Мой дикий ухажёр из ФСБ

KHUEVINKA

И хотя история эта началась в Москве, я, пожалуй, начну её с Мальты.

— Мальта — самое безопасное место в мире, — самым противным своим голосом зачитывала мать в телефонную трубку тёте Тане. — По официальным данным, здесь нулевой уровень преступности.
— А на другом сайте написано — «почти нулевой», — встряла я.

Мать зашипела.

Мне только-только исполнилось девятнадцать, и родители впервые разрешили мне поехать отдыхать одной. Я нервничала. Мне очень хотелось отправиться к морю вместе с парнем, но мой тогдашний бойфренд вел себя несколько странно: незадолго до поездки он заявил, что ввязался в бандитские разборки в Белоруссии — речь шла о захвате какого-то…бетонного что ли завода, и его жизнь находилась в опасности. «Я не хочу подвергать опасности и твою жизнь. В деле ФСБ, — говорил он серьезно. — Нам нужно расстаться».

Но я горячо убеждала его, что готова ко всем трудностям, которые несет с собой любовь к студенту третьего курса факультета бизнес-информатики Высшей школы экономики. Почему студент третьего курса факультета бизнес-информатики Высшей школы экономики воюет с мафией и ФСБ за бетонный завод в Беларуси — я не спрашивала ни его, ни себя.

Тем более что вскоре родители и мой мужественный возлюбленный усадили меня в самолёт и отправили к морю. Мой дешёвый невзрачный отель был запрятан в глубине одной из бесчисленных узких улочек, каждая из которых выходила на набережную, протянувшуюся вдоль всего побережья — из одного крошечного городка в другой.

Комната, в которую меня поселили, вполне могла бы сойти за чулан Гарри Поттера: в ней едва помещалась кровать, а единственное окно выходило на глухую бетонную стену.

Закинув вещи, я отправилась к морю, где, искупавшись, с удовольствием растянулась на огромном булыжнике.

— Положи свою сумку под голову. Здесь полно пляжных воров.

Я открыла глаза. Надо мной, загородив солнце, стоял загорелый мужик лет сорока с небольшим животом, в тёмных очках и синих шортах. Он говорил по-английски, и я с непривычки не сразу его поняла.

— А, да, спасибо. Воры? Я думала, Мальта — самое безопасное место в мире. Так написано на туристических сайтах.
— Так и есть. Здесь только твоя сумка в опасности.

Он присел рядом и сказал, что его зовут Винсентом. Когда я назвала своё имя, одобрительно поцокал языком.

— Русская. Я так и думал. Но немного сомневался. Если бы ты лежала на животе, я бы сразу всё понял. Лучший способ вычислить русскую — посмотреть на задницу.

И заметив моё недоумение, добавил:

— Задницы. Русские задницы.

Тут он что-то такое изобразил, словно в руках у него два шара для боулинга.

— Знаешь, вообще-то мне пора идти. Было приятно поболтать.

Я натянула шорты, подхватила сумку и быстро поскакала по раскалённым булыжникам к лестнице на набережную. Взгляд Винсента обжигал ягодицы.

Спустя четыре часа мы встретились снова. Я сидела на лавочке и раздумывала, как мне обратиться в полицию.

— Что случилось? — спросил Винсент.
— Я заблудилась. Не могу найти свой отель. Так глупо себя чувствую. Даже название не помню. Нужно было записать, но я почему-то думала, что легко найду дорогу. Мне, наверное, стоит обратиться в полицию.

Винсент покачал голубым шлёпком из стороны в сторону, а потом сказал:

— Ты только не подумай ничего плохого, ладно? Пойдём сейчас ко мне, ты поужинаешь, поспишь, а завтра мы найдём твой отель. Ок?

— Ха! С ума сошёл? Я тебя вижу второй раз в жизни.
— Проклятье. Знаешь, что меня поражает? Все русские бабы выглядят так, словно они только и мечтают потрахаться с первым встречным. Но при этом готовы обидеться даже на самое невинное предложение. Да ничего я с тобой не сделаю! Это же Мальта! Самое безопасное место в мире!

Я колебалась.

— Туристы кормят экономику нашей страны. Может быть, среди мальтийцев нет великих физиков, химиков, десятков нобелевских лауреатов, но мы не идиоты, чтобы обижать людей, которые набивают наши карманы. Ты хоть представляешь, что будет, если ты завтра пожалуешься на меня в полицию? Давай, пошли.
— Ну… ладно. Только обещай, что не будешь… ммм…

Я не знала, как будет «приставать» по-английски.

— …не будешь меня трогать.
— Совсем? Тебя нельзя трогать?
— Ну, ты понял.

Я изобразила руками какие-то непотребства с шарами для боулинга. Винсент захохотал и легко взял меня за руку.

Мы пошли сначала вдоль набережной, а затем вглубь улиц. Идущие навстречу парочки улыбались нам, кто-то махал руками, и Винсент махал в ответ. Вечер был густым, душным, небо — чёрное, с переливами, словно остров затянули шёлковым покрывалом.

Винсент открыл дверь одного из домов, мы поднялись по лестнице на третий этаж и вошли в маленькую квартирку. В ней было три комнаты. Из коридора мы сразу попали в гостиную, совмещённую с кухней. Эта комната была проходной. Налево — тесная спальня, вся занятая кроватью, направо — комната неясного назначения, вся заваленная вещами.

Я пошла в душ, а Винсент в это время приготовил пасту, открыл вино и выставил на круглый, белый стол хлеб, маслины и немного ветчины.

Вернувшись, я тут же набросилась на еду.

— Ты ведь одна сюда приехала?
— Угу.
— У тебя есть бойфренд?
— Угу.
— Ты поэтому не хочешь со мной спать?
— Ну разумеется, поэтому. Твой возраст и твоё пузо меня совсем не волнуют.

Винсент снова захохотал этим своим дьявольским смехом.

