Самиздат уже писал о том, как россиянки сбегают на Бали и используют необычные методы, чтобы родить ребёнка. Теперь говорим о том, что часто ждёт женщин, мечтающих родить, в отечественных больницах. Читательница самиздата пережила несколько операций и наркозов, просыпалась на операционном столе, слушала страшные истории соседок по палате, но всё-таки сохранила шансы выносить ребёнка.

Я крепко сжала в кулаке единственный источник тепла — чей-то палец. Меня крупно трясло всем телом, что-то громко клацало. И я не сразу поняла, что это мои зубы. Ко мне бросилось сразу несколько размытых фигур. 

— Девушка, аккуратнее, у вас же швы разойдутся! — прозвучал возле уха встревоженный женский голос. 

«Почему всё как в тумане, свет не похож на искусственный, сколько времени? — разом пронеслось в голове множество вопросов. — Где мои очки? Без них я почти не вижу». 

— Сейчас я достану дыхательную трубку, не волнуйтесь, — снова откуда-то сбоку успокаивающе предупредил уже невидимый мужчина. Палец мягко, но настойчиво освободился из моего кулака.
— Ах-ха, — на выдохе вырвалось у меня. Что-то длинное и склизкое проскользнуло из горла наружу. Такое чувство, что из меня доставали Чужого. Без него стало тяжелее дышать.
— К-к-как холодно, — с трудом просипела я, лязгая зубами. 
— У вас нет аллергии на глюкозу? — спросил он. 
— Нет, — ответила я и провалилась в сон. Проснулась уже с трубками в носу и капельницей в правой руке. Тепло, хорошо. Может, пронесёт? С днём рождения, Оля.

Крупную вывеску клиники по пути к метро я приметила давно. Это был 2018 год, я недавно вышла замуж, мы подумывали завести ребёнка, но уже несколько недель я испытывала тянущие боли в боку. Когда в бесплатной больнице мне сказали, что волноваться не о чём, я не поверила и обратилась к платному врачу. Приём проводила крепкая опрятная женщина лет шестидесяти, прям как моя мама. Ей хотелось верить, она ласково рассказывала мне про возможность страшных инфекций.

— Главное, не затягивайте, — повторяла она, провожая меня до кассы. Я со вздохом оплатила десять тысяч рублей кудрявой женщине-администратору в огромных очках и вышла на улицу. Предстояло позвонить мужу и «обрадовать»: доктор считает, что ему тоже необходимо сдать анализы.

— У вас инфекция! Вы видите эти результаты?! Да вам срочно надо подбирать курс антибиотиков! Медлить нельзя, это не игрушки! — взглянув в какую-то распечатку, неожиданно агрессивно начала наш повторный приём милая бабушка. — И мужу вашему. Я как раз заказала уникальный набор специально для вас. Начнём прямо сейчас?

В то время я недолго, но вполне успешно работала в сфере продаж, с утра до вечера совершала полные стресса холодные звонки и внезапно почувствовала, как со мной поменялись местами. Теперь я — клиент, которому пытаются втереться в доверие, сыграть на страхах и склонить к импульсивной покупке. Признаюсь, не совсем то, чего я ожидала.

— Сколько это будет стоить? 
— Двадцать шесть тысяч. Для вас скидка 25 процентов!
— Но в прошлый раз речь шла про 21 тысячу, — робко напомнила я и густо покраснела. Было неловко спорить с пожилой женщиной. Пока она отходила уточнить цену, я позвонила мужу, и мы решили, что нас разводят и пора бежать.
— То есть как подумаете? Я же уже всё заказала! — недовольно скривилась женщина. — Пойдёмте, нельзя с такими вещами медлить, — доктор стала тянуть меня за руку в сторону процедурного кабинета. — А заплатить можете частями. 

Я отпихнула её руку, схватила телефон, рюкзак и стала пятиться к выходу:
— Сначала мне нужно обсудить эту сумму с мужем. Сколько я вам должна за этот приём? — как можно твёрже сказала я.
— Нисколько, — сквозь зубы отрезала доктор. 

