Скандалы, ссоры из-за денег, игры Путина на рояле, умирающие дети как инструмент давления и шантажа, невозможность помочь всем, государственные дыры, которые заклеивают проклятые всеми волонтёры, уличные мошенники, суды, перебранки, интриги и общественная ненависть к болеющим — вот реальность современной отечественной благотворительности. В чём её смысл? Как это работает? Почему фонды и их руководители постоянно вступают в публичную полемику? Почему один известный человек может обвинить другого известного человека, болеющего раком, в том, что тот собирается украсть пожертвования и повеселиться на них? Как в этой ситуации помогать нуждающимся? Как не напороться на обманщиков? И почему всё это — логичное продолжение политики государства и иначе уже не будет? Мир в огне, и Саша Нелюба, ведущая рубрики «Алфавит» и волонтёр организации «Старшие Братья Старшие Сёстры», сегодня расскажет вам про слово на букву «Б».

В чём смысл благотворительности? В развитых странах у благотворительности понятная задача — сделать жизнь людей и животных лучше. В России у благотворительности тоже понятная задача — сделать жизнь людей и животных хотя бы просто выносимой.

Обо всём этом я узнала в 2011 году — в том году я офигела. Так получилось, что начало моей взрослой жизни совпало с началом Болотных протестов. Я окончила институт, переехала из студенческого общежития в Подмосковье, стала жить одна, нашла работу и завела кота. Примерно в это же время мою страну начало трясти, тысячи людей стали выходить на улицу, требуя у власти ответов. Я каждый день читала новости, чего раньше практически никогда не делала, и задавала себе вопрос: это только сейчас стало так плохо или плохо было всегда, а я просто не замечала по малолетству? Я тоже стала ходить на митинги и требовать ответов. Ответов не было, зато то ли с каждым днём и правда становилось хуже, то ли я просто узнавала всё больше. Так, не найдя ответов, летом 2012 года я и стала волонтёром. Это было время подъёма волонтёрского движения, когда всколыхнулась правозащитная деятельность и всё чаще стали говорить о работе различных фондов. Эта волна накрыла и меня.

Выбирая общественную организацию, чтобы примкнуть к ней, я сразу же определила для себя самой и для потенциальных рекрутеров своё главное условие: я готова помогать и работать бесплатно в социальной сфере, но не хочу иметь никакого отношения к сбору средств. Во-первых, деньги и я — вещи вообще плохо совместимые, а во-вторых, мне было двадцать три года, я ровным счётом ничего не знала об общественных, волонтёрских и благотворительных организациях, с детства была научена бабушкой тому, что мошенники повсюду, и считала, что просить денег — это всегда стыдно. За прошедшие почти четыре года моё миропонимание претерпело огромные изменения и в первую очередь — благодаря волонтёрству, а на букву «Б» сегодня, как вы наверняка уже догадались, «Благотворительность».

Частная благотворительность в современной России появилась с самого образования Российской Федерации, а некоторые старейшие из ныне функционирующих фондов, как, например, «Право матери», существовали ещё до развала Союза. Конкретно «Право матери», занимающийся помощью семьям, потерявшим сыновей из-за дедовщины, антисанитарии, халатности и прочих нарушений в российской армии, появился в 1989 году. Большинство же крупных фондов, находящихся сейчас на слуху, активно привлекающих к работе волонтёров и занимающихся сбором средств, появились в начале и середине 2000-х. Это «Подари жизнь», «АдВита», «Волонтёры в помощь детям-сиротам», «Обнажённые сердца», а, например, «Русфонд» существует с середины 90-х. Большинство этих фондов начинали с исключительно адресной помощи, то есть со сбора средств для конкретных людей, и по сей день практикуют в основном всё ту же адресную помощь. Валерий Панюшкин из «Русфонда» и «Подари жизнь» объясняет это тем, что «пятнадцать лет назад никто никому не верил», а адресный сбор средств — с фотографией того, для кого собирают, историей о нём и его документами — был единственным способом доказать людям, что всё это не разводка, не афера, не мошенничество. В 2012 году начал свою работу фонд «Нужна помощь», практикующий кардинально другой подход к благотворительности — не адресную, а инфраструктурную помощь. То есть сбор средств не для конкретных людей, а для общественных и волонтёрских организаций, а также для медучреждений.

А вот дальше начинаются сложности — помочь всем фонды, увы, не могут.