— Перестань. Не такой уж и большой, я просто не занимаюсь сейчас, — он довольно погладил свой мягкий слабый живот. — Почему твой парень не поехал с тобой?
— Ну, у него там дела. Он учится со мной в одном университете. И занимается бизнесом. Там возникли какие-то проблемы…
— Криминал?
— Типа того.
— Россия… Но он отпустил тебя одну на Мальту, верно? Знаешь, я думаю, он бросит тебя, когда ты вернёшься. Так что не отказывай себе в удовольствиях. Тем более что когда ты на Мальте, а твой бойфренд в России, это всё равно что ты на Мальте, а твоего бойфренда не существует. Россия… Господи, где это вообще, что это?
— Иди к чёрту, чувак.
— Хорошо. Ты можешь расположиться на этом диване. Я оставлю тебе бутылку вина. И холодильник в твоём распоряжении.
— Ты уходишь?
— Да. Ты, глупая русская девочка, можешь сколько угодно тратить своё время впустую, но я, как ты верно заметила, сорокалетний мужик с пузом, а значит, не должен упускать ни одной возможности, пока девушки мне ещё дают. Вернусь не один!

С этими словами Винсент взял кепку и исчез за дверью. Я открыла бутылку вина и новую пачку сигарет. Моя жизнь, которую я всегда была склонна унижать определениями вроде «скучное говно», вдруг показалась мне ужасно увлекательной.

«Так круто. Я на Мальте. Я проебала свой отель. Я сижу в квартире самого настоящего мальтийца. Я пью вино и курю… Мать бы меня уничтожила».

Но мама была в России.

Утром я проснулась от жажды. Дотащилась до раковины и с наслаждением напилась воды. На улице уже вовсю гуляло солнце. Затолкав в рот кусок ветчины, я вновь улеглась на диван. И чуть не подавилась: двери в спальню не было, и с моего дивана мне отлично видна была кровать и два голых тела. Одна из фигур зашевелилась и поднялась. Из спальни вышла обнажённая девушка, сказала «привет» и прошла в ванную.

— Это Юля, — заорал Винсент, приподнимаясь на матрасе. —  Юля, девушка на диване — это Оля!
— Ок! — раздалось из ванной.

Она вернулась к завтраку — укутанная в короткое полотенце, не скрывающее худых, загорелых ног. Полотенце периодически сползало с её груди — небольшой, но с огромными тёмными сосками, и её это совсем не смущало. 

Винсент только довольно хмыкал.

— У меня есть план, — сказал он. — Сначала мы идём на пляж. Плаваем, загораем. После обеда идём искать твой отель. Ок?
— Да, отлично.
— А, ты же отель потеряла, — протянула Юля на русском. — Он мне, кажется, говорил вчера. Типа, не волнуйся, что у меня баба в квартире, она там случайно.

Я пожала плечами, хотя Юлины слова меня задели. Она выглядела старше меня, но я никак не могла решить, насколько. Она была красивой, но в чертах лица было что-то вялое, почти надменное, словно она совсем не давала себе труда шевелить лицевыми мышцами.

Когда Винсент собрал тарелки и встал у раковины, я спросила её на русском:

— Как ты с ним познакомились?
— В клубе в соседнем городе. Он угостил меня выпивкой и что-то сказал про мою задницу… не помню что.

Винсент повернулся.

— Задницы, — сказал он на английском. И ткнул в мою сторону деревянной лопаткой. — К примеру, твоя. Расслабленная, немного ленивая, меланхолично качается из стороны в сторону. В ней есть что-то грустное. По ней так и хочется хлопнуть. Просто чтобы приободрить. Мне даже кажется, я представляю себе этот звук.

Он хлопнул по руке лопаткой. И указал на Юлю.

— Теперь твоя. Маленькая, аккуратная, но очень вялая. Выглядит так, словно ей насрать на всех.

Винсент начал оглаживать воздух руками, изображая что-то круглое, но немного сдувшееся.

— О чем это он? Ни хера не понимаю, — сказала Юля.
— Я тоже не очень-то его понимаю, но, кажется, он говорит, что твоя задница похожа на поникшие крылышки купидона или что-то вроде того.
— Да пошёл он. Скажи ему, что он извращенец.
— Я не знаю, как будет «извращенец» по-английски.

Винсент как-то сам понял, о чём мы говорим, и, смеясь, сказал, что он знает несколько слов по-русски: «spasibo», «pozhaluysta» и «khuy».

— Отлично, — сказала Юля. — Винсент, ты хуй.

Экипировка Винсента меня восхитила. Он взял с собой пляжные коврики, надувной матрас, мяч, сэндвичи и бутылку замороженного лимонада. На скалистом пляже было немноголюдно. Искупавшись, мы улеглись на коврики, и я блаженно зажмурилась, чувствуя, как жар от солнца встречается в моём теле с теплом нагретой скалы.

— Винсент, а почему ты не женат? — спросила я вдруг.

Ответа не было. Я открыла глаза и увидела, что Винсент сидит с неестественно прямой спиной, как-то странно втянув в себя живот, и пристально, чуть сощурившись, куда-то смотрит. Я проследила за его взглядом. И тут же безошибочно определила, что завладело его вниманием. На скале, уперев руки в бока, стояла рыжеволосая девушка — с такой светлой кожей, что смотреть на неё было почти больно. Девушка переступила с ноги на ногу и, качнув крепкими белыми ягодицами, нырнула в море. Винсент стремительно вскочил и бросился следом.

— Видела? — спросила я Юлю.
— Чего?
— Там такая девушка была, — я попыталась что-то изобразить руками в воздухе, но у меня ничего не вышло.

Юля зевнула и отвернулась. Вскоре Винсент вернулся. Рыжеволосая девушка шла за ним. Он представил нас. Её звали Машей.

— Я вам не помешаю? — спросила она.

