Тысячи людей по всей планете принимают участие в программе Au Pair и едут на чужбину в незнакомую семью, работают нянями, помогают по хозяйству и, по идее, должны становиться почти полноценным членом новой семьи. На деле всё, как правило, оказывается совсем не так. В рамках исследования «Что такое дом?» самиздата и ПИК мы пообщались с девушками, которые сменили не одну семью в Японии, Германии, Дании, Норвегии, Южной Корее, и узнали о сложностях, с которыми они столкнулись. Ссоры, недопонимание, скандалы, угрозы, порно, попытка сбежать от самого себя и своего настоящего дома — куда всё это приводит?

Исследование

«Что такое дом»

Через месяц норвежская хост-мама подошла к Кате Шведовой и сказала, что муж некомфортно себя чувствует в Катином присутствии. Шведовой 32 года, она родилась в Харькове и жила там до 27 лет. Училась, работала администратором в магазине, а потом уволилась и начала ездить по международным тренингам, волонтёрским программам и семинарам, почти без перерывов. В Норвегии Катя провела два года и по очереди жила и работала в трёх разных местных семьях, потом год трудилась волонтёром в детском доме в Эстонии вместе со своей девушкой, потом проходила стажировку для активистов в Берлине. Всё это время Катя бежала от собственной семьи и своего дома. Разговор с хост-мамой произошёл в самой первой Катиной семье: «Хост-отец сидел рядом и блыбал глазами. Он на самом деле всё время только бухал и порно смотрел. И жаловался ещё, что жена его больше не „вставляет“, а „вставляет“ только порно, — рассказывает Шведова. — Один раз заказал ящик порнографии на моё имя, потом прятал в своей комнате. Там же всё лицензионное покупают, не просто скачивают. Потом они сказали, что я не нашла общего языка с детьми. После полугода совместной жизни меня, по сути, выгнали, но с другой стороны, после этого они ещё три месяца, пока я искала другое жильё, платили за меня налог и не сообщали в миграционную службу, ничего потом не потребовав. Короче, я вообще их не понимаю».

Катя Шведова приехала в Норвегию в 2015 году по программе Au Pair, по которой молодые люди 18–30 лет живут в иностранной семье, учат язык и работают нянями. Au Pair работает в большинстве западных стран и везде называется этим французским словом, которое переводится как «на равных». Самих участников программы тоже называют Au Pair. По идее, они должны быть «старшим братом» или «старшей сестрой» для детей принимающей семьи. Если семьям, которые размещают студентов, платит за это вуз, то участникам Au Pair платит сама семья — за услуги няни и иногда домработницы. По условиям договора участники могут работать полный день и получают за это около пятисот долларов в месяц. Это гораздо меньше, чем семья в США или Германии потратила бы на постоянную няню.

— Особенно популярны филиппинки, многие ищут именно их, — говорит Катя. — Они готовы перерабатывать, потому что возвращаются через год-два на родину и строят на эти деньги себе дом. Вот представь: ты бы согласилась вкалывать, если бы можно было потом купить квартиру в центре Москвы? Ну, наверное, это какая-то мотивация?

Принимающие семьи обычно называют «хост-семьями», и это распространяется на «хост-маму», «хост-папу», братьев, сестёр и даже бабушек. Что думать о своих первых «хост-родителях», Катя до сих пор до конца не решила.

— Понимаешь, для меня тогда было важнее всего сменить среду на ту, которая меня принимает, и неважно, с кем я там буду жить, — пусть хоть инопланетяне. И мне уже от этого первое время было комфортно. С мая по сентябрь у меня не было никакого Skype, вообще никакой связи с родными, и этому я тоже была очень рада. А эти люди в Норвегии — они не смотрят на то, как я выгляжу, как разговариваю, как одеваюсь. Я пришла как-то раз и сказала: хочу побриться налысо — и в тот же день меня хост-папаша побрил на балконе, ни слова не сказал. У меня дома в Харькове это была бы целая драма.