Благотворительные фонды делают механизм своей помощи прозрачным — берут на себя функцию сбора средств и передачи их нуждающимся, а также ведения публичной отчётности: сколько денег было собрано для каждого человека и на что они были потрачены. Надо понимать — когда вы читаете о том, что тот или иной фонд или общественный деятель осуждает «адресную помощь», речь, скорее всего, идёт о сборе средств частными лицами. Человек может объявить в социальных сетях сбор денег на собственное лечение, на лечение ребёнка, друга, знакомого или же подобранных на улице собак и кошек — без обращения в фонды. Под такими постами обычно публикуются реквизиты для перевода денежных средств — чаще всего это банковская карта, номер мобильного телефона (с его счёта поступившие деньги обналичиваются), электронные кошельки. Многие люди, собирающие деньги таким способом, практикуют публичную отчётность — выкладывая фотографии чеков, квитанций, медицинских заключений и прочих документов, то есть делают практически то же самое, что и фонды, но в более узких масштабах — в пределах одного реципиента. Многие. Но не все.

Я ни в коем случае не стану утверждать, что люди, собирающие адресную помощь в соцсетях, — мошенники. Я так не считаю. Но при подготовке текста я перечитала километровые срачи под постами в соцсетях, в которых люди объявляли сбор средств на своё лечение или лечение своих близких. В какой-то момент под этими постами появлялись помощники и мнимые помощники, начинались выяснения, действительно ли человек болеет и впервые ли он собирает деньги, насколько достоверны его документы и диагнозы, и прочее, и прочее. Вчитываясь в аргументацию всех участников срачей, я так ни разу и не смогла разобраться, кто в них прав, а кто не прав. И тогда я лишний раз убедилась в правильности принятого для себя самой решения жертвовать фондам, а не частным лицам. Потому что я не готова подозревать и доискиваться правды, требовать от больного человека подтверждающих документов и вступать в срачи, как со стороны обвинения, так и со стороны защиты. Однако здесь возникает сложность: большинство российских фондов занимаются лечением больных детей. А проблем и недофинансированных государством отраслей — бесконечное множество. Это и бездомные животные, и бездомные люди, и пенсионеры, и ветераны афганской и чеченских войн, не получившие никакой реабилитации, и жертвы насилия, и выпускники детских домов. А ещё такие «неоднозначные» категории людей, как бывшие заключённые и люди, страдающие алкоголизмом и наркоманией, которых вообще мало кому «жалко», но которым тоже нужна помощь. В России тысячи благотворительных, волонтёрских и общественных организаций, на каждую из перечисленных мной категорий нуждающихся в помощи приходится как минимум по одной организации, эту помощь оказывающей. Но о них мало кто знает, они катастрофически недофинансированы и большинство из них держатся на голом энтузиазме, как, например, центр помощи жертвам насилия «Сёстры». Почему? Потому что люди плохие и жадные? Да нет.

Во-первых, Россия ещё только на пути укрепления доверия к благотворителям и благотворительности, а во-вторых, мы просто не привыкли помогать, как ни парадоксально это звучит на фоне отчётности крупных фондов о миллионах собранных рублей.

Но куда, например, обратиться взрослому тяжело больному человеку? По сути, в России только один благотворительный фонд, помогающий больным людям старше восемнадцати лет, это фонд «Живой». О нём всё чаще пишет Митя Алешковский, основатель фонда «Нужна помощь», но, тем не менее, об этом фонде всё ещё мало кто знает, и помогать он на данный момент может очень немногим, так как ему не хватает финансирования. Чаще всего, осознав свою неспособность помочь себе самому, человек или его близкие начинают самостоятельный сбор средств. Если требуемая сумма более-менее большая, люди обращаются к известным в блогосфере личностям с просьбами помочь привлечь внимание. На волне дискуссий о токсичности адресной помощи зачастую происходят скандалы, как, например, совсем недавний: известный блоггер и учредитель благотворительного фонда «Помоги.орг» Антон Носик обвинил болеющего раком писателя Александра Гарроса и его жену, писателя Анну Старобинец, собирающих в соцсетях деньги на лечение, в том, что они якобы намерены на пожертвования купить себе машину и квартиру. Так как и Носик довольно известен, и в сборе средств для Гарроса отметились личности не менее известные, да к тому же и с той, и с другой стороны оказались не последние в сфере благотворительности люди, поток взаимных претензий и обвинений перерос в настоящий скандал.

И именно эти скандалы — одна из главных рутин российской благотворительности.