Юля подняла очки, окинула Машу своим ничего не выражающим взглядом, а потом сказала:

— Тут всё просто. Я трахаюсь с Винсентом, а Оля потеряла свой отель, но Винсент не прочь трахнуть и её. Тебе просто нужно найти здесь своё место.

Маша выглядела несколько обескураженной.

— Эй, хватит говорить на русском. Я слишком часто слышу свое имя, — встрял Винсент.

Постепенно напряжение между нами сошло на нет, мы разговорились. Маше было лет тридцать. В Москве она работала в итальянской компании, которая продавала плитку для оформления уборных. Тут выяснилось, что и Юля приехала из Москвы. Она училась в каком-то коммерческом вузе, в свободное время подрабатывала по специальности — бухгалтером. Я рассказала, что учусь на журналиста. Винсент всё время орал, чтобы мы говорили на английском, но мы вскоре научились его игнорировать.

Маша как-то сразу завладела моим вниманием. Она не была красавицей. И в её лице не было ничего запоминающегося. Обычное, остренькое личико, разве что проступало в нём что-то беличье, когда она улыбалась. Но вместе с тем тело её поражало — красивое, рельефное, как из учебника анатомии. И если Господь к каждому из нас приложил свою руку, то к Машиной заднице он приложил обе.

Накупавшись, мы отправились искать мой отель, наткнулись на него в одном из переулков и распрощались, договорившись собраться у Винсента вечером.

Следующая неделя пролетела как один день. Всё время мы проводили вместе: встречались утром на пляже и расставались глубокой ночью, хорошенько набравшись в одном из прибрежных баров. Особенно мне запомнился вечер, когда, крепко выпив, мы спустились к воде. Море отхлынуло, и холодные, остывшие груды скал едва блестели в густой тьме. Вода слилась с небом, и границу можно было различить лишь по звуку волн. Я тут же навернулась, провалившись каблуком в какую-то щель. Мимо пробежал мелкий встревоженный краб. Маша и Юля кинулись меня поднимать, но я прочно застряла в каменной расщелине. Наконец лениво подошёл Винсент, легко вытащил меня из ловушки и усадил на ближайший булыжник.

Он посмотрел на мои туфли, поцокал языком и вдруг опустился на колени и осторожно расстегнул ремешки. Его сильные, шершавые пальцы как-то очень правильно обхватили щиколотку, и волоски на моих руках встали дыбом.

— Можно я понесу твою обувь? — спросил Винсент.

Я кивнула. Он подхватил мои туфли и пошёл туда, где шумело море, а я брела следом словно околдованная. Один лишь раз со мною случалось такое раньше — когда усатый учитель танцев в десятом классе впервые встал со мной в пару, и большая мужская ладонь легла мне на спину. Я была пьяна, и мне хотелось что-то сказать Винсенту, что-то хорошее. Что-то о том, что не будь у меня парня в России, я бы, наверное, его, Винсента, полюбила, и если бы только можно было так всё устроить, чтобы мы вчетвером навсегда здесь остались…

Я уже даже открыла рот, чтобы что-то такое сказать, но тут Винсент остановился, крутанул мою босоножку за ремешок, и она улетела в море. А за ней и вторая.

Развернувшись, он спокойно прошёл мимо меня.

— Ты выбросил мои туфли, — прошептала я, почти не веря в происходящее.
— Что ты там бормочешь на русском? Я ничего не понимаю! Твои туфли были ужасны. Я куплю тебе новые.

— Винсент! — заорала я что есть мочи. — Винсент, ты хуй!

Никаких туфель он, разумеется, мне не купил.

Хорошо помню я наш последний вечер.

Мы сидели за круглым столом у него дома, разговаривали, пили вино. Я наконец решилась спросить Винсента, почему он всегда знакомится с русскими.

— Моя жена была русской.
— Ого! А где она сейчас?
— Не знаю. Скорее всего, в России.
— Эй, расскажи!
— Сначала вы. Про тебя, Юля, я уже всё знаю. Так что — Маша. Ты замужем?

Юля оскорблённо отвернулась. Маша замешкалась.

— Ну… нет.
— Была?
— Нет, но…
— Но?
— Я любила одного человека, и он должен был стать моим мужем.

Видно было, что слова даются ей тяжело, словно она вообще не понимает, зачем говорит. Возможно, не будь мы все пьяные, она бы и промолчала.

— Я не в Москве родилась. Я только недавно переехала, всего год назад. Лёша… он был очень важным человеком в моем городе. Очень уважаемым. Его боялись.
— Криминал? — спросил Винсент.
— Не совсем… то есть да. Да. Можно сказать и так. Я знаю, что это может показаться странным, но… меня это не беспокоило. Я была счастлива. Я очень его любила. И он любил меня. Я хотела от него ребёнка. И… просто… дело в том… просто я знаю, кто его заказал, и я не могла там оставаться. Это маленький город, я не могла больше видеть этого человека. Они с Лёшей вместе вели бизнес, хотя он из ФСБ… Ну ты знаешь, у нас есть такая служба… в общем, не важно. Это уже детали. В общем, у меня не очень весёлая история, сами видите.

Мы помолчали.

— У меня в Москве есть парень, но у нас сложные отношения, — сказала я, лишь бы нарушить тишину.
— В смысле? — спросила Юля.
— Ну… он такой крутой. Красивый. Классный. Но… мне иногда кажется, что он мне чего-то не договаривает.
— Например?
— Ну, у него какие-то тёмные дела, ну, знаете…

— Криминал, — вздохнул Винсент.

Я коротко пересказала историю с бетонным заводом. Минут десять мы объясняли Винсенту, где находится Белоруссия, пока он не начал трясти головой и орать, что «вся эта жопа мира» его не интересует.

