Наш читатель, представляющийся Джонатаном Ливингстоном (хотя нам кажется, что его зовут Владимиром, а фамилия его начинается на М), который совсем недавно уже рассказывал на страницах самиздата о том, как детский обряд инициации из игры превратился в ночное сражение за свою жизнь на сельском кладбище, сегодня рассказывает о пережитом им акте настоящего сплочения: в эпоху Постапокалипсиса, когда коммуникации между людьми оказываются катастрофически разорванными, когда в каждом незнакомце есть все основания подозревать если не маньяка, то как минимум мошенника, Владимир-Джонатан откликнулся на зов помочь ближнему и не прогадал, прокачав карму и получив в награду вкусный кофе.
С содроганием сердца я уже предвкушал сообщение типа «Слушай, я тут в тебя всё время была тайно влюблена и только сейчас решилась написать». Но она лишь, не здороваясь, спросила, настоящие ли у меня имя и фамилия. Комичность ситуации в том, что имя у меня самое обычное, а уж фамилия и вовсе не относится к разряду тех, которые ставят нежные тинейджеры для красоты на своей странице. В общем, я написал ей в ответ, что всё у меня самое настоящее. После этого я минут пятнадцать любовался мигающей надписью «Собеседник печатает вам сообщение», но вскоре решил, что не так уж я и заинтригован, и лёг спать. Наутро в сообщениях меня ждал самый настоящий суицидный блокбастер, и суть его была следующей:
Жил-был на свете какой-то пацан, и не очень-то сильно ему нравилось жить, поэтому он решил убить себя. Осуществить задуманное у него по каким-то причинам не получилось, и в итоге он попал в больницу, причём в закрытое отделение, в которое к пациентам пускают только родственников. Проблема была ещё и в том, что родственников у него нет, они погибли, а есть только брат, который живёт в Европе и тоже не приедет его навестить, так что пацан там торчит совсем один. После этого девушка объяснила, почему решила написать именно мне. Я полный тёзка этого самого европейского брата — причём совпадают у нас не только имя и фамилия, но даже дата рождения. А в больнице той с посещениями всё очень строго.
Я решил осторожно спросить, уверена ли она, что будет удачной идеей, если в палату к бывшему самоубийце из всех людей на Земле придёт какой-то незнакомый чувак с именем и фамилией, как у его брата? Тут-то она и раскрыла мне детали своего плана. Она пойдёт со мной в качестве его (а соответственно, и моей) двоюродной сестры, о которой, так как она не близкий родственник, в больнице информации нет, но поскольку она будет сопровождать близкого родственника, то есть меня, есть шанс, что её тоже пропустят. А она очень хочет с ним поговорить, ведь накануне инцидента он звал её в кино, но она с ним не пошла, хотя на самом деле в тайне в него влюблена… Вот тут я, конечно, мысленно воскликнул: «О, женщины!», но высказывать ей всё, что об этом думаю, не стал, а вместо этого призадумался.
На следующий день я, взяв паспорт, поехал на самое странное в своей жизни задание.
Когда я подошёл к больнице, меня уже ждала пунцовая от смущения и оттого ещё более привлекательная девушка со стаканом кофе из Старбакса размером с ведро. Пряча глаза, она сказала, что от меня требуются только паспорт и минут двадцать моего времени, всё остальное она сделает и скажет за меня сама. Мы прошли в регистратуру, моя роковая спутница сообщила суровой тётеньке в окошке с лицом, похожим на мятую подушку, к кому мы пришли, и та, внимательно изучив мой паспорт, заявила, что она сама проводит нас к палате, а то мы заблудимся. «Двоюродная сестра» стала вяло протестовать, но женщина уже вылезла из-за стойки и была настроена решительно. Мы пошли вперёд, а она шла следом за нами. Дойдя до нужной двери, я вдруг осознал, что так и не спросил у своей новой знакомой, как же зовут моего двоюродного брата, и так и замер, положив руку на ручку двери. Моя псевдородственница не растерялась и сказала медсестре, что та может идти, а мы хотим побыть с Димой (ага!) наедине, но я всё ещё чувствовал взгляд суровой тётеньки на своей спине, когда поворачивал ручку.
На меня затравлено смотрел бледный черноволосый пацан лет девятнадцати с тёмными от недосыпа кругами под глазами, до того пялившийся в потолок, лёжа на кровати без подушки. Боже, какая же идиотская ситуация! Спину мою с подозрением буровит медсестра, в глаза с недоумением смотрит суицидник, и мне надо срочно сказать что-то такое, чтоб Дима смолчал, а медсестра поверила. Я стал укоризненно причитать: «Димон, ну как же ты так, почему мне не звонил, зачем такое сделал». Он от удивления аж сел и испуганно уставился на меня, но медсестру эта реакция почему-то полностью устроила, и она убежала, загрохотав по лестнице где-то вдалеке. В палату втиснулась девушка, а я с чувством выполненного долга сказал совершенно офигевшему Диме: «Ну, пока, я, наверное, в коридоре постою», отхлебнул кофе и упорхнул.
Стоя в больничном коридоре и попивая остывший кофе, я видел сквозь открытую дверь, как моя спутница что-то долго и эмоционально говорила, а Дима смеялся и краснел, через какое-то время они уже сидели, обнявшись, роняя изредка какие-то фразы. Где-то через минут двадцать моя «двоюродная сестрица» вышла из палаты и сообщила мне, что всё у них теперь хорошо, и как же им повезло, что у меня такие замечательные имя и фамилия. Дима, улыбаясь, помахал мне на прощание рукой.
А ещё примерно через месяц я зашёл на страницу той девушки и увидел, что она в отношениях с тем самым Димой, который, кстати, как оказалось, поёт русский рэп, что меня почему-то очень расстроило.