Исследование
«Паранормальные явления»
Смерть неизбежна — это факт. «Батеньку» всё неизбежное интригует. А потому ваш любимый самиздат поговорил с киллером, патологоанатомом, судмедэкспертом, могильщиком и ритуальным агентом о смерти: отчего в детских моргах смеются, почему убивать — это тоже работа, и что такое смерть как сфера профессиональной реализации.
Роман,
кладбищенский работник
В девяностые годы я работал лесником. Однажды нашу бригаду повезли на участок далеко от города и договорились с деревенским главой, что мы переночуем в заброшенных домах. На чердаке дома, где я поселился, я нашёл старую-старую икону и забрал её. Денег тогда было совсем мало, кормить семью надо было, поэтому я решил продать эту икону. Пошёл в антикварную лавку, дело сделал, выхожу — и встречаю старого знакомого. Рассказал ему свою ситуацию, а он мне взял и предложил работу. Мол, сотрудник в отпуск ушёл, некем заменить. Я согласился тут же. И только потом спросил, что за работа. Оказалось всё очень просто: нужно было возить трупы на катафалке. На следующий день я вышел на работу и втянулся.
Я много чего перепробовал в ритуальной сфере. Сколачивал гробы, мыл трупы в морге, помогал патологоанатомам одевать тела, рыл могилы. Мне понравилось, было интересно.
Хотя, конечно, я немного лукавлю. Было и очень тяжело — особенно когда надо было возить трупы детей. Семь лет я сидел за рулём катафалка, и мне не повезло, к счастью, лишь дважды: один раз я вёз трёхмесячного мальчика, умершего в больнице, а через какое-то время — годовалую девочку, которая утонула недалеко от моего дома. У меня в то время рос маленький сын — представляете, какое впечатление это на меня произвело?
Когда роешь могилу, то думаешь об одном: скорее бы закончить, получить деньги и поехать домой отдыхать.
Ко взрослым умершим я спокойнее относился, хотя и понимал, насколько тяжело родителям хоронить разбившегося в аварии восемнадцатилетнего парнишку.
Если работаешь на кладбище, то можешь легко спиться. Роешь могилу, а тебе водочки подносят в благодарность. Или после похорон зовут выпить. Но я стараюсь не задерживаться на таких мероприятиях — и вообще не пью с 1999 года.
Когда роешь могилу, то думаешь об одном: скорее бы закончить, получить деньги и поехать домой отдыхать. Ещё надеешься, чтобы грунт хороший попался. А когда моешь трупы, то думаешь о том, что это тело когда-то было тёплым и двигалось.
Я верю в загробный мир. Однажды мы вывозили на катафалке мужчину. Он жил в деревне, один в доме с двумя кошками. Умер, пролежал пять дней, стал вонять. Когда мы приехали, его труп был сильно изъеден кошками. Мне нужно было сфотографировать тело для отчёта в полицию, я нажимаю на иконку камеры — не работает, не запускается. Ещё раз, ещё — и всё никак! Только я вышел из того дома и сел в катафалк, камера запустилась. Наверное, призрак мужчины не хотел, чтобы его запечатлели поеденным кошками.
Благодаря моей работе я стал больше ценить жизнь.
Что такое смерть?
Смерть — это что-то новое.
Боитесь ли вы умереть?
Умереть быстро не страшно — страшно скончаться от болезни, сгореть или утонуть.
Что будет после смерти?
На том свете меня многие знают, многих я поселил в наши кладбищенские «однокомнатные квартиры».
Александр,
детский патологоанатом
У меня в институте была преподавательница — совершенная серая мышка. Невзрачная, вечно в какой-то серой одежде, ненакрашенная. Но когда она начинала говорить и разбирать что-то, то я сидел с открытым ртом и думал: как же красиво человек думает. Мне захотелось думать так же — и я решил стать патологоанатомом.
У всех складывается впечатление, что патологоанатомы имеют отношения только с умершими. У нас умершие занимают не очень большое место в работе. Основная работа — диагностическая. Все диагнозы опухолей, инфекционных и наследственных заболеваний связаны с нами в том числе. Многие патологоанатомы работают в центре Рогачёва с раковыми заболеваниями — я тоже.
Я дела со смертью не имею. У меня в любой ситуации не смерть, а исследование: что было с больным в процессе наступления смерти и что было сделано, чтобы помочь больному.
Профессия накладывает свой отпечаток. Вырабатывается… ну, не пренебрежение, а отстранённость. Для того, чтобы я мог разговаривать с людьми, у которых погиб ребёнок, мне нужно быть отстранённым. Нужно быть вне их положения. Самое важное — чтобы родители поняли, что они сделали для ребёнка всё, что они могли. Есть разные люди. Одни просто тихо переживают, другие равнодушны, третьи агрессивны — надо кого-то обвинить.