— Эм, — Маша смотрела на меня как-то странно и явно не знала, как начать, а потом сказала по-русски. — А ты… ты ему веришь… своему парню?
— Ну, он периодически куда-то уезжает по делам, и….
— Оль.
— ...и он как-то показал мне здоровый такой синяк на руке…
— Оль.
— Чёрт, только… только не говорите, что он просто мне врёт, потому что я и так уже полгода делаю всё возможное, чтобы прогнать от себя эту кошмарную мысль, будто бы я связалась с самым никчёмным пиздуном во всём общежитии. Или даже во всём университете. Блин, нет, во всём мире.
— Но он правда тебе врёт.
— Хорошее слово — пиздун, — заметила Юля. — Вокруг меня тоже всегда много пиздунов. Хотя, наверное, их вообще просто много. Да, просто одни пиздуны кругом.
— Если вы не перестанете говорить по-русски, я вам больше вина не налью, — встрял Винсент.
— Вот, кстати, тоже пиздун, — Юля кивнула на Винсента. — Как он нас всех собрал вокруг себя, а? Поразительный чувак на самом деле.

Мы перешли на английский.

— Винсент, мы уже рассказали свои истории. Теперь твоя очередь. Что там с твоей женой? Куда ты её дел?
— Так, я кажется, говорил, что она русская, да? Приехала сюда в конце девяностых. Работала в клубе, ну, вы понимаете… У меня тогда был небольшой бизнес — водные развлечения. Мы познакомились на пляже. Она была очень красивая. Очень. Про Россию она рассказывала жуткие истории. Говорила, что у вас там бандиты всем управляют, что на улицах убивают, что её семья очень бедная, что она в Москве почти голодала. Она хотела учиться, но ей пришлось пойти работать в клуб. Я жалел её. И я готов был жениться на ней немедленно. И так оно и вышло. Мы прожили вместе почти семь лет. Не могу сказать, что это было очень счастливое время. Она как будто постоянно чего-то искала, кого-то искала… какой-то лучшей жизни. Иногда я думаю, что вы все такие, все русские женщины. Всё время недовольные. Всё время требующие большего, хотя вот только что выбрались из дерьма.
— Так куда она делась?
— Уехала с каким-то богатым русским, ужасно толстым. Я думаю, он был каким-то военным. На прощание сказала мне, что рада вернуться домой. Сказала, что в России теперь всё по-другому, что вы там все как-то пришли в себя… я не знаю. Хотя судя по вашим рассказам, ничего там не изменилось. Я вообще удивляюсь, почему вам не нравятся нормальные парни? Вот без этого грёбаного дерьма с криминалом? Такие обычные чуваки с пляжными ковриками, с надувными матрасами?
— Да у нас там нет таких, Винсент, — сказала Юля.
— Тогда знаете, что я вам скажу? Россия — это хуй.
— Ты не можешь так использовать слово «хуй», — спокойно ответила Маша. — Россия — это «она», существительного женского рода, а «хуй» — он, существительное мужского рода. Ты мог бы использовать слово «хуйня», но Россия не хуйня, Винсент. Хуйня — это Мальта. Маленькая такая хуёвинка в Средиземном море.

Слово «khuevinka» надолго заняло Винсента.

— Khuevinka, khuevinka, — бормотал он, силясь то ли запомнить, то ли понять.
— Давайте уже расходиться, а то это хрен с хуёвинкой меня под столом лапает, — Маша залпом допила вино и поднялась.

Мы с Юлей с укоризной посмотрели на Винсента.

— Khuevinka — отличное слово, — сказал он.

ХУЙ

Мой парень не встретил меня в аэропорту, а вскоре, как и предсказывал Винсент, мы расстались. И буквально через неделю я встретила его с другой девушкой. Я впала в депрессию, страшно исхудала, и мать в конце концов отправила меня к психотерапевту. Первое, что сказал мне врач, выслушав мою историю, было:

— Мне жаль вас расстраивать, но вы должны понять, что этот человек врал вам. Он просто оплёл вас паутиной лжи. Это обычный студент. В жизни обычных студентов, которые живут в общежитии, ничего такого не бывает, понимаете? Не бывает заводов, бизнеса, ФСБ…

Я кивала, уставившись в массивный чёрный перстень на его пальце, и представляла, как он проводит с пациентками сатанинские ритуалы за шторкой в соседней комнате.

— Вам нужно вырваться из плена фантазий и повернуться лицом к реальности, — продолжал врач.
— Да, разумеется. Начну с завтрашнего дня, — пообещала я, вспомнив, что мы с Юлей и Машей договорились увидеться.

Мы стали общаться с ними почти сразу по возвращении в Москву. Юля немного раздражала меня. Она была красивой, стройной девушкой, но свою красоту доводила до вульгарности и тем самым совершенно себя обезличила. Она носила короткие платья и непомерные каблуки. Губы её всегда жирно блестели. И это, пожалуй, всё, что я могу достать о ней из своей памяти.

Другое дело — Маша. Маша была человеком с историей.

Потерю любимого человека она не принимала как часть реальности, и каждый раз, как мы оставались вдвоём у неё дома, я чувствовала присутствие третьего.

— Лёша тоже любит этот суп, — говорила Маша, наливая мне рассольник.

Вся её однокомнатная квартирка, которую она снимала с ещё двумя девушками, была заставлена фотографиями умершего возлюбленного. Не знаю, как терпели это соседки, которых я никогда не заставала, но мне в этой комнате было страшно не по себе. Огромный мужик с телосложением Халка смотрел с этих карточек прямым жёстким взглядом. Смотрел так, словно видел нас всех насквозь.

Но продолжая цепляться за прошлое, Маша отчаянно желала перемен. Она хотела мужа и детей. Хотела нормальной жизни, где помимо всего прочего есть какое-то счастье.