Весной этого года покидали друг в друга открытыми письмами на сайте «Эха Москвы» Лев Амбиндер, глава «Русфонда», и Митя Алешковский. Казусом белли стал всё тот же вопрос об адресной и инфраструктурной помощи. Грубо говоря, Амбиндер топит за сбор на лечение конкретных детей, Алешковский — за финансирование медучреждений и вкладывание средств в оптимизацию самого диагностического и лечебного процесса.

Кто прав? Оба.

И уже заболевших детей, на которых у государства нет денег, нужно лечить. И развивать инфраструктуру, вкладываться в аппараты и препараты, нацеленные на профилактику, раннее диагностирование и сокращение сопутствующих заболеваний, тоже нужно. Так в чём же проблема? В том, что ресурс ограничен. Жертвователей и их пожертвований недостаточно для того, чтобы помочь всем. Поэтому уважаемые и заслуженные благотворители вынуждены вступать в борьбу за жертвователей и порой используют для этого совершенно грязные приёмы. Причём сами они прекрасно понимают, что скандалы в благотворительности негативно отражаются на всех её участниках, даже на тех, кто в этих скандалах напрямую не замешан. Фонд Амбиндера уже два десятилетия помогает больным детям, сам Амбиндер постоянно борется с чиновниками от здравоохранения, пытаясь заставить их выполнять свою работу. Алешковский и его «Нужна помощь» оказывают содействие уникальным фондам и организациям, помогающим тем, кому никто больше не помогает. Однако каждый новый скандал в благотворительности явно не прибавляет этой сфере доверия населения.

Один из самых громких скандалов произошёл в 2011 — 2012 годах и был связан с благотворительным фондом «Федерация», организованным бывшим продюсером ансамбля «Земляне» Владимиром Киселёвым. Всё началось с благотворительного концерта, в котором поучаствовал в качестве исполнителя тогдашний премьер Владимир Путин. Скорее всего, именно фигура Путина и привлекла к фонду и концерту столь пристальное внимание общественности. Мутным во всей этой истории с самого начало было и по сей день остаётся многое, а написали о ней почти все ведущие издания, в том числе «Новая газета», «Коммерсантъ», «РИА Новости», «МК.ru» и другие.

История следующая: подготовка к концерту, включавшая в себя громкую рекламу, началась ещё до того, как фонд был официально зарегистрирован; изначально организаторы заявляли, что собранные средства пойдут в ряд медучреждений, в которых проходят лечение тяжело больные дети, затем, когда концерт прошёл, а в сети стала всплывать информация, что никаких денег никакие больницы не получили, организаторы стали говорить, что никаких денег они собирать и не планировали, а только лишь привлекали внимание, рассчитывая, что материальную помощь будут оказывать гости концерта. В какой-то момент деньги в медучреждения были перечислены, однако от кого — так и осталось загадкой. Скандал крутился вокруг многих аспектов: платились или не платились гонорары звёздам Голливуда, задействованным в концерте; продавались или не продавались на него билеты; как и зачем там оказался Путин; был или не был банкет, на какие деньги он был организован; собирались ли организаторами средства и под каким предлогом; что за средства и от кого поступили в медучреждения и почему их список сократился; и прочее, и прочее. Закончилось всё тем, что фонд «Федерация» предъявил иск изданию «Коммерсантъ», и иск этот был судом удовлетворён. Анонимный источник «Алфавита», знакомый с ситуацией, сообщает, что журналисты получали письма от родителей больных и погибших детей с обвинениями в адрес фонда и просьбами помочь. По словам источника, письмами родителей и скандалом в прессе с «Федерацией» пытался расправиться конкурирующий фонд — «Подари жизнь».

Кто прав, кто виноват, понять невозможно до сих пор, так как большинство вопросов из 2011 года так и остались без ответов. Фонд «Федерация», судя по новостной ленте на его сайте, продолжает работать, однако в учредительных документах на том же сайте висит битая ссылка. В отчётных документах можно обнаружить две сводные таблицы за 2010 — 2011 годы и за год 2015 о переданных в медучреждения средствах и оборудовании, однако отчёта о сборе средств и его механизмах нет. Зато есть целая вкладка под названием «Суды и СМИ», в которой отражено мнение представителей фонда об издании «Коммерсантъ» и о соучредителе фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой.