Патологоанатомы — очень весёлые люди; юмор, правда, черноват. У нас есть много профессиональных анекдотов, под запись могу рассказать один лёгкий. Пьяный просыпается в морге, санитар откидывает с него простынь, а тот спрашивает: где я? «В морге». Пьяный отвечает: гутен морген.
Я никогда не занимался спортом и не хочу. Даже хожу я очень медленно — с самого детства так. Ещё и курю. А начинал я с папирос, не с современных сигарет. Они, по-моему, были набиты кизяком или сушёными портянками.
Некоторые родители показывают видео и фотографии с их ребёнком до смерти. Я на это не люблю смотреть. И на умерших в гробу тоже. Это неприятно. Любая смерть — дикая потеря. Если умирает родственник — это очень печально: когда умерли мои родители, мне было очень плохо, несмотря на профессию, которая приучает ожидать смерть. Когда уходит близкий человек — ты теряешь общение. Тебе жалко, что ты с мамой или папой не можешь общаться. Вот и всё, больше ничего не случается.
Все говорят: как быстро проходит жизнь! Да ничего не быстро. Всё течёт достаточно медленно. Когда я вспоминаю, как я пришёл на работу, то понимаю, какую огромную жизнь я прожил. Я работаю пятьдесят лет, мне каждый день интересно. Детский морг отличается от взрослого только набором болезней, как по мне. Поэтому мне интереснее.
Что такое смерть?
Смерть — это просто исчезновение человека как личности. Академик Давыдовский говорил, что смерть биологически целесообразна: без смерти не было бы развития организма.
Боитесь ли вы умереть?
Как я отношусь к смерти? Да никак. Я точно знаю, что мы все умрём.
Что будет после смерти?
В моём возрасте пора думать о душе, но я не думаю. Не имеет смысла. Я не верю в душу и загробную жизнь. Всё это красивые сказки.
Владимир,
киллер
(имя изменено)
Предрасположенность к криминалу привела к выбору такой профессии: я могу сделать любое дело, а контракты на убийство — это один из видов деятельности. Я профессиональный преступник в целом, а не просто киллер в частности. Нежелание работать на говноработе и получать копейки, жить как лошара всю жизнь, называя жизнью нищенское существование на крохотную зарплату. И всё это в нашем лживом мире, где две трети населения есть не кто иные, как рабы. А остальная треть живёт на широкую ногу, и закон им не писан — бизнесмены, депутаты, чиновники, эстрада, шоу-бизнес и прочая нечисть. Я рад, что не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Я своё выбрал.
Смерть насильственная — отвратительна и безобразна. Ничего красивого в ней нет. Но первое моё дело никаких чувств не вызвало. Я рассудительный, хладнокровный человек. Если я смогу сам себе объяснить причину убийства, то никаких угрызений совести не будет и в помине. Если цель для меня неприемлема, я откажусь — хотя всегда найдётся кто-то другой, кто беспринципнее, но это уже не моё дело и не моя история. Я сужу всё это по своим меркам. Мне плевать, что для простолюдинов нет разницы между преступниками. Она есть, просто стандартной моралью среднестатистического хомяка-гражданина её не осознать. Я знал, куда шёл, заранее всё решил, а потому для меня это было просто обыденное дело. Я вовсе не смогу так же просто убить кого угодно, я не маньяк. Жизнь людей имеет ценность, на многих у меня рука не поднимется. А на многих, напротив, вполне легко.
Если ад есть, то сгорят в нём практически все, а не только я один.
Прежде чем столкнуться с трупом, я его сделал. Из человека сделал труп. Сделал дело, оформил труп «по сюжету» и покинул место, убрав следы и «наследив» фальшивыми для отвода глаз. А вам как обычному гражданину кажется, что меня должно было трясти от эмоций, шока и аффекта?
Уже вечером после дела я спокойно ел, пил, смотрел телевизор, заснул без проблем. Я знал, куда и на что шёл, я готовился, я сделал дело в лучшем виде и покинул место грамотно. Всё в порядке. Вот так это и происходит. Сравните меня с другими представителями опасных профессий, с каскадёрами, со спецназом? Они так же после дела спокойно живут и не гонят. Честно, никто мне не снится по ночам. Всё это байки шизофреников из разряда «всё тайное станет явным».
Ничего романтичного в моей профессии нет — сплошной прагматизм и объективная реальность, в которой всё очень грубо, максимально просто и негламурно. Мне нередко пишут всякие малолетние школьники с просьбами взять их в ученики. Бред неимоверный. Мне они не нужны, их розовые мечты про крутую жизнь киллера почерпнуты из «плохих фильмов». Они все мечтают, что существуют какие-то секретные школы киллеров или хотя бы тайные учебники. Идиоты, что сказать.