Катя никогда не красится, носит очень короткую стрижку, на ней почти всегда джинсы и кроссовки, футболка или клетчатая рубашка. Она говорит тихо и немного и кажется стеснительной, не старается привлечь к себе внимание в компании. Уже три года она не проводит дома в Харькове больше пары недель подряд. И познакомились мы с ней тоже за границей — в Финляндии, на встрече активистов Baltic Glory. Днём были лекции и тренинги на антивоенные темы вроде «Как мы должны отреагировать на новости об испытаниях очередного оружия?», а вечером мы поехали на велосипедах посмотреть на соседний городок и море. Меня тогда удивило, насколько уверенно и откровенно Катя рассказывает о своей жизни: все истории переездов, отношения с родителями. Было видно, что она всё это уже не раз обдумывала. Катя говорит, что в детстве у неё не было какого-то конкретного представления об идеальном доме, но свой ей точно не нравился. В конце концов это и заставило её уехать, хотя долго, вплоть до 27 лет, переезд казался чем-то непонятным и даже невозможным.

— Я в детстве часто уходила жить к бабушке и хотела только одного — чтоб меня принимали такой, какая я есть, верили в меня и относились с теплом и любовью. Но всё равно никогда не думала, что уеду. До 27 лет не признавала автостоп и каучсёрфинг, а дом мне, по сути, заменяла работа.

В Харькове Катя работала администратором в сетевом обувном магазине. Перед этим, в 2010 году, она закончила железнодорожную академию в Харькове. Катя хотела поступить на журфак, но семья запретила: родители сказали, что жить с такой профессией будет не на что.

— У меня была авторитарная семья, которая вызывала море страхов, и от страха я всё это делала. В институте плакала весь первый курс. Самая показательная история оттуда: на практике нам сказали раскидывать снег лопатами, а оказалось, что можно просто дать взятку руководителям этой практики, которые в буквальном смысле плевали семечками — сидели в управлении железной дороги и ели семечки, и у них там был музей коньяка и всяких подарков. Диплом я забрала в 2015 году — ни разу не пригодился. Понимаешь, я всё это делала от страха. За рубежом ведь это нормально: люди берут год — и потом только решают, чем дальше заниматься; это только нам нужно срочно в институт, а потом срочно рожать.

В обувном магазине Катя сначала работала продавщицей, потом её повысили до управляющей, и эту работу её семья считала вполне подходящей, тем более что платили там хорошо. 

— Но в остальном мама меня постоянно шпыняла: не так выгляжу, не так одеваюсь, не та ориентация. Я тогда встречалась с девушкой, и она ко мне иногда приходила. Мама это смогла принять только через несколько лет, под угрозой полного разрыва. Я сказала, что мы сейчас разъедемся и больше не будем общаться никогда, и через какое-то время её как подменили: она начала говорить «всё равно родные люди» и сейчас как-то нормально к этому относится. Хотя это отношение чувствуется и в целом в стране. У меня, например, есть знакомая в Киеве, у которой мама после того, как к дочке в гости приходили девушки, полностью мыла дом с хлоркой. 

О программе Au Pair Катя услышала от подруги, которая ездила так в Германию. Почти сразу нашла в Украине агентство, которое помогло оформить документы, и уволилась с работы, потому что поиск семьи и сбор бумаг отнимали много времени. На подготовку ушло почти полгода, и всё это время Катя врала родителям, что ходит на подработки. 

— Мне было 27 лет, и приходилось врать маме вот так, как в детстве. Мне хотелось сбежать не только из страны, но и от своей семьи.

В первой Катиной семье, той самой, где хост-отец побрил её налысо, было двое детей  — мальчики шести и десяти лет. Она сразу почувствовала себя там как дома: хосты полностью принимали её внешний вид — короткие волосы и унисекс-одежду, сексуальную ориентацию. 