Другая немаловажная проблема, осложняющая жизнь благотворителям и подрывающая доверие людей к этой сфере, — это, конечно же, мошенничество. Мошенники от благотворительности встречаются как в сети, так и на улице. Они используют множество схем — от фейковых адресных сборов в интернете до продажи сувениров возле метро. Причём в большинстве случаев поймать мошенников за руку и добиться для них уголовного или хотя бы административного наказания практически невозможно. Здесь есть только один способ уберечь себя от обмана и разочарования: заниматься благотворительностью — как постоянной, так и разовой — необходимо с умом. Я сейчас буду говорить банальнейшие вещи, но, увы, говорить их до сих пор приходится. Подавая на улице, в метро, переходах и электричках нищим, калекам, беспризорникам, беременным, «потерявшим документы», «на корм собачкам» и прочим, вы в 99,9% случаев финансируете наркодилеров и мошенников. Подавая «батюшкам», «монахам» и «монахиням» на храм где-то помимо самого храма, вы отдаёте деньги мошенникам. Покупая шарики, всяческую сувенирку и опуская деньги в ящики «волонтёров» у метро, вы, скорее всего, отдаёте деньги мошенникам. Храма кришнаитов, на который вы когда-то дали денег лысому человеку в метро, тоже в Москве пока не появилось.

Настоящие фонды и благотворительные организации так не работают. Сборы на улице «в ящики» происходят только во время специальных акций, о которых фонды пишут на своих сайтах и страницах в соцсетях. Убедиться в том, что милые ребята в волонтёрских футболках возле метро — мошенники, очень просто: поищите название их фонда, указанное на ящике с деньгами и футболках, в интернете. Либо такого фонда не существует, либо в этом фонде ничего не знают о милых ребятах с ящиками. Вот здесь президент благотворительного фонда «Предание» Владимир Берхин описывает большинство распространённых мошеннических схем, паразитирующих на благотворительности. Справедливости ради стоит отметить, что мошенники в этой сфере — это далеко не чисто русское явление, они встречаются по всему миру, однако за рубежом у них намного больше шансов понести наказание, чем в России.

Риск нарваться на мошенничество, как и скандалы в благотворительности, снижают и без того не самые высокие показатели доверия населения к благотворителям. За четыре года волонтёрства, общения с другими волонтёрами, благотворителями, общественниками и активистами, я составила свой собственный список «Будь готов». Это те аспекты общественной реакции, с которыми рискует столкнуться каждый, кто решает стать волонтёром или заняться благотворительностью. Вот мой список:

Будь готов:

Стоит ли благотворительность и волонтёрство всего этого? Мой ответ — стоит.

Впервые я столкнулась с неадекватом, когда с моей волонтёрской организацией, «Старшие Братья Старшие Сёстры», стал сотрудничать фонд «Нужна помощь». Дело в том, что мы занимаемся воспитанниками детских домов и интернатов. Но мы не собираем средств на лечение, не устраиваем усыновлений, не собираем денег на подарки и праздники. В моей организации за каждым волонтёром закреплён один ребёнок, его подопечный. Суть работы волонтёра — это стать значимым взрослым для ребёнка, своего рода наставником. Грубо говоря, мы занимаемся социальной адаптацией, готовим воспитанников детских домов к самостоятельной жизни во взрослом мире, о котором они до выхода из интерната по достижении восемнадцатилетнего возраста практически ничего не знают. Их представление об этом мире складывается из сериалов по телевизору и рекламы.

Пожертвования наша организация собирает на оплату работы профессиональных психологов, курирующих волонтёров, на организацию обучающих тренингов для волонтёров и адаптивных мероприятий для детей — командных игр, мастер-классов и прочих выездных мероприятий, нацеленных на их социализацию и знакомство с внешним миром. Естественно, собирать деньги на подобные цели сложнее, чем на лечение смертельно больных детей, но, с другой стороны, нам и денег требуется намного меньше. Когда на сайте фонда «Нужна помощь» вышел первый текст о нас с призывом помочь нам деньгами, я, гордая за своих ребят и радостная, полезла его читать и в комментариях увидела ни много ни мало обвинение в педофилии. Для меня это было шоком. Даже большим шоком, чем первое посещение детского дома. Потом, правда, было посещение детской психушки, а уж этот шок не перебить никаким комментариям в интернете.

В этом самом интернете под призывами о помощи можно наткнуться на комментарии, поражающие цинизмом, ненавистью и желчью. Как писала Анастасия Пак, «Поток унижений — всего за девяносто три рубля и тридцать две копейки!». Первый принцип благотворительности — добровольность. Никто никого не заставляет и уж тем более не порицает за нежелание помогать. Более того, лично я считаю, что решение помогать, становиться волонтёром, заниматься благотворительностью не должно быть спонтанным, оно должно быть осознанным и обдуманным, должно вызреть. Но какой же кавардак должен твориться в голове, чтобы писать нуждающемуся человеку, что помощи он не заслуживает?

