эти абсурдные действия, которые он практикует». Но даже те, кто открыто высказывались против эвтаназии, ответили ему, что на сегодняшний день пресса и общественность не станут поддерживать его кампании против Дистельмана. И всё-таки Том написал эссе, в котором высказал все свои мысли по поводу случившегося, и разослал его по всем газетам и журналам Фландрии. Большинство изданий отказались печатать его текст, но один журнал, посвящённый психиатрии, всё-таки опубликовал эссе. Вскоре женщина-сенатор, которая изначально лоббировала закон об эвтаназии, опубликовала в крупном издании открытое письмо-ответ Тому: «...К счастью, наше общество наконец сумело осознать, что в мире существуют психические расстройства, которые нельзя вылечить и которые доставляют людям настоящие страдания. И иногда пациент может найти только один выход из сложившейся ситуации. Никто не имеет права запрещать ему делать выбор».
Пытаясь выяснить все обстоятельства смерти своей матери, Том узнал, что далеко не все психиатры, с которыми она общалась, считали, что ей действительно нужна эвтаназия.
Дело в том, что в Бельгии для того, чтобы добровольно уйти из жизни, нужно получить заключения трёх врачей, подтверждающие, что пациенту нельзя помочь другими способами.
Вся эта история бесила Тома всё больше, и он отправил жалобу в прокуратуру и госструктуру, которая контролирует деятельность врачей в Бельгии. Также он подал жалобу в Европейский суд по правам человека. Но добиться ему так ничего и не удалось. Разве что шумихи в прессе — многие издания написали о молодом человеке, который не может смириться с тем, что мать добровольно ушла из жизни и что никто при этом не спросил его согласия. Читая комментарии в интернете, Том обнаружил, что учёные были правы — его почти никто не поддерживает. Люди называли его эгоистом, который ставит собственные интересы выше интересов своей матери. Нашлось всего несколько человек, которые его поддержали, — в основном те, чьи родственники так же добровольно ушли из жизни, ни о чём их не спросив.
2.
Самым светлым цветом, который встречался в её дневнике, был светло-серый. Она использовала его, когда, например, ходила к парикмахеру или ездила кататься на велосипеде по лесу. В такие дни ей казалось, что она вполне могла бы стать по-настоящему счастливой, и она раз за разом представляла себе, какой бы она тогда была: красивой, гармоничной, общительной. Она бы хорошо говорила по-английски, а раз в неделю к ней приходила бы уборщица, и, может быть, они с ней даже стали бы подружками.
С девятнадцати лет Годелива ходила к психиатрам. Она не раз отказывалась от услуг одного врача, чтобы начать посещать другого, и каждый раз лечение начиналось заново — в соответствии с методами нового доктора и тем диагнозом, который он ставил. И каждый раз она снова и снова рассказывала им историю своего детства, откуда, как она верила, и пришли все её проблемы: Годелива всю жизнь мечтала заниматься историей, но отец — властный и упрямый человек — настоял на том, чтобы она пошла учиться на медика. Мать же всю жизнь была несчастлива в браке и напоминала Годеливе рабыню, которая ни в чём не решается перечить своему хозяину-мужу.
Когда Годелива выросла и сама вышла замуж, она панически боялась повторить ошибки собственных родителей — этот страх буквально сводил её с ума, заставляя всё сильнее погружаться в депрессию. Возможно, всё пошло не так именно потому, что она так сильно зациклилась на этой мысли. Отношения с мужем всегда были неровными, супруги то и дело ссорились и обижались друг на друга. В итоге они развелись, когда сыну было три года, а дочери — семь. Через два года бывший муж Годеливы покончил с собой, и все финансовые трудности и забота о детях повисли на ней. Годелива снова и снова повторяла себе, что она не в праве вмешиваться в судьбы сына и дочери и указывать им, что делать и кем быть. Ей хотелось, чтобы они стали самостоятельными и гармоничными личностями. Но ничего хорошего не вышло: однажды Годелива вдруг поняла, что дочь выросла слишком уж независимой, и у неё никогда не было эмоциональной связи с матерью, так что из-за этого они стали постоянно ссориться. Сын же, наоборот, был капризным и избалованным — мать, поощряя в нём проявления индивидуальности, незаметно для себя начала потакать всем его капризам и в итоге стала буквально помешана на нём.
Во всём этом Годелива видела заслугу своего нового психиатра: она считала, что он помог ей наконец перешагнуть через обиды и разочарования собственного детства и начать двигаться дальше. «Он как будто очень аккуратно очистил рану, и она наконец начала заживать», — делилась она с подругами. Как раз в это время у её сына Тома родилась дочка. Годелива, стараясь загладить вину перед сыном, которому так и не смогла обеспечить счастливого детства, изо всех сил бросилась исполнять обязанности хорошей бабушки, и у неё неплохо получалось. С тех времён осталось много фотографий, где она держит внучку на коленях, расчёсывает ей волосы или приподнимает над раковиной, чтобы та смогла почистить зубы.