— Сначала мне всё нравилось. Ну, кроме шуток про веганство. Они почему-то шутили, что овощи ест только Путин, и им было смешно — не знаю, почему они так шутили. А ещё они рассказали, что до меня у них жили по очереди две филиппинки, и одна прожила аж два года, а вторая сбежала через три месяца, оставив ключ в почтовом ящике. Я подумала тогда: надо же, какая странная девушка. Потом, конечно, поняла, что и сама могла бы так поступить. В общем, период счастья был недолгим. Например, меня скоро попросили не закрывать дверь в мою комнату, чтоб детям было удобней ходить туда-сюда. Меня тогда это очень расстроило.

Когда я туда ехала, у меня был нулевой уровень английского, и мы говорили через гугл-переводчик. По контракту семья должна выделить деньги на языковые курсы, но они сказали, что ничего, с детьми выучишь. А детей они хотели полностью повесить на меня, потому что просто не знали, что с ними делать. Всё время говорили: ты босс, ты босс, ты босс, — на все вопросы. Младший мальчик впадал в истерику, папа его держал и сильно сжимал, а потом укладывал спать — и тот сразу засыпал. А второй мальчик гиперактивный, воровал, врал.

Мать работала по ночам, а отец бухал, и смотрел порно, и постоянно мне предлагал смотреть это порно вместе. У меня такое впечатление сложилось, что из-за этого вторая филиппинка и сбежала. А первая просто что-то такое ему позволяла. Он был рад, когда жены нет дома, рассказывал мне про свои проблемы с женой. Ну и закончилось всё тем, что они меня вызвали на этот разговор, и после разговора меня забрал хороший знакомый, с которым мы подружились уже в Норвегии.

Об Au Pair записаны сотни видеороликов на YouTube, и они делятся на две неравные части. Меньшая — рассказы на разных языках об удачных случаях, советы, плюсы, минусы и подводные камни. Эти видео часто напоминают блог молодых родителей: игрушки, рисование, горки, готовка, перевозка в автокресле и кормление детей, походы по магазинам и развивающим центрам. А один из советов девушкам — не носить короткие шорты. «Им и так с вами тяжело, они пускают чужого человека в семью, а вы приходите в коротких шортах и усугубляете ситуацию. Заставляете маму ревновать к мужу».

Бо́льшая часть видео — жалобы на семьи, из которых участники уехали раньше времени. Судя по рассказам участников, быть Au Pair вообще сложнее, чем иностранным студентом, который приехал к семье как гость. Самые восторженные отзывы о жизни в иностранной семье оставляют чаще всего те, кто гостил несколько недель или месяцев и не имел никаких обязательств перед своими «хостами». «Да, они стали „своей“ семьёй с первых минут, — рассказывает Ольга Филатова, которая в 2015 году три недели прожила в Южной Корее в семье протестантского пастора. Ему нужно было принять иностранца для практики по заданию церкви, а Ольга была в отпуске. — Каждый день приходила домой, и мне говорили: „С возвращением! Как день прошёл? Если кто-то обижал, скажи брату!“ Я с ними до сих пор общаюсь, и у нас общий чат, и мы переписываемся каждый день. Отец мне очень помог в эмоциональном плане. В Корее пастор — психолог по образованию. У меня было понимание, что у меня есть две семьи». 

