Четырнадцатилетняя Варя шлёт родителям видео из инфекционного отделения больницы в Геленджике. В отделении ещё не закончен ремонт: облупленные стены, дыры в полу и на потолке, заклеенная вытяжка. «Вот в такую больницу нас привезли ночью, — рассказывает Варя за кадром. — Она полностью грязная, пыльная; когда включаешь свет, странный шум. На потолке дыра, туалет не работает, за ним тоже что-то непонятное, душ — всё в одном месте. Дверь не запирается. Кормят на ужин кашей, и всё. На завтрак тоже дают кашу. Что ещё могу сказать? Жалюзи оборванные. По ночам шумит вентиляция — или я не знаю, что это». 

Варя перечисляет всё, что видит, будто это новостной сюжет. В инфекционном отделении она находится уже две недели.

Варя родом из подмосковного города Долгопрудный. В ночь с 18 на 19 марта её вместе с тринадцатью другими подростками, приехавшими со всей России готовиться к Спартакиаде по маунтинбайку, увезли на карантин. В изоляции оказался также их тренер Николай Медин. Для этого понадобились: сотрудники администрации города Геленджик, бригада врачей в защитных костюмах, наряд полиции и отряд Росгвардии. Полицейские — чтобы оцепить гостевой дом «Солнечный» в посёлке Архипово-Осиповка под Геленджиком, где жили все приехавшие на сборы. Росгвардейцы — чтобы скрутить Медина, заломить ему руки за спину и затолкать в автобус. 

Отец Вари, Александр Сельвачёв, рассказывает: всё началось со спортсмена, вернувшегося на сборы в Россию из Румынии. Спортсмен тренировался в другой команде. Его, как вспоминают сидящие на карантине, «толком не видели», не общались, и даже в столовую он ходил в другое время. И всё-таки: когда спортсмен обратился в местную больницу с жалобой на температуру, проверку устроили во всём гостевом доме. 

В «Солнечный» приехала бригада врачей с инфракрасными термометрами — замерять температуру каждому из постояльцев. У тринадцати человек, если верить термометрам, был жар. Однако они чувствовали себя нормально — и ртутный градусник при повторном измерении показывал такие же обычные 36,6. 

К обеду следующего дня гостевой дом «Солнечный» в посёлке Архипово-Осиповка закрылся на карантин. Врачи снова приехали с термометрами, и хоть в этот раз ни у кого жар не обнаружился, через пару часов после проверки главному тренеру Воробьеву позвонила начальница местного отделения Роспотребнадзора Ольга Тушина. 

Из разговора, который сложился у них в следующие несколько минут, было ясно одно: тех тринадцать человек нужно отправить в больницу, и немедленно. Воробьёв отказался: дети здоровы, к тому же и так сидят на карантине в гостевом доме. На его вопросы Тушина не отвечала. Диалог не клеился. 

В десять вечера возле «Солнечного» собралась толпа из полицейских, врачей, чиновников и росгвардейцев. Все они настаивали на том же, что и Тушина: тринадцать человек надо срочно везти на карантин в больницу. Тренеры написали письменный отказ. Тогда им снова начали звонить: чиновница из местного Роспотребнадзора обещала, что всех отправят на карантин в комфортабельный лагерь с удобствами. 

Усилиями чиновницы, врачей и полиции тринадцать детей посадили в автобус — вместе с двумя полицейскими. Медин до последнего отказывался ехать, пытаясь переубедить представителей власти в необходимости карантинирования команды, и в конце концов бойцы Росгвардии заломили ему руки и посадили в транспорт насильно. Автобус тронулся с места и поехал, но не в комфортабельный лагерь, а в геленджикскую больницу — бледно-жёлтый панельный дом на местной улице Луначарского.

У спортсмена, приехавшего из Румынии, так и не нашли коронавирус: два теста подтвердили, что он здоров. Однако дети и тренер остаются в инфекционном, и день, когда их оттуда выпустят, переносится раз за разом. 

Александр Сельвачёв, его бывшая жена Юлия и родители других детей тем временем консультируются у юристов, постоянно звонят то в больницу, то в местный Роспотребнадзор и пишут жалобы в прокуратуру. 