— Знаешь, с такой фигурой как у тебя, найти мужика — вообще не проблема, — говорила я.
— Да знаю я, — Маша раздраженно отмахивалась. — Но я не могу связать свою жизнь с человеком хуже Лёши!
— Да что это значит — хуже, лучше? Люди просто разные.
— Мне нужен сильный, надёжный мужчина. Настоящий мужик.
— Всем нужен!
— Нет, ты не понимаешь. Знаешь, как у нас с Лёшей всё началось? Тем днём я вышла из института, и по дороге домой за мной стал следовать чёрный BMW. У нас все в городе знали, что это значит, — приглянулась бандиту. Я очень испугалась. Вдруг из машины вышел Лёша, предложил подвезти до дома. Я грубо ему отказала, хотя знала, чем может кончиться. Он сказал, что и не таких гордых ломал. Сказал, что никуда я не денусь. Так вот с тех пор он брал меня измором. Каждый день караулил. Ждал после института или у дома. Звонил. Угрожал. Привозил подарки. Уговаривал. Но я уже поняла, что ничего плохого он ни мне, ни семье моей не сделает. Он не был плохим человеком. Он просто знал, чего хочет. И брал это. И в конце концов я сдалась. И потом ни дня не жалела. Он ведь женат был, и семья моя была против. Но мы были очень счастливы. Он разводиться уже начал, когда его убили. Жене первой много чего отдать хотел, да и содержал бы их. У него сын от неё был. И от меня он ребёнка хотел очень. Ничего для меня не жалел. Работу дал, квартиру снял, деньги давал. У меня с ним всё было как за каменной стеной. Закончила я филфак, а работала потом у него в спортклубе — администратором. Он заботился обо мне. Хотел, чтобы я грудь увеличила, но я не успела. Теперь ты понимаешь, какой человек мне нужен? Таких мало.

Я не нашлась, что ответить.

Было очевидно, что Маше просто нужен другой бандит. «Но где ж его теперь взять?» — думала я. Был у меня один знакомый, который в девяностых бог знает чем занимался, но с тех пор он опустился и чудовищно истрепался.

Мне очень хотелось сказать ей, что незачем ждать такого, как Лёша. Да и фотографии его хорошо бы убрать подальше. Но так я ни разу и не решилась.

Все разумные слова гасли во мне перед силой этой странной любви.

— Думаю, нужно просто почаще выбираться куда-нибудь, знакомиться, — как-то заключила Маша.

Я согласилась. И вот тут-то нам пригодилась Юля. Она не была любителем домашних посиделок и предпочитала развлекаться в клубах. Мы попросили её быть нашим проводником.

Хорошо помню, чего стоили мне эти походы. Я вдруг открыла для себя теневую экономику общежития.

— А ты тогда дай мне свои замшевые сапоги и розовую юбку на пару дней, — говорила девица с шестого этажа, отдавая мне туфли Prada на шпильке.

Но даже если мне удавалось собрать по общежитию лучшие тряпки, рядом с Машей я чувствовала себя невзрачной. Помню, как она доставала из комода новые чулки, и я, заворожённая, смотрела, как тёмная лайкра ложится на длинную белую лодыжку. Я смотрела на неё, как смотрит ребёнок на недостижимую куклу, и думала: как здорово, должно быть, иметь возможность одевать такое тело. И любуясь её идеальной, натруженной красотой, я не сомневалась, что найти Маше жениха будет совсем не трудно.

Я ошибалась.

Мужчины нас игнорировали.

Наверное, я была слишком юной, чтобы меня воспринимали серьёзно, и слишком серьёзной, чтобы со мной можно было просто развлечься. Маша же, облачённая в свои мускулы, как в доспехи, была похожа на персонажа из вселенной DC comics. Наверное, не каждый мужик осмелится подойти к такой женщине. Успехом пользовалась лишь Юля.

Но у неё была стратегия. Она здорово набиралась у бара, потом какое-то время дефилировала туда-сюда — вся такая неустойчивая на шпильках — и в итоге просто падала на избранного мужчину. Что уж там она ему потом лепетала, я не знаю, но уезжала она из клуба не одна. Другое дело, что к вожделенным благам — драгоценностям, шубам, свадьбе — эти романы почему-то не приводили.

Мы же с Машей мрачно тянули коктейли в каком-нибудь углу или неловко топтались на танцполе, где грудастые девушки просто отпихивали нас к бару.

Как-то раз мы вышли из клуба довольно рано — ни у кого из нас не было настроения. Юля по обыкновению набралась, но свалиться ей было решительно не на кого. Рассуждая, куда отправиться дальше, мы медленно шли по улице. Я ёжилась в лёгком пальто и про себя проклинала чужие сапоги, которые тёрли ноги.

— Девушки! — раздалось вдруг совсем рядом.

Тут мы заметили два огромных чёрных джипа, которые медленно ползли за нами вдоль бульвара. Из окна первой машины выглянул крупный мужчина лет тридцати-тридцати пяти и предложил провести вечер вместе. Я ответила, что у нас другие планы, но Юля вдруг, коротко вскрикнув, осела на землю. Далее события развивались стремительно. Рядом с нами моментально оказался мужик из джипа. И почти тут же появился его друг, который поднял на руки Юлю и отнёс в свою машину. Нам с Машей ничего не оставалось, как сесть в первый джип, хозяин которого представился Алексеем.

— Домой отвезите, пожалуйста, — холодно попросила Маша.
— Да не вопрос.

Алексей глянул на нас в зеркало заднего вида и ухмыльнулся. Я обратила внимание, что лицо у него полное и белое, как у барина, а губы — красные и пухлые, словно у вурдалака.

Ехали молча.

Сначала решили завезти меня в общежитие. На Кутузовском проспекте нас остановил гаишник. Алексей медленно опустил стекло, показал какую-то корочку, гаишник отдал честь, и мы двинулись дальше.

— Вы из ФСБ? — спросила я вдруг.

Рядом со мной вздрогнула Маша. Вопрос этот выскочил из меня прежде, чем я успела подумать. В какую-то долю секунды мне вспомнился мой одноклассник, который, объясняя своё желание поступать в академию ФСБ, рассказал, что даже с корочкой студента академии можно «ментами повелевать». Мысль эта под воздействием алкоголя быстро связалась во мне с настоящим.