Эльви Усманова жила в хост-семьях в Японии, Германии и Дании. Она уверена, что очень многое зависит от того, как себя поставишь в первые дни: иногда и неделю в чужой семье прожить тяжело. И если, например, в первый день согласишься посидеть у стола с едой и с телевизором, потом будет невозможно объяснить, почему ты больше не хочешь этого делать. «После трёх часов сидения мне хочется лезть на стенку, но приговор подписан, так будет и дальше, — рассказывает Эльви. — Через неделю набираюсь наглости и, просидев у стола для приличия полчаса, говорю, что мне надо заняться делом. Мне не верят, начинают переключать каналы, думая что мне просто не нравится фильм. Поэтому, приезжая к кому-то, я стараюсь максимально обособиться сразу. Уже в первый день при первой возможности ухожу в свою комнату, объяснив, что надо работать. Но это и в обратную сторону действует: если вы потом захотите посибаритствовать вместе с хозяевами, вас спросят: а как же работа? Но сложнее всего объяснить, что вы чего-то не едите. Если вы не едите тунца, потому что вы на диете или йога-тичер не велит, это кранты: вас до конца будут уговаривать съесть кусочек. „Это же совсем другой тунец, у вас таких нет!“ или „Ваш йога-тренер просто не хочет готовить“. И если вы съедите из вежливости маленький кусок в первый вечер, то потом ни от чего не сможете отказаться. Байкам, кстати, верят лучше, чем предписаниям диетологов. Поэтому можно рассказать, какая у вас жуткая аллергия и что от рыбы ночами вы бьётесь головой об аквариум».

Эльви рассказывает, что, пока жила у иностранцев, с интересом отмечала все различия. Например, в Дании в декабре её хосты сидели дома без отопления в шерстяных свитерах с оленями, но камин не зажигали, говорили, что им так привычно и комфортно. «Или утром семилетка встаёт и, пока мама-папа ещё раскачиваются, натягивает штаны, надевает утеплённые галоши и идёт, не позавтракав, гулять. Через час родители уже „приготовили“ бутерброд с креветками. Ребёнок вернулся с улицы: одна галоша в руке, нога мокрая, шарфа нет. Поел на скорую руку — и снова к друзьям. Ещё был шок — нет сахарницы на столе, а дети не привыкли ни к сладостям, ни к конфетам. Я раньше думала, что такие семьи — они придуманные, из журналов, а оказывается — обычные семьи. Когда приходишь в гости, чаще всего этого не видишь. Потому что для гостей натопят дом, дадут сахару. А здесь они продолжали жить своей обычной жизнью, и я видела те мелочи, которые не увидеть со стороны».

Наталья из Нижнего Новгорода, которая жила по программе Au Pair по очереди в двух семьях в Германии, добавляет, что хозяева с гостем действительно ведут себя так, как это повелось в первые дни, и можно бесконечно отмечать бытовые различия. Но правила и закономерности работают только в том случае, если семья «нормальная». «В Au Pair всё-таки сложнее, потому что у тебя есть обязанности, и ты не всегда понимаешь, где они заканчиваются. Например, по договору нужно мыть посуду только за детьми, но я мыла за всей семьей, потому что стеснялась отстаивать свои права, тыкать в договор, — вспоминает Наталья. — Но если хост-родители адекватные, ты хотя бы понимаешь их мотивы: они ищут дешёвую домработницу и пытаются на ней ещё больше сэкономить. Например, они обязаны оплатить языковые курсы, но ищут самые дешёвые или пытаются уговорить, что они тебе не нужны. А есть такие, которые просто орут постоянно друг на друга, не следят за детьми. Дети в таких семьях неуправляемые, они врут, перебегают дорогу на красный свет, дерутся, могут наговорить про тебя гадостей. И это логично, что родители ищут какое-то лёгкое решение, в виде Au Pair: они надеются спихнуть детей, поэтому такие истории повторяются раз за разом».