«Мы всё время получаем ответ, но ответ — „лучше бы не задавали вопрос“, что называется, — говорит Сельвачёв. — К тому же постоянно меняются показания. Сперва нам говорили, что у них всех подозрение на коронавирус, потом — что все здоровы, что два теста прошли — и оба отрицательные. Спрашиваем: „А что вы держите здоровых детей?“ Вот врачи и придумали версию, что это острый фарингит лёгкого течения. Потом они просто перестали отвечать. „Я не знаю, кто вы, родители — не родители, может, какие-то жулики. Приезжайте, мы вам всё расскажем“. Что вы нам расскажете? Вы нам расскажете, когда вы детей отпустите?»

Сборы, на которые приехали дети, должны были перейти в кубок России по маунтинбайку — 14 марта как раз началась первая гонка. А через день «Солнечный» закрыли на карантин. Сейчас возле гостевого дома дежурит полиция, все карантинированные оплачивают еду и проживание из своего кармана, но тренировки там продолжаются. Поэтому сперва Сельвачёв хотел добиться того, чтобы дочь вернули обратно в гостиницу — готовиться к соревнованиям: для неё это важно. «Это главное событие для них, они готовятся к Спартакиаде. Если они там хорошо выступят, для них это может стать такой путёвкой в большой спорт. И вообще — очень крутое достижение. Но чтобы Спартакиаду выиграть, надо очень серьёзно тренироваться. А сейчас дети сидят в этой больнице — койка к койке впритык — и ничего не могут. Соответственно, мы хотели, чтобы дети на базу вернулись. Но это не очень реальная перспектива».

Он объясняет: «Мы уже написали всякие бумаги в прокуратуру, Роспотребнадзор, минздрав. Но понятно, что в ситуации, когда всё настолько быстро меняется, у них нет никакой необходимости быстро отвечать. У них есть право на ответ в течение месяца — и ясно, что они этим воспользуются. Всем этим официальным лицам проще довести ситуацию до окончания карантина». 

Карантинный режим набирает обороты по всей стране. В Геленджике к подросткам-спортсменам с температурой выезжают полиция и Росгвардия, улицы Грозного бороздят патрульные машины, а вместо азана — призыва к обязательной молитве — с минаретов звучит призыв к самоизоляции. В Москве готовятся раздавать QR-коды и грозят нарушителям штрафами. Государственная дума в третьем чтении приняла закон, предусматривающий уголовное наказание за нарушение карантина. Минюст предложил временно запретить регистрацию браков и разводы. 

Российские власти во время пандемии скорее находятся в положении догоняющих: те меры, которые принимаются в Москве и в Петербурге, в других странах действуют уже недели. И почти каждый день дополняются новыми ограничениями.

«Наденьте маску, отправляйтесь домой и вымойте руки», — доносится из динамиков дрона голос полицейского. Дрон следует за пожилой китаянкой, нарушившей карантинный режим, пока полицейские не удостоверятся, что она точно ушла домой. Подлетает к мужчинам, собравшимся за небольшим столом у дома: «Граждане, играющие в карты, немедленно разойдитесь». Кружит над фермером посреди снежной дороги: «Садитесь на свою тележку и отправляйтесь домой. Вы даже маску не надели». 

Помимо дронов, китайские власти используют камеры наблюдения — их устанавливают прямо у входа в квартиру карантинированного, цифровые коды в мобильных приложениях, сообщающие всё о состоянии здоровья человека, и данные с телефонов граждан, чтобы отслеживать их перемещения. 

Первыми так называемый «электронный забор» возвели власти Тайваня: сотрудники полиции получают уведомления о том, что человек на карантине покинул дом или выключил телефон. Через 15 минут после этого полиция должна быть на месте.

В Сингапуре данные с телефонов используют в комплексе с другими мерами. Отслеживанием маршрутов заражённых каждый день занимаются до 100 сотрудников полиции. Каждый больной даёт максимально подробные показания: где он был, с кем контактировал, во сколько. После этого все, кого он мог заразить, получают постановление о необходимости соблюдения домашнего карантина. 

В Гонконге всем прибывшим из-за границы выдают специальные электронные браслеты, которые должны отслеживать перемещения людей и уведомлять полицию в случае нарушения карантина. Активировать их нужно, вернувшись домой и скачав специальное приложение. После этого пользователю даётся ровно минута на то, чтобы обойти всю квартиру, «обозначив» пространство, которое он не может покидать. 