Багрового цвета, она вышла из кабинета, чеканя каблуками шаг, демонстративно швырнула медкарту на стойку администратору и прошипела: «Ничего с неё не бери».

Следующего врача я искала очень тщательно. Ехать пришлось на другой конец города, зато диагноз я узнала через десять минут приёма. 

— Кажется, у вас киста на левом яичнике, — закончив прощупывать мой живот, спокойно сказала доктор.

УЗИ подтвердило слова врача. Опухоль восемь сантиметров слева, три сантиметра справа. Размер большой, оставлять нельзя. «Сдавайте анализы, готовьтесь к операции». Я вышла на улицу, села на ближайшую скамейку. Ветер дул с особым остервенением, но почему-то холодно не было. Двое детей бегали вокруг остановки. Видимо, старший брат дразнил сестру, а та гонялась за ним с жёлтой пластмассовой лопаткой. Я заплакала. 

Несколько месяцев мы караулили «опасные» дни и выбирали имя для мальчика. Имя для девочки знали с первого свидания. На вопрос мужа, как бы я назвала свою дочь, ответила не задумываясь: «Алиса». В этом мы совпали. Как и во многих других вещах. Но когда мы решили, что действительно готовы к детям, вдруг оказалось, что одного желания недостаточно.

Я всегда знала, что у меня будут дети. Это не было идеей фикс, просто казалось чем-то естественным там, в будущем. Лет через пять, когда будет меньше работы, когда встречу своего человека, когда появится своя квартира, когда будет больше денег. Этих «когда» у меня было много, пока я не поняла, что готова и не хочу откладывать.

Когда мама говорила мне: «Не таскай тяжести, тебе ещё детей рожать» — я отмахивалась со смехом и отбирала у неё вечно набитые до отказа пакеты. Так я поступала в двадцать и в двадцать пять. Моя бесконечно тактичная мама лишь однажды со вздохом сказала: «Доча, в твои двадцать восемь пора коляски катать, а не эти твои сноуборды». Когда менее тактичные знакомые намекали мне про «тикающие часики», я представляла, как хорошенько даю им этими «часиками» по голове. Тогда я не боялась ничего и знала, что всему своё время. 

Страх подкрался позже, понемногу, с каждой неудачной попыткой. Страх, что со мной что-то не так. Что ничего не получится. Как люди ответственные, после решения о детях мы с мужем пробежались по врачам, где нам с уверенностью сказали, что мы здоровы. Я счастливо закупала тесты на беременность и пыталась представить будущую семью. У девочки обязательно будут папины голубые глаза, а у мальчика — его харизма и рост. Оба русые и кудрявые, тут без вариантов. Через полгода безуспешных попыток я перестала покупать тесты. Появилась тянущая боль в боку, которая повернула мои мысли в другую сторону. Теперь было важно, чтобы дети просто родились и были здоровы. У меня больше не было в этом уверенности.

Мне выдали огромную белую сорочку с голубыми колокольчиками и отвезли в палату к другим женщинам.

— Давай, вот так, аккуратно, — приговаривала Людмила, статная блондинка лет шестидесяти. — Ого, какая у тебя татуировка: большая, красивая! — заметила она рисунок на спине через огромный вырез сорочки. Людмила помогла мне лечь поудобнее, самой приподняться в кровати мне ещё было сложно.
— Наколки, — хихикнула женщина с кровати напротив. Она всё ещё отходила от наркоза и иногда не к месту посмеивалась. 
— Не наколки, а искусство татуировки, — строго поправила её Людмила, — У моего сына тоже татуировок много, он всегда ругается, когда их наколками называют. Мы же не в тюрьме. 

Людмилу никак нельзя было назвать типичной русской бабушкой. У неё розовый маникюр, макияж даже в палате, походка от бедра и живой инстаграм. В нём и большой красивый дом, и улыбающийся муж, и младший сын-музыкант. Старшего сына в инстаграме немного: он погиб, не дожив и до сорока. 