Наталья рассказывает, что, несмотря на натянутые отношения, у всех хостов довольно быстро она начинала чувствовать себя как дома. «Не знаю, это у всех так или только у меня, но я быстро привыкаю к месту, — говорит она. — И особенно к своей комнате. Мои комнаты вообще очень быстро начинают выглядеть одинаково, даже если в них разные обои и мебель. Я раскладываю какие-то свои вещи, и даже если они меняются, они всегда какие-то мои. Например, вешаю на стену открытки, которые мне присылали друзья из других городов. Или просто одежда на стуле, кружка на столе, пара коробок из „Икеи“ с косметикой и расчёсками всякими — они уже создают какое-то ощущение, что я у себя дома. Оно часто пропадало, как только я выходила на улицу, потому что я как будто из своей комнаты, где прожила всю жизнь, выходила сразу в другую страну, с другими светофорами, домами. Но именно из комнат мне всегда было даже жалко уезжать. Эту атмосферу дома, конечно, создают не только вещи, но и знание, что в твою комнату никто не войдёт, что ты в безопасности. Блин, конечно, комната — это не дом, это как растворимый кофе: он как-то воспроизводит форму, но по сути это совсем не то. Дом — это семья. Но если её нет, то приходится как-то справляться. Мне кажется, многие из тех, кто едет на Au Pair не из совсем бедных стран, а из второго мира, — это люди, которые пытаются не столько заработать, сколько найти дом и семью. У самой меня отношения с родственниками никогда не складывались, родители всё время требовали от меня соответствовать тысяче каких-то правил, постоянно были недовольны. И я как-то сама себе не признавалась, что еду искать дом. То есть думала, что поеду заработать денег, и вообще — всё равно я не знаю, чем заняться, а так выучу язык. Но где-то подспудно была такая мысль, в которой я сама себе не признавалась: а вдруг я найду друзей на всю жизнь и останусь. Не знаю, я всё это не хочу формулировать, потому что это очень наивно. Конечно, чужие люди не начнут тебя любить и решать твои психологические проблемы просто потому, что ты к ним приехала. Иметь дом — это везение, а везёт не всем».

О том же в итоге говорила и Катя Шведова; правда, ощущение дома и безопасности появилось у неё только в третьей семье, спустя два года жизни за границей. 

Психолог Елизавета Коломийченко добавляет, что принимающие семьи, как правило, доказывают свою состоятельность агентам, которые отправляют к ним студентов, но приезжающий не застрахован от неприятностей. Внешне семья может выглядеть идеальной, и пока не поживёшь с ними, всего не проверишь. «Здесь важно, есть ли фундамент, заложенный родителями подростка, приехавшего погостить, — говорит Коломийченко. — И я, кстати, против использования терминов „хост-мама“ и „хост-папа“: у всех есть родные родители. Здесь же деловые отношения, и намеренно переходить границы не стоит. Если подросток, который приехал в гости, вырос в благополучной семье, он с лёгкостью отличит норму от ненормальности, и тогда его психика защищена от негативных влияний. Если он сочтёт, что с ним плохо обращаются, то просто пожалуется ответственным лицам». 

— Но многие специально ищут тех, кто не будет жаловаться, — уверена Катя. Хотя сама она в итоге пожаловалась в полицию на следующую семью. 

После первой поездки Катя Шведова на три месяца вернулась в Украину и нашла за это время другого хоста — незамужнюю женщину, которая работала стюардессой. У неё было двое усыновлённых детей: девочка лет десяти и пятилетний мальчик. Катя рассказывает, что долго говорила с будущей хост-матерью по скайпу, и они друг другу понравились.

«В Украине мне не хотелось оставаться, и я начала обрастать понемногу друзьями в Норвегии. Весь октябрь-ноябрь-декабрь я искала другую семью. И в январе поехала к этой женщине. Она по Skype производила абсолютно нормальное впечатление, но всё оказалось совсем иначе, — рассказывает Катя. — У неё тоже до меня были только филиппинки. Никто не хочет девочку из Германии, которая знает свои права. Такая девочка будет только по договору работать: она должна за детьми следить — и будет следить, но не больше. А эта мамаша, наверное, погуглила, что Украина тоже нищая страна, и поэтому меня взяла. Указывала мне на каждую пылинку, заставляла мыть стены и орала.