В первую неделю гонконгские власти выдали 6000 таких браслетов. Однако активирована была только треть: то не считывался QR-код, то не приходило сообщение. Глава информационной службы Гонконга Виктор Лам Вай-киу публично принёс извинения, объяснив, что браслет и программу разрабатывали в спешке.

В Израиле к слежке за заражёнными привлекли контрразведку: передвижения больных отслеживает ШАБАК. Все, кто даже случайно оказался в паре метров от заражённого коронавирусом, получают сообщения с требованием срочно уйти в самоизоляцию. 

Пока система работает не без ошибок: сообщения приходят и врачам с отрицательным тестом на коронавирус — их просят это игнорировать, и всем, кто с врачами контактировал. Так система начала рассылать сообщения всем, кто приближался к гинекологу из Тель-Авива Итамару Зильберману. Их получила даже соседка, оставившая врачу торт под дверью.

Подключение ШАБАКа к отслеживанию маршрутов заражённых возмутило израильскую прессу, учёных и правозащитников. Этот шаг — как и гонконгские браслеты, и тайваньский «электронный забор», и китайские дроны — вызывает споры на совсем другую тему: права личности против безопасности общества. 

В интервью изданию Times of Israel адвокат Авнер Пинчук из ассоциации «В защиту гражданских прав в Израиле» заявлял: возможная польза таких методов «не оправдывает нарушения права на неприкосновенность частной жизни. Опасность COVID-19 не в самом вирусе, а в том, что в попытке избежать опасности мы потеряем базовые ценности свободного демократического общества». 

Решение израильские власти хотели принять в обход Кнессета — после чего Высший суд справедливости (БАГАЦ) временно запретил использование данных с телефонов граждан. Однако 24 марта, когда была создана парламентская комиссия, призванная контролировать действия спецслужб, суд отменил свой запрет. 

Дискуссии о том, допустимо ли вмешиваться в частную жизнь граждан для общего блага, продолжаются — как в Израиле, так и во всём остальном мире. Итальянец Джорджо Агамбен, один из самых цитируемых современных философов, пишет, что меры по борьбе с эпидемией, на которые идёт итальянское правительство, «непропорциональны» самой эпидемии: «Словно терроризм как причина для чрезвычайных мер себя исчерпал и появление эпидемии стало идеальным поводом ужесточить их, перейдя все возможные границы». Другая звезда современной философии, Славой Жижек, задаётся вопросом: «Разве Италия взаперти — не мечта тоталитарного лидера, воплотившаяся в реальность?»

На входе в израильских супермаркетах у покупателей теперь измеряют температуру — она не должна быть выше 38 градусов. «Муж сейчас ходил в супермаркет, — говорит жительница Тель-Авива Элисо Коган, — стоял на входе, ждал. Меряют температуру, а на улице сегодня жарко. Три раза пробовали, потом внутрь пустили. Говорят, что могут закрыть и магазины, а солдаты будут раздавать пайки». 

Еды в магазинах, по словам Элисо, хватает, но яйца в дефиците: пару недель назад кто-то пустил слух, что их можно замораживать без скорлупы. «Дают по две упаковки на руки — и привет». 

Элисо, директор по маркетингу, PR и коммуникациям в рекрутинговой компании B.Lab Business, сидит дома с мужем и двумя дочерьми. Взрослые работают, старшая дочь делает уроки, младшая — мается со скуки. Элисо с мужем стараются занять детей: пекут с ними печенье, делают зарядку и смотрят кино. 

Израильские власти ужесточали карантинный режим постепенно. К 9 марта, когда выявили первые 50 случаев заражения, ввели обязательную самоизоляцию для всех, кто прилетел из-за границы. «Двое моих друзей попали в такую изоляцию, — рассказывает другой житель Тель-Авива, Роман Гольдштейн. — За ними никто не следил специально, но за нарушение такого режима был объявлен штраф в 5000 шекелей — примерно 100 000 рублей. Было пару случаев, когда людей ловили: одна девушка просто рассказала в магазине продавцу, что недавно вернулась из-за границы. Он, конечно, позвонил в полицию».