Она не переживала и держалась уверенно. Ей предстояла простая операция, после которой быстро выписывают домой. Но не всем так повезло: я помню потухшие глаза, одной из соседок. Ей было 36 лет, и у неё не было детей. В больнице она восстанавливалась после третьей операции. Диагноз как и у меня. «Ты знаешь, они же возвращаются. Пьёшь гормональные — не можешь забеременеть, не пьешь — снова кисты. Порочный круг», — как-то сказала она мне, криво и как-то желчно улыбнувшись. Я избегала общения с ней, стараясь не подхватить мрачный настрой, но слова прочно засели в голове, и страх пустил корни.

— Ну а вы как — пополнение не планируете? Когда рожать будете?
— Всё по-прежнему, если случится, будем рады.
— Ой, ну ты на меня не обижайся, что я спрашиваю. Может, вы в своей Москве решили стать чайлдфри. 
— Нет, это не про нас.

Такие разговоры в разных вариациях случаются не так уж редко, когда тебе тридцать и у тебя нет детей. Я могу понять женщин, которые не хотят заводить детей и которых такие разговоры раздражают. «Кота-то завести — это большая ответственность, а вы у меня про детей спрашиваете», — писала в инстаграме знакомая. Однако гораздо глубже я понимаю женщин, которые и хотели бы, но не могут.

На память об операции осталось три маленьких шрама и неконтролируемое волнение на приёме у любого врача. Даже в кресле стоматолога приходило воспоминание, как мне привязывали ноги перед операцией. Но главное — я боялась, что лечение не поможет и мы не станем родителями. Страх мешал мне жить, я не могла расслабиться. И однажды он победил. После приёма у врача я вышла с одной мыслью: «Почему я?» МРТ показала, что после первой операции появились осложнения. Решить их могла только ещё одна операция.

Организм женщины устроен таким образом, что, чтобы забеременеть, ему нужно переправить яйцеклетку навстречу смерматозоидам по фаллопиевым трубам. Мои трубы из-за кисты были запаяны и деформированы. Их должны были удалить. Без них цепочка ломается, и зачать ребёнка становится невозможно. Всё это значило, что теперь я не смогу забеременеть.

Если кто-то не верит в женскую дружбу, то он не видел женщин, объединённых одной бедой. Я снова оказалась в больнице. Каждая женщина здесь была несчастна по-своему: бесплодие, замершая беременность, опухоли. В палатах женщины самого разного возраста и положения, но все старались помочь друг другу справиться. Соседки по палате одалживали сухой шампунь и зарядку, угощали печеньем, могли принести воды или позвать медсестру. А в трудную минуту — рассмешить или поделиться своей тяжёлой историей. 

— Что, маленького завести не можете? Не переживайте, моей сестре трубы продули, так она на следующий же месяц забеременела, — впервые завела со мной разговор 47-летняя Динара с кровати напротив. Динара мне нравилась — она из тех, кто сначала строг и как будто надменен, а потом первый приходит на помощь. Ей должны были удалить матку, которая раздулась из-за опухоли. Живот по размеру увеличился как на пятом месяце беременности. Она старалась не плакать, но её большие голубые глаза то и дело краснели. Татарка по национальности, она отвлекалась тем, что угощала нас конской колбасой и рассказывала про взрослого сына.

К Динаре врачи заходили чаще, чем к остальным. У неё была астма, а также длинный список аллергий: на яичный белок, курицу, некоторые овощи в сыром виде. «Клубники поем — если душить не начнёт, значит, хорошая ягода, ничем не напичканная», — невесело смеясь, говорила она. Свекровь Динары недавно умерла в больнице после операции. Видно было, как всё это пугало мою соседку. Она переживала, что не очнётся от наркоза: как же без неё останутся сын и муж? Свой страх Динара старалась не показывать. Когда ей звонили родственники, она только шутила: «Матку мне удаляют, всё, не рожу уж больше». 