— А что, какие-то проблемы с ФСБ? — Алексей снова усмехнулся в зеркало.
— Нет.
— А хочешь, чтоб были? — ухмылка его стала шире.
— Нет.
— Так, нечего тут пальцы веером, — жёстко сказала Маша.
— Да вы там с норовом девушки, я смотрю. Ничего, и не с такими дела имели.

Он хохотнул.

Наконец мы приехали, и я попросила Машу написать мне, как только она будет дома.

— Да ты не переживай. Уж видно, что подруга твоя и в морду даст, если надо, — сказал Алексей и махнул мне рукой.
— Я ваш номер машины запишу! — зачем-то пригрозила я напоследок. И записала.

Следующим вечером мне на телефон поступил звонок с неизвестного номера. То есть номера никакого и не было. «Неизвестный» — сообщил телефон.

— Ольга Ильинична?
— Да.
— Добрый вечер.
— Здравствуйте.
— Помните, вас вчера подвозил мужчина к общежитию?
— Да.
— Опознать сможете?
— Что?!
— Ахахаха, да это я и есть, Лёша. Ну, чего испугалась? Или не рада?
— Да я… просто… неожиданно как-то.

На самом деле, я была в полном недоумении. Маша, с которой мы совсем недавно говорили по телефону, призналась мне, что наш ночной знакомый произвел на неё большое впечатление, сказала, что обменялась с ним номерами и определённо ждала звонка.

— А почему вы мне звоните? — спросила я. — Вы, наверное, Маше позвонить хотели.
— Нет. Я никогда ничего не путаю — запомни на будущее. Твой телефон мой друг Иван взял у Юли по моей просьбе. В общем, чего рассусоливать? Приглашаю тебя на ужин.

Я попросила его перезвонить, а сама набрала Машу. Выслушав меня, она грустно сказала: «Ну чего. Сходи». И положила трубку. И так мне вдруг стало тяжело за неё и грустно, что когда мне второй раз позвонил Алексей, я сказала:

— Хорошо. Говорите место и время.
— Заеду в восемь, — все, что ответил он.

Я же решила, что во что бы то ни стало должна убедить его этим вечером: брать надо Машу. Во время второго звонка номер абонента всё же высветился, поэтому я решительно внесла его в телефонную книжку: «Лёша-ФСБ».

Роскошные сапоги мне второй раз уже не дали, и я долго металась по комнате, не зная, чего надеть.

— Смотри, вот эти замшевые, но потёртые, или вот эти чёрные, но у них тут подошва в одном месте отошла немного?

Я нависла с ботинками над своей соседкой, худой блондинкой из Латвии. Та с неохотой подняла голову от книги:

— Ты на свидание идёшь или просить за Машу?
— За Машу.
— Ну а чего тогда наряжаешься? Замшевые надень, а то на чёрных подошва отвалится, будешь как дура.

Мне стало стыдно, и я выбрала самую невзрачную свою одежду. Уже выйдя из комнаты и почувствовав смутную тревогу, вернулась и оставила соседке номер машины. Она как-то странно взглянула на меня и покачала головой.

— Лучше бы в театр с нами сегодня сходила. У нас с Катей есть лишний билет. Хороший. «Крутой маршрут».

Вновь выбежав из комнаты и миновав лестницу, я выскочила на улицу. Чёрный джип уже ждал меня рядом с мусорными контейнерами. Забравшись внутрь, я с облегчением отметила, что Алексей был в джинсах и свободном свитере крупной вязки.

— Ну что? В «Пушкин»? — спросил он.
— Как в «Пушкин»? — ахнула я.
— Или простовато для тебя? — он провёл взглядом вдоль всего моего тела, и я вдруг как-то очень ясно почувствовала, что ботинки мои всё же слишком истёрлись.
— Ты не переживай, — продолжил Алексей. — Главное, чтобы мне нравилось. А что там кто подумает — какая разница. Меня пока всё устраивает. У нас в семье знаешь как? Отец всегда говорил: хорошая девушка — скромная. Едем?
— Ну поехали.

Поначалу молчали. Я украдкой косилась на него, он ухмылялся. Наконец, он заговорил:

— Студентка, значит?
— Угу.
— И чего учишь?
— Журналистику.
— В телевизоре, значит, хочешь работать?
— Да не знаю ещё. Не очень-то мне телевизор нравится. Там как-то правды нет. Лучше бы в газете. Хотя, может, сейчас при Медведеве всё изменится…
— При ком?
— Ну при Медведеве. При новом президенте.

Алексей так захохотал, что машину дёрнуло в сторону. Я вцепилась в сиденье.

— А ты, значит, за правду? — успокоившись, спросил он.
— Ну так. Не хотелось бы врать.
— Честная, значит?

Я скосила глаза и увидела, что он снова смеётся, но беззвучно.

— Чего смешного?
— Да ты смешная. Сама-то откуда?

Я рассказала про родной город, оказалось, что Алексей как-то давно в нём был, и мы даже смогли обсудить какие-то местные достопримечательности. Я немного расслабилась. Как вдруг он спросил меня:

— А родители чем занимаются?
— Торгуют.
— Предприниматели, что ли? — он как-то странно скривил губы.
— Раньше в институтах работали, а в девяностых всё развалилось. С тех пор торгуют.
— Науку, значит, бросили? Ради торговли?
— Да есть было нечего. Магазинчик у них. Маленький.

Вдруг я поняла, что оправдываюсь, и мне стало не по себе.

— Ну понятно. И что, много там у вас ментам платят?
— Да я не знаю. Мама говорит, что мы такие бедные, потому что они с папой честные.

Алексей захохотал.

— А нечестные, значит, богатые, по-вашему?
— Не знаю. Мы в семье вообще особо не обсуждаем… ну, ничего такого, — соврала я.
— Я тебе так скажу. Кто прав, тот и богатый. А кто богатый, тот и прав. Ты это запомни.

Я сглотнула.

