Сегодня среда, и директор раздела Сплочение Саша Нелюба рассуждает о том, зачем перекрашивать аватарки в Фейсбуке, от чего зависит выживание человека как вида и почему не надо поступать, как таксисты в Домодедово. А ещё о любви.

После теракта в аэропорту Домодедово в 2011 году местные таксисты взвинтили цены на свои услуги до небес. В 2014 после трагедии в Московском метро экскурсионная компания предоставила свой двухэтажный автобус для перевозки пассажиров. В 2015 Uber возил родственников жертв катастрофы А321 в Пулково и обратно бесплатно, не требуя документальных подтверждений родства.

После теракта в Париже в ноябре 2015 жители города пускали в свои квартиры тех, кто не смогли добраться до своих домов и отелей из-за полицейских оцеплений. Вчера после теракта в Брюсселе местные таксисты возили пассажиров из аэропорта бесплатно.

В 2012 году Крымск, пострадавший от наводнения, стал поворотной точкой в истории волонтёрского движения в России, люди со всей страны собирали помощь пострадавшим и со всей страны ехали разбирать завалы, взяв на работах отпуска.

В то же самое время совершенно справедливо можно сказать, что Uber и экскурсионный автобус пропиарились на трагедиях; что наверняка не все те, кто съездили в Пулково бесплатно, имели отношение к погибшим на рейсе А321; что Крымск стал грандиозным распилом и актом мародёрства одновременно; что не все, кто ехали туда под видом волонтёров, действительно делали что-то полезное; что французы, пускавшие в свои дома незнакомцев, рисковали жизнями, здоровьем и имуществом, да и вообще могли приютить тех же террористов. Всё так. А ещё таксисты в Домодедово.

И всё же массовые трагедии, теракты, катастрофы каждый раз становятся катализаторами сплочения. Перед лицом опасности люди обращаются к базовым потребностям, в том числе к потребности в сплочении. Ведь от умения сплачиваться зависит выживание вида. Но при этом общеизвестно, что от умения проявлять агрессию, защищаться и подстраивать мир под себя во многом зависит выживание индивида. Мир жесток, и, если ты будешь слишком мягок, ты не выживешь. Вот только кто делает этот мир жестоким? И кто определяет степень недопустимой мягкости?

Помимо стремления к сплочению трагедии и катастрофы каждый раз катализируют также и бурление говен, особенно в интернете. После терактов в Париже многие люди перекрашивали свои аватарки в Фейсбуке в цвета национального флага Франции. Другие люди обвиняли «перекрашенных» в лицемерии, в приверженности политике двойных стандартов, пространно рассуждали о бесполезности такой «помощи лайком» и требовали от тех, кто ставит флаги на аватары, «сделать что-нибудь реальное».

Я, например, довольно нескромно считаю, что действительно делаю что-то реальное. Ведь скоро пять лет, как я волонтёр. При этом я никогда не перекрашивала аватарки — не из каких-то идеологических соображений, а просто потому что потому. Но у меня не вызывали раздражения ни те, кто их красят, ни те, кто не красят. Единственные, кто вызывали у меня раздражение, — это те, кто вообще поднимали тему перекрашивания аватарок. Знаете, что? Давайте сыграем в игру «Саша — моральный авторитет»:
— Саша, нужно ли перекрашивать аватарки в знак солидарности с пострадавшими в терактах странами?
— Нужно.
— А можно не перекрашивать?
— Можно.
— А буду ли я плохим человеком, если не перекрашу?
— Нет, не будете. Вы будете плохим человеком, если поедете таксовать в аэропорт после теракта и взвинтите цену до небес.
— Саша, все эти перекрашивания аватарок, подсветка зданий и трогательные плакаты приносят какую-то практическую пользу?
— Божечки, конечно же нет!

И всё равно нужно перекрашивать, подсвечивать, выражать соболезнования, рисовать плакаты и писать глупые трогательные посты, которые потом, возможно, будет даже немного стыдно перечитывать. Я думаю, что всё это так же необходимо, как говорить «Я люблю тебя» человеку, который и так об этом знает. Потому что, если в какой-то момент перестать повторять эту фразу из расчёта, что оппонент и так в курсе ваших чувств, всё может просто однажды сломаться.

Мне очень редко в детстве говорили, что меня любят, и практически не говорили этого, когда я была подростком. Так уж сошлись характеры и сложились обстоятельства. И поэтому всем тем, кто пытались полюбить меня уже взрослой, приходилось кричать мне об этом во всё горло, молотя кулаками по стене. По стене, за которой я стояла, приложив к ней ухо и пытаясь услышать — любят меня там, за стеной, или нет.

В общем, не будьте домодедовскими таксистами, а сегодня вечером позвоните маме. Вы же её любите.