Но в 2010 году всё, что, казалось бы, наконец начало налаживаться, вдруг полетело кувырком. Мужчина, к которому Годелива успела привязаться, ушёл от неё, и дни стали уже даже не тёмно-серыми, а просто чёрными. Она перестала красить глаза и причёсываться по утрам, а новые друзья, которые появились в жизни Годеливы за последние пару лет, теперь не узнавали её.
Их подругу словно подменили: она не хотела никуда выходить из дома, считала себя страшной и старой и постоянно плакала. Казалось, что в жизни не осталось никакого смысла.
Старшая дочь Годеливы тоже начала избегать свою мать — она боялась, что её засосёт в то же самое болото отчаяния и депрессии, и уехала работать в Африку, лишь бы избежать такой участи. Оставшись совсем одна, Годелива поняла: то улучшение, которое произошло с ней в последние годы, было всего лишь иллюзией. Психиатр, которого она считала своим гуру и с которым советовалась по любому вопросу, вплоть до денежных вложений, теперь казался ей шарлатаном, который берёт большие деньги ни за что. Летом 2011, когда Годеливе исполнилось шестьдесят три года, она встретила нового доктора — на этот раз уже не психиатра.
3.
В 2014 году прошёл слух, будто бы Дистельман организовывает для молодых врачей «вдохновляющую» поездку в Освенцим — якобы в «камерах смерти» он собирается объяснить им разницу между унизительной кончиной и достойной. Правда, сам Дистельман, узнав, что в прессе о нём распространяют такую странную информацию, был шокирован. Он объяснил журналистам, что собирался рассказывать в Освенциме вовсе не об эвтаназии, а о паллиативном уходе для неизлечимо больных людей.
Именно с этим доктором в 2011 году и познакомилась Годелива. Через пару месяцев после того, как она начала регулярно посещать его клинику, Том получил от матери письмо: «Я заполнила заявление на эвтаназию в связи с тяжёлым психическим состоянием. Жду, пока мне ответят».У Тома и его жены в это время появился уже третий ребёнок, он был по уши в работе и собственных проблемах, да к тому же ещё и зол на мать, которая больше не занималась внуками. Конечно, его встревожило письмо. Но он обратился за советом к людям, как ему казалось, смыслящим в таких вопросах, и ему объяснили, что Дистельман якобы не одобрит заявление его матери, не спросив мнения ближайших родственников. Успокоенный, Том продолжил решать собственные проблемы. Ему вообще казалось, будто бы его мать просто капризничает и мается от безделья. Когда Том был подростком, он и сам иногда становился мрачным и много размышлял о жизни и смерти.
Он был любознательным парнем и как-то сильно увлёкся Достоевским — в тот период он часто спрашивал себя, каждый ли человек достоин жизни и можно ли оправдать убийство.
Через три месяца Тому пришла короткая записка от матери, написанная в прошедшем времени. Годелива сообщала, что она добровольно ушла из жизни 19 апреля и завещала своё тело науке. На обратной стороне записки был номер телефона подруги, у которой сын мог забрать ключи от материнского дома.
Приехав к матери домой, Том нашёл у неё в столе прощальные письма к друзьям и длинное послание к нему самому. «Мне жаль, что я так и не сумела преодолеть пропасть между нами, — писала она Тому. — Я очень любила тебя. И жаль, что ты этого так никогда и не увидел. И, конечно, мне больно оттого, что я не увижу, как повзрослеют мои внуки».
Чтобы понять, что случилось с его матерью, Том отправился к подруге, которая была с ней в последний день. Та напоила его чаем и рассказала, как всё было. Подруга не хотела, чтобы Годелива ехала на эвтаназию в одиночестве, и отвезла её на машине. Пока они ехали, казалось, что депрессия Годеливы отступила — она болтала и смеялась. Словно уже радовалась скорому избавлению от мучений.
Перед тем, как отправиться в свою последнюю поездку, она положила в карман три фотографии: на одной она вместе со старшей дочерью идёт по тропинке через огромное поле. На другой — держит на руках внучку. На третьей она была запечатлена вместе с маленьким Томом, который смеялся и держал в руках мороженое.
1. Смотрите, мой сосед — гей.
История жизни Тайлера — студента Ратгерского университета, который был геем, а его сосед Дарун это знал и устроил за ним публичную слежку.
2. Cмерть после Пулитцеровской премии.
История фотографа Кевина Картера, который получил Пулитцера за кадр с умирающей от голода девочкой, а через пару месяцев покончил с собой.
3. Человек, который мечтал о СПИДе.
История Стива Кроуна — человека, чей организм умел сопротивляться ВИЧ, и которому это принесло одни лишь страдания.