Когда мы выехали на Тверскую, у Алексея зазвонил телефон. Коротко переговорив, он сообщил мне, что планы меняются, и нам придётся заехать по делу в другое место. Меня покоробило, что он даже не спросил моего мнения — хочу ли я проводить так вечер. Но я смолчала.

Нас ждали на втором этаже в ресторане «Пирамида». За столиком сидел Иван, который подвозил в ночь нашего знакомства Юлю, и пожилой грузин, лицо которого было похоже на оплывшую восковую маску — такие глубокие в нём были морщины.

— Ивана ты знаешь. А теперь познакомься с дядюшкой Амираном, — сказал Алексей. И представил меня грузину. Тот осклабился, обнажив жёлтый клык и золотые коронки, тут же назвал меня Оленькой и усадил рядом с собой.
— Ты не бойся дядюшку Амирана, садись ближе, я тебя не обижу, — бормотал он.

Меня начало мутить от ужаса.

— Не пугай мне девчонку, — холодно сказал Алексей. — А ты чего замерла? Не нравится, отсядь.

Я с шумом отодвинула стул.

Дальше они долго говорили про какого-то Саньку, которому срочно пришлось уехать в Киев. Мужчинам принесли водки, а мне сладкий коктейль. Сколько я ни вслушивалась в разговор за столом, понять его было трудно. Упомянутый Санёк что-то где-то провалил и поэтому поехал на Украину. Там он должен был кого-то уговорить, чтобы что-то уладить. Потом разговор перешёл на Черногорию. Обсуждали какой-то завод. Говорили они странно: не то чтобы намёками, а словно и слова-то им не нужны, чтоб понять друг друга. Фразы начинались и обрывались, часто произносилось: «Ясно, не продолжай». Я никак не могла понять, не хотят ли они говорить нормально при мне, или это их обычный язык для обсуждения дел.

К столику подошла грудастая официантка и спросила, хотим ли мы заказать что-нибудь из еды. Алексей так явно уставился на натянутую ткань её формы, что во мне даже вспыхнуло негодование. Мужчины сделали заказ, а грузин велел принести мне салат из капусты, «чтобы грудь выросла». Я сидела вся красная от стыда.

Тут Алексей отлучился на пару минут. И начался уж совсем кошмар. Жуткий грузин хлопал меня по коленке, и всё говорил, что я не понимаю, как мне повезло оказаться за одним столом с такими людьми. Он бормотал, что Алексей из генеральской семьи, и что если я буду правильно вести себя, то смогу выйти за него замуж и устроить свою жизнь. И когда я уже готова была вскочить и кинуться прочь, на улицу, Иван вдруг прервал противного старика, спросив меня:

— Ты на кого учишься-то?
— На журналиста.
— На журналиста? Хорошо, — снова вступил грузин. — Веди себя хорошо, в телевизоре сидеть будешь. Что Иван, неправду я говорю?
— Правду-то правду, дядюшка Амиран, да не болтай очень уж. Смотри, девчонка вон побледнела. Да не бойся тут, что ты как деревянная!

Иван легонько потрепал меня за плечо, и мне немного полегчало. Тут вернулся Алексей. И нам принесли еду. Я на автомате принялась жевать водоросли. «Господи, — думала я. — Этот грузин, наверное, вор в законе. Бог знает с кем тут сижу. Мать бы, наверное, меня уничтожила».

Но мама была в Обнинске.

Ещё с полчаса они обсуждали свои дела. Я даже уже не прислушивалась. Мне одного хотелось — скорее оказаться в нашей комнате, в общежитии, забраться под полосатое жёлтое одеяло, услышать, как прогибаются под спиной доски и скрипит железная сетка кровати. И слушать сквозь сон, как стучит по клавишам ноутбука соседка. И так провалиться — туда, где ужасный грузин и все специальные службы мира никогда меня не найдут.

— Ну что, пора нам уже. Доела капусту? — Алексей выдернул меня из моих мыслей.
— Ага.
— Грудь выросла?

Мужчины захохотали. Я злобно промолчала. Когда мы вернулись в машину, я попросила вернуть меня домой.

— Мне завтра к первой паре.
— Правда к первой? Смотри. Я ведь проверить могу, Ольга Ильинична.

Я вдруг впервые обратила внимание, что он откуда-то знает моё отчество.

— Поедем ко мне, а завтра я тебя отвезу к первой паре, ну?
— Нет, мне… мне там учить надо.
— Зачем тебе учить? Я могу сделать так, что ничего учить не придётся. Ты подумай. У моих женщин проблем не бывает.
— Мне правда вернуться надо.
— Да верну я тебя, не канючь только. Вот связался-то. Девчонка совсем.

Тут-то я поняла: это шанс.

— Вы меня извините, если что, — робко начала я. — Я же в основном со сверстниками общаюсь. Вам, наверное, со мной не очень-то интересно. Вот Маша бы, например…
— Маша? Рыжая, что ли? С жопой?

Он отнял от руля руки, чтобы изобразить что-то вроде двух круглых булок.

— Эм, да. Маша. Вот она, конечно, — я не очень-то понимала, что именно собираюсь сказать. — Она крутая.
— Жопа у неё крутая. А так-то что?
— Ну, она старше меня. Настоящая такая женщина.
— А женщина должна быть порядочной. С такой жопой, как у твоей Маши, порядочной-то, наверное, быть непросто.
— Маша очень порядочная, — горячо заверила я его.
— Да что ты заладила? Маша да Маша. Что мне надо, то и беру. А я тебя выбрал. Были у меня такие маши с такими жопами. Жена вот моя такая была.

Лицо его неприятно дёрнулось. Я молчала, не зная, как реагировать на эту внезапную отповедь. Тут мы как раз и приехали к моему общежитию.

— Что-то разговорился я с тобой, — он как-то неловко улыбнулся. — Хорошим, видать, журналистом будешь. Ты мне вот что скажи. У тебя парень-то хоть один был? А то ведь как неживая.
— Был, — буркнула я. — Расстались вот недавно.
— А чего расстались?