Везде порок, противоречивость суждений, ложь, двуличность, беззаконие, прикрытое законом, и повсеместная несправедливость. Такие, как я, испокон веков являются следствием общественного уродства. Мы не уроды, о нет, мы последствия общественного уродства. В таком мире такие, как я, — уместны.
Что такое смерть?
Смерть — это окончание жизни.
Боитесь ли вы умереть?
Смерти не боюсь, это всех нас ждёт.
Что будет после смерти?
Если ад есть, то сгорят в нём практически все, а не только я один.
Алексей,
судебно-медицинский эксперт
Моя профессия — врач, а специальность — судмедэксперт. После школы я думал заняться археологией, но СССР распался, и родители не отпустили меня поступать в Питер — слишком далеко. Ближе был Омск. Родители у меня врачи — ну как-то так всё и решилось.
То, что я не буду лечить живых людей, я понял курсу к третьему. Было два направления на выбор: патологоанатомия и судебно-медицинская экспертиза. Первое мне всегда казалось очень скучным делом, а второе интересным. Интерес заключается в том, что травмы крайне разнообразны и редко повторяются. Если патологии, с которыми сталкиваются патологоанатомы, более-менее похожи, то здесь не так. Здесь каждый раз новая история.
Моя специализация — не страшное дело. Жизнь куда страшнее. Основная моя работа — исследование мёртвых тел. С каждым годом интереснее работать. Накапливается объём знаний, и ты смотришь на объект исследования иначе.
Я не разочаровался в самой специальности. Но мы часто сталкиваемся с задержками зарплат, да и вообще они довольно низкие.
Я обязательно исследую три полости организма. Полость черепа, полость грудной клетки и брюшную полость. До того, как это всё исследуется, описываются все повреждения на теле, все особенности. Если эксперт подозревает ещё какие-то травмы, то он может исследовать всё, что хочет — и спину, и конечности. Потом берутся анализы и делается заключение о причине смерти.
Я не помню, как я сталкивался с трупами во время учёбы, а вот первый труп в первый рабочий день помню. Я даже помню имя этого человека: Робинзон Роберт Юлиусович. Славен он был тем, что его, пьяного, в чистом поле переехала сеялка. Это очень страшно, говорите? Ну, бывает и такое. Начальник меня просто проверял, поэтому дал такой сложный труп. Я справился хорошо.
Работа повлияла на мою жизнь. Я стараюсь соблюдать технику безопасности. Никогда не перехожу улицу на красный свет или в неположенном месте, потому что знаю, чем это может закончиться. Вплоть до вредных привычек: я не курю и не пью. Я ответственно подхожу к своей жизни.
Что такое смерть?
Я до конца не понимаю, что такое смерть. Не в физическом смысле, а в каком-то… духовном, что ли. Жизнь — способ существования белковых тел, а смерть — способ их несуществования.
Боитесь ли вы умереть?
Смерти я боюсь. Она бывает разная: хорошая и очень нехорошая. Ещё и то, что неизвестно, что будет после — это тоже напрягает.
Елена,
ритуальный агент
Так сложились обстоятельства, что я устроилась в ритуальное агентство. Первые две недели было жутко: атрибутика, плачущие родственники. Но потом осознание огромной ответственности перед родственниками пересилило мои страхи. В общении с ними важно всё: и постановка речи, и тон, и твои эмоции.
Меня часто спрашивают, как я здесь работаю. А я здесь уже двадцать лет. Меня держит то, что я помогаю людям, которые потеряли своего близкого. Но когда у нас случается личная беда, мы абсолютно так же неадекватно ведём себя, как наши клиенты.
У нас есть психологи в штате, которые не только рассказывают, как говорить с родственниками умерших, но и помогают восстановиться нам. Мы, безусловно, сопереживаем, но это может привести к срыву похорон.
Нужно воспитать в людях достойное отношение к покойному, потому что это основа государства — предки и память о них.
Когда начинаешь здесь работать, то понимаешь, что у нас нет культуры похорон. Это не развито. Люди боятся. А ещё говорят: всё дорого, дороже умереть, чем свадьбу устроить. Да, недёшево. Но я считаю, что это того стоит. Это последний ритуал — жениться и рожать детей можно сколько угодно. Человек должен уйти достойно. Нужно воспитать в людях достойное отношение к покойному, потому что это основа государства — предки и память о них.
Когда приезжаешь к людям, у которых случилось несчастье, то почти все говорят: я мог бы сделать большее для своего родственника. Это заставляет меня бережнее относиться к своим родным, чтобы в один день я не сказала так же.
Что такое смерть?
Смерть — это логичное завершение жизни на Земле.
Боитесь ли вы умереть?
Я пока не боюсь смерти.
Что будет после смерти?
Я верю в Бога и в загробную жизнь.