Наверное, это очень легко — давать оценку «заслужил — не заслужил», «достоин — не достоин», когда ни страшные диагнозы, ни большое жизненное горе не коснулись ни тебя, ни твоих близких. Наверное, легко писать жертве насилия, что она сама в нём виновата, пока насилие не пришло в твой дом или не настигло тебя на улице. Наверное, легко давать советы благотворителям и общественникам, как им работать и что делать, когда вечером укладываешься на диване с ноутбуком. Каждый раз, сталкиваясь с подобным неадекватом, я думаю о том, как стыдно будет этим людям просить о помощи, когда помощь понадобится им самим. А понадобиться она может каждому.

И здесь мы подходим к самой большой проблеме благотворительности в России. Самая большая проблема благотворительности в России не в том, что благотворители не могут договориться, адресной должна быть помощь или инфраструктурной; и не в том, что мошенники маскируются под фонды и собирают деньги на собственные нужды, прикрываясь высокими идеями; и даже не в том, что огромный пласт населения абсолютно равнодушен к благотворительности и даже враждебен ей. Самая большая проблема благотворительности в том, что она вынуждена затыкать дыры. А возникают эти дыры по большей части по вине государства. Благотворительность в развитых странах — это попытки помочь кому-то жить лучше, безболезненнее, комфортнее, сократить страдания. Благотворительность в России — это по большей части попытки помочь огромному количеству людей и животных хотя бы просто выжить.

Благотворители и волонтёры вынуждены делать работу государства за него. Расходы на медицину и образование сокращаются с каждым годом, выделяемые на модернизацию тех же медучреждений средства распиливаются и исчезают по дороге, нищенские зарплаты социальных работников и допотопные условия их работы обусловливают кадровый голод. С неблагополучными семьями вместо них работают волонтёры, которых на всех не хватает. Изнасилования происходят не из-за того, что жертва себя вызывающе ведёт, а из-за того, что насильники заранее чувствуют себя безнаказанными, из-за того, что патриархальное общество поощряет виктимизацию жертвы, из-за того, что полиция не считает нужным расследовать такие преступления, из-за того, что на улицах нет фонарей. В отношении «лежачих» воспитанников детских домов и подопечных психоневрологических диспансеров государство считает себя обязанным всего лишь поддерживать в них жизнь. Настоящих людей, с желаниями, духовными потребностями и мечтами, в них готовы видеть только общественники и волонтёры.

Когда я проходила курсы оказания первой помощи в Российском союзе спасателей, в конце последнего занятия, прямо перед зачётом, инструктор сообщил нам, что осталась одна — самая сложная — тема. Казалось бы, что может быть сложнее, чем сердечно-лёгочная реанимация, фонтаны крови, разорванные внутренности, пробитые головы и лёгкие, множественные переломы, транспортация пострадавших с переломами спины и отработка приёма Геймлиха на манекене младенца? Оказывается, есть кое-что посложнее. Сортировка пострадавших. Дело в том, что, даже если ты прошёл обучение, ты всё равно никому не обязан оказывать первую помощь. Ты имеешь на это право, но у тебя нет такого обязательства. Если ты будешь бездействовать и пострадавший умрёт, ты ни в чём не будешь виноват. Если ты попытаешься оказать пострадавшему первую помощь, но он всё равно умрёт, ты тоже не будешь ни в чём виноват. Каждый раз ты должен принять решение — пытаться помочь или не пытаться. Но будьте уверены, — предупреждал нас инструктор Павел, — как только вы приступите к оказанию первой помощи пострадавшему, вас тут же начнут снимать на телефон очевидцы. Ваши действия будут комментировать, вам будут давать советы и обвинять вас в некомпетентности. Потом всё это окажется на YouTube. Если вы будете делать сердечно-лёгочную реанимацию человеку без дыхания, возможно, он доживёт до приезда скорой. А может быть, и не доживёт. Но если вы не будете делать СЛР, он не доживёт в любом случае. Выбор всегда за вами. А если пострадавших будет несколько, вам не только придётся решать, помогать или нет, но и выбирать — кому пытаться помочь, потому что есть шанс, а кого оставить. Так же и с благотворительностью в России. Вы не обязаны никому помогать, но вы можете попытаться. Спасти всех невозможно, придётся выбирать.