Вскоре в нашей палате появилась ещё одна соседка. Когда я вернулась в палату с осмотра, на одной из кроватей сидела крупная русоволосая женщина лет тридцати пяти и с хрустом жевала яблоко. На ней был длинный жёлтый халат с оборками, волосы небрежно собраны крабиком. По её внушительному животу было понятно, что она приехала на сохранение. Так говорят о тех, кого врачи в случае угрозы для ребёнка отправляют в больницу под постоянное наблюдение.

— Алё, чё вы там, смотрите, деревню мне не спалите, — она залилась смехом в телефон. — Такая ржака, ну, муж, ты язва!

Минут через десять я снова радовалась тишине. Но недолго.

— Ой, девки, мой тут террор устроил в детском садике, — вдруг начала пересказывать свой разговор новая соседка.— Все Егорку знают, главный он у меня по лопаткам. Ну ничё, зато хозяйственный! Но вот как с ним дома-то полежишь! Мне покой нужен, а у нас сейчас народу полно, всем чё-та надо. И дом большой. С одной стороны, хорошо на природе-то. Яблоня растёт, у неё жёлтые такие яблоки; когда на землю падают перезрелые, они сморщенные, некрасивые, но внутри ну чисто зефир! — беременная мечтательно прикрыла глаза и наконец замолчала. Через пару минут палату заполнил богатырский, как пулемётная очередь, храп, от которого меня спас только укол обезболивающего, помогающий уснуть.

На следующий день я узнала, что у хохотушки-соседки было четыре неудачные попытки ЭКО. В итоге она забеременела без врачей и сейчас лежала на сохранении уже со вторым ребёнком, вспоминая процедуры со смехом: «Я мужу тогда сказала: если после всего, через что я прошла, ты ещё раз пожалуешься на то, что тебе в баночку неловко подрочить, я тебя убью!» Оптимизм этой женщины покорял. «Да я по ходу должна все девять месяцев лежать с ногами, кверху привязанными, расстояние до выхода короткое, говорят, вот-вот манюня выпадет», — с хохотком объясняла она причину сохранения.

Четвёртая соседка тоже лежала на сохранении. Эта худенькая женщина лет тридцати пяти выглядела лет на десять моложе. На выписку мы провожали её всей палатой и строго наказывали не возвращаться. Тем грустнее было, когда через пару дней её привезли назад с кровотечением. И теперь уже мы носили ей еду и воду. 

В больничных палатах я слышала много историй. Находясь среди других женщин, я понимала, что не одна боюсь и всякое возможно. Кто-то неожиданно забеременел в сорок, а кто-то уже третий раз избавляется от кисты в тридцать шесть. Рассказали мне про пару, которая раз пятнадцать безуспешно делала ЭКО. Они отчаялись и уехали по работе в Германию. Там решили сделать ещё одну попытку ЭКО, она оказалась удачной. Эта история придала мне спокойствия и подарила надежду. То, что мне было нужно.

ЭКО — Экстракорпоральное оплодотворение «искусственное оплодотворение». Процедура в ходе которой из организма женщины извлекается яйцеклетка, происходит оплодотворение в пробирке, после чего немного развившийся эмбрион пересаживают в женский организм, где плод развивается до родов.

Я родилась и выросла на суровом Севере. Наверное, поэтому и в наркоз я погружаюсь сдержанно: не смеюсь, не плачу и не ругаюсь матом. В тот день, получив дозу атропина, я лишь удивлённо выдавила: «Ого!» — и почти сразу незаметно выключилась. 

В этот раз мне повезло больше: от наркоза очнулась я уже в палате. Конечно, трясясь от холода. Укрывать меня четвёртым одеялом пришла сама заведующая отделением.

— Мы оставили вам правую трубу, с ней всё в порядке, — тихо сказала она, аккуратно подоткнув одеяло.

И я снова заплакала, но на этот раз от счастья.