Эта мамаша постоянно доводила детей до истерики, кричала, выпихивала дочку на улицу. На улице минус десять, а она её выталкивает в том, в чём ребёнок по дому ходит, чтобы, вроде как, охладить. У девочки из-за этого кровь из носа шла. По-хорошему, нужно было снять всё это на камеру и сдать мамашу в полицию, но я её безумно боялась. Она очень была нервная, по ночам вставала и ходила, очень страшно было. До сих пор вспоминаю, и мне не по себе. И я, конечно, уже думала, что это со мной что-то не так, потому что уже во второй семье не прижилась. Хотя когда я звонила кому-то и люди слышали эти крики на фоне, все говорили: да у тебя тут, как в психушке.

А потом я познакомилась с дамой, которая жила неподалёку, мы выпили вечером вина, и оказалось, что они эту женщину знают. И они начали говорить: да она же ненормальная, тебе надо оттуда уезжать. Они сказали: „Понимаешь, это такой контингент, они хотят себе рабочую силу. Не познакомиться с кем-то из другой страны, а чтобы кто-то драил их дом, работал сверхурочно. И их большинство в этой программе. Есть ещё какая-то часть, которым просто пофигу на тебя. Ну и процентов, может, десять, которые действительно будут относиться к тебе как к старшей сестре“.

Только после этого я решилась. И перед уходом даже сказала: я с вами не буду оставаться больше ни на день и рекомендую вам обратиться к врачу. Не знаю, что на меня нашло, я так никогда не делала. И эта женщина ещё не сразу меня отпустила: она, наверное, боялась, что я действительно на неё пожалуюсь, и звонила, пыталась давить, выясняла, где я нахожусь, почему я уехала. Я написала в миграционную службу огромное письмо — и ей запретили участвовать в этой программе и принимать других Au Pair.

Мне помогла найти пристанище на неделю девочка из Украины, пока я не пойму, куда дальше двигаться. Я эту неделю прожила в семье её хостов, которые заставляли нас упаковывать дрова в палеты целыми днями, они эти дрова продавали. Я тогда думала, что лучше буду целыми днями складывать дрова в пригороде Осло, чем возвращаться в Украину. А Маша потом с ними совсем недолго прожила, потому что они быстро начали оставлять её на выходные в этом частном доме в пригороде практически без еды.

В это время я с помощью организаторов Au Pair искала другую хост-семью. И мне помогли найти семью, очень милую: папа — айтишник и музыкант, француз; мама — норвежка. Они жили когда-то в Питере и не хотели, чтобы дети забывали русский язык. Так что мы с детьми говорили на русском, хотя это тоже не очень по программе. Идея ведь в том, что участник приезжает учить язык.

И эта семья была хорошая, мы с ними общаемся до сих пор. Но всё равно я не понимаю: вот они почему-то тоже хотели сэкономить на языковых курсах, предложили мне какую-то урезанную версию, более дешёвую. У них ведь очень большие зарплаты, и эти курсы просто для них ерунда, но всё равно экономят. В этот раз мне уже не хотелось спорить, и я им просто сказала: не нужны мне эти курсы, отдайте деньги в Красный Крест. Но они что-то начали мямлить, что они и так много жертвуют на благотворительность. В общем, так всё это и заглохло. И вообще через какое-то время начинаешь чувствовать, что их просто жаба давит, даже кормить тебя.

У них я жила целый год. И всё было хорошо: они мне дарили подарки на Рождество, мои родители передавали им семена, чтобы сажать цветы, с детьми мы подружились. Но я поняла, что даже с неплохой в целом семьёй довольно сложно. Они нормально общались с детьми, не ругались, но они вот не могут найти свои носки или какие-то вещи, а ты должна всё это знать. Или вот представь, что кто-то тебе рассказывает каждый день, как у него дела внутри семьи, — какой-то чужой совершенно человек. Это скучно и сложно даже слушать, а тут ты это видишь каждый день. Я всё-таки почувствовала себя как дома, но только в своей комнате. Они милые, прекрасные люди, у меня была своя комната-дом. Но в итоге я поняла где-то через полгода, что чужой жизни, чужой рутины слишком много и что мне уже очень хочется отделиться от них».