Я чуть было не брякнула, что бросил он меня, но вовремя поправилась:

— Да сочинял всякое. Врал много.
— Нехорошо женщинам врать. Мне, может, поговорить с ним? Провести с товарищем воспитательную беседу?
— Да нет, не надо. Расстались ведь уже. Ну, я пойду.
— Подожди.

Он взял меня за руку. Ладонь его оказалась очень большой и сильной. Я вдруг подумала, что он легко может переломать мне все пальцы, и по спине побежали мурашки.

— Да ты не бойся, Оль, — сказал он неожиданно мягко. — Я ж вижу всё. Такой уж вышел вечер. Не самый лучший. Так больше не будет. Сделаем всё как надо. Шампанское, ужин, цветы. И ещё, — тут он погладил меня по щеке. — Ты зря про себя так думаешь. Маша-то, конечно, твоя хороша, но ведь должно же быть в человеке ещё что-нибудь, кроме жопы.

И поцеловал. Правильно так поцеловал, трепетно. У меня даже влага в глазах собралась. И руку всё держал — так, что горячо стало.

Потом вдруг потянул куда-то вниз. Я распахнула глаза и отпрянула. Алексей сидел предо мною с расстёгнутыми штанами.

— Ну, может, сделаешь приятное на прощание?

С неизвестно откуда нахлынувшим вдруг спокойствием я открыла дверь машины и молча вышла. А потом побежала.

В комнате я разделась и сразу залезла под одеяло. Меня знобило. Латышка, вернувшись из театра, явно испытала облегчение, заметив, что я на месте.

— Как прошло свидание? — спросила она.

Я коротко пересказала весь вечер.

— Ну и чего ты так расстроилась-то? — удивилась она. — Сосед вон наш, из 225-й, тоже чуть что член достаёт.
— Да не в этом же дело. Просто… я только вдруг подумала, что вот же — есть что-то человеческое в мужике, а он вдруг взял и хуй достал.

Мы немного помолчали.

— Слушай, а как думаешь, если я его отошью, ничего не будет? — спросила я.
— А что может быть?
— Ну я не знаю. ФСБ же.
— Ну что он тебя, на Лубянку отвезёт и там до смерти запытает?
— Не знаю.
— Ты, Оль, определись. Тебя что больше ебёт — хуй или ФСБ?

Я схватилась за голову.

Следующие четыре дня я вспоминаю как один длинный кошмар.

Алексей звонил мне по несколько раз на дню и требовал встречи. Я выдумывала всевозможные предлоги, чтобы не видеться с ним. Сказать ему, что я не хочу иметь с ним отношений, я не могла. Меня буквально сковало от ужаса.

Он разговаривал со мной очень по-разному: то грубил и почти угрожал, то нежно шептал что-то в трубку: что никогда меня не обидит, что всё будет хорошо.

Меня от этих звонков бросало то в жар, то в холод. То я хотела грубить ему в ответ и кричать, что он не смеет разговаривать со мною, как с какой-то девкой. То мне хотелось, как маленькой, разрыдаться и умолять оставить меня в покое. И уж совсем не могла я ответить ему достойно, как полагается, как взрослый человек, который говорит с взрослым человеком, рассчитывая на понимание.

Страх, который парализовал мою волю, был идиотским. Откуда-то из глубины сознания во мне поднимался ужас — не перед человеком, но перед силой, которая стояла за ним в моём воображении. Раз за разом я спрашивала себя, чего я боюсь, что может сделать мне этот мужчина? И не могла ответить на эти вопросы.

В те четыре дня я, кажется, обратилась ко всем, кого только знала.

Я даже позвонила своему знакомому Сане-Коммунисту, бывшему бандюку из девяностых. Но услышав про ФСБ, он сразу же завершил разговор. Сказал только: «Дай ему то, что он просит».

В какой-то момент я чуть было не решилась позвонить домой матери. Но вдруг представила, в какой ужас введут её эти три буквы — ФСБ. Я думала, что Маша, наверное, могла бы мне что-нибудь подсказать. Но звонить ей мне было неловко. На четвёртый день я была совершенно измучена бессонницей и тревогой.

И я решилась: позвонит ещё раз — скажу всё как есть. Тут и раздался звонок.

— Ну чего там? Завтра опять контрольная?
— Нет.
— Ну так давай сегодня встретимся.

Я молчала.

— Только ты смотри у меня. Сегодня ко мне поедем. Не отвертишься.

Я молчала.

— Чего молчишь? Я говорю, нечего уже рассусоливать. Ты мне нравишься. Я тебе… ну не нравлюсь, так понравлюсь. С этим я работать умею. Ну, чего молчишь-то?

В горле моём застрял огромный влажный ком. Я хотела сказать: «Никуда я не поеду. Не звоните мне больше, пожалуйста. Оставьте меня в покое», — но ком всё мешал мне, и я только что-то невнятно мычала в трубку, что мне надо подумать.

— Что ты там думать собралась? — взревел Алексей. — Задумчивая моя. Нечего тут думать! Выбирай, куда хочешь сначала — в ресторан? В клуб? Ну?

Взгляд мой, беспомощно блуждавший по комнате, наткнулся на театральный буклет на столе у соседки. Жуткий склизкий ком в горле вдруг обвалился в желудок.

— Лёша, — сказала я. — Своди меня, пожалуйста, в театр.

По ту сторону трубки наступила тишина. Потом раздалось неуверенное:

— Куда сводить?
— В театр. Актёры там, сцена. Ну, театр.
— Да знаю я, что такое театр, — сказал он. — Но почему театр-то? Ты знаешь, когда я последний раз в театре был? В школе ещё.
— Ну вот и давай сходим. Я тоже давно не была.

В трубке снова наступила тишина, на этот раз долгая. Наконец он сказал:

— Я перезвоню.

И отключился.

Больше я никогда его не слышала.