Клинический психолог Пётр Скрипченко, который двенадцать лет учился и работал во Франции, считает, что в целом такие поездки — полезный опыт, но у людей, которые приезжают в другую страну и тем более в другую семью, психика часто перегружается от новых впечатлений. «Есть такое понятие — „синдром туриста“: чрезмерная нагрузка на психику в связи с резким изменением культурного слоя. А если к тому же человек к этому не готов, если он, например, не до конца отделился от родителей, то у него как минимум начнётся депрессивное состояние. И опасность одинакова в том случае, если семья слишком отстранённая, и, наоборот, если слишком эмоциональная. Я сам учился за рубежом и наблюдал такие связи, когда принимающая семья становилась как бы суррогатом настоящей, выстраивались очень крепкие связи. Но потом-то придётся расставаться — вы ведь даже не родственники. Такая излишняя привязанность, опять же, может возникнуть у людей из семей с гиперопекой, которые не привыкли опираться на свои силы».

Татьяна Павлова, психолог и руководитель консультационного центра «Всегда рядом», рассказывает, что основную роль в том, как человек воспримет поездку в хост-семью, играет его предыстория: то, как он жил раньше, какой была его семья. «Одно дело, если молодой человек едет учиться в другую страну или город, имея за плечами крепкий тыл, когда он воспринимает поездку как приключение. И другое, когда подросток едет временно пожить в другую семью с перспективой там же и остаться или получить нечто туманное, чего он и сам не очень понимает, — говорит Павлова. — Имея опыт хорошего дома, мы можем обеспечивать себе комфорт и безопасность, понимать, что именно для нас хорошо».

Пётр Скрипченко добавляет, что представление о «хорошем» доме не обязательно связано с квартирой и даже со страной. «Человек всё-таки не кошка, у него нет такой серьёзной привязанности к территории, — говорит он. — Поэтому дом — это отношения. Но, на мой взгляд, со временем понятие семьи на уровне общества становится более размытым. И думаю, что это проблема. В последнее время много говорят о том, что человек может жить и не в браке, и не в паре, и вообще один, но всё-таки человек — существо социальное. И никакой модный тренд не сможет отменить потребность в близких отношениях. И если культурно-социальные нормы говорят: мол, зачем тебе семья? — то потребность от этого не уходит, её надо как-то удовлетворять. И культура начинает предлагать вместо тёплых искренних отношений суррогаты. Голову такими суррогатами можно обмануть, но только на время, а дальше следует разочарование».

После «хорошей» семьи Катя вернулась в Украину — и почти сразу снова уехала: на год волонтёром в Эстонию, потом на тренинг в Германию. Приехала в Харьков несколько месяцев назад, в сентябре 2018 года. И уже к концу осени начала тосковать. Катя рассказывала тогда, что ей очень плохо и она вообще не понимает, что теперь делать со своей жизнью после. И что Харьков — уже совсем не дом, всё вокруг на неё давит, и хочется только уехать. «И знаешь, нам даже рассказывали на тренингах, что есть вот такие этапы, когда возвращаешься, и я уже встречала людей после разных иностранных программ, которые ходят такие же потерянные, — говорила Катя. — Это такой синдром отмены. Я, конечно, думала, что со мной ничего такого не случится, но сейчас все эти этапы прохожу по полной программе». К февралю она решила не пытаться привыкнуть, а просто уехать. Она поняла, что дом как таковой ей просто не нужен, и когда поняла — успокоилась.

— Сейчас, после трёх лет скитаний, я осознала, что очень хочу посмотреть весь мир и что не хочу задерживаться где-то «дома», на одном месте, больше трёх-шести месяцев. У меня появилась безудержная тяга к автостопу, путешествиям, в декабре я зарегистрировалась на сайте с волонтёрскими программами за рубежом. Хочу попробовать куда-то поехать волонтёром, где работаешь четыре-пять часов за жильё и еду. С сентября живу в Харькове, пора в путь.