Друзья Гольдштейна, попавшие в изоляцию, «сидели добросовестно». Роман рассказывает: «Мы им возили продукты. Один друг попросил достать ему травы. Подруге мы подарили вибратор. Оказался очень полезной штуковиной в такой ситуации. Правда, по обнимашкам с живыми людьми она всё равно скучала больше всего». 

К 15 марта закрыли все образовательные учреждения и запретили собираться группами больше чем в 10 человек. Отели, спортзалы, пляжи, зоопарки, торговые центры должны были закрыться. 19 марта в стране объявили режим ЧС, а ещё через пять дней запретили покидать дом дальше чем на 100 метров. С 1 апреля карантинные меры усилили: теперь нельзя собираться больше чем по двое. 

«Всем, чью работу признали жизненно важной, сделали специальные разрешения для передвижения по улицам, — рассказывает Ирина Дыкина, сотрудница муниципалитета города Реховот. — Даже тем волонтёрам, которые кормят кошек». 

Дыкина присылает селфи: в зеркале — худая блондинка в розовой футболке, тёмно-красных брюках и голубых резиновых перчатках. Глаза Ирины защищают очки с затемнёнными стёклами. На ней медицинская маска. Телефон в последние дни разрывается: старики и люди в зоне риска для выхода в магазин оформляют заявки на получение продуктовых наборов. Все имена надо занести в список, а список передать в местный соцотдел. «Я работаю в отделе абсорбции при местном муниципалитете, — объясняет Ирина. — Мы отвечаем за помощь всем русскоязычным жителям города. А их сотни семей». 

Разобравшись с бумажной работой, Дыкина добровольно развозит горячую еду и продуктовые наборы. За вчерашний день она посетила десять семей — это был марш-бросок по всему городу. «Сколько распределили другим волонтёрам, я не знаю, но в последних списках было более двухсот семей, — говорит Ирина. — У нас есть инструкции: не заходить в дом, не подходить ближе чем на два метра к человеку».

На момент написания этого текста в Израиле 6857 заражённых, 36 из которых скончались. За последние дни израильское правительство разослало тысячи уведомлений о необходимости немедленного карантина — и выявило с помощью ШАБАКа сотни новых случаев заражения. 

Второго апреля в первом городе — религиозном Бней-Браке — ограничили въезд и выезд. Туда вводят войска, а стариков эвакуируют. До этого евреи-ортодоксы — большинство жителей Бней-Брака — карантин не соблюдали. На похороны местного раввина, несмотря на запрет, собрались сотни человек. 

На видео из иерусалимского района Меа-Шеарим полиции кричат: «Нацисты!» «Убийцы!» После того как в Яффо арестовали подростка за нарушение карантина, местное население устроило «коронавирусный бунт»: с криками «Аллах акбар» толпа поджигала покрышки и кидалась в полицию камнями и бутылками с зажигательной семью. 

Немусульмане и неортодоксы смотрят на карантин совершенно по-другому. На сайте израильского минздрава есть возможность сообщить о том, что сосед или знакомый нарушает карантин. Ею пользуются. На вопрос, не донос ли это, жители Тель-Авива отвечают отрицательно. «Не совсем так, — говорит Гольдштейн. — Все понимают общественную опасность такого поведения. Человек может заразить многих и в том числе тебя. Все боятся убить бабушку». Элисо Коган удивляется: «А как иначе? Если один ради своего комфорта жертвует жизнями других, почему другие должны его покрывать?»

Элисо Коган замечает, что общество в Израиле более сплочённое в стрессовых ситуациях, чем российское, — «привыкли к войнам». «В обычные дни, — объясняет Ирина Дыкина, — можно ругаться на дорогах, с соседями, но когда что-то случается, все объединяются. Кстати, то же понимание приходит и когда по нам стреляют. Каждый раз, когда на юге опять обострение и летят ракеты из Газы в южные города, центр страны и север открывают двери своих домов и берут к себе семьи с детьми, стариков — всех, кто хочет уехать на это время».

Кажется, что на эпидемию коронавируса израильское правительство — да и сами жители страны — смотрят как на ещё одну войну. Элисо соглашается: «А это и есть война. Разрушения будут сопоставимы с войной. Определённо. И шок сопоставим».

В России ощущения войны ни у кого нет. Есть — нервный смех в Твиттере после того, как Путин заявил о продлении каникул. Шутки про апокалипсис, гречку и про то, что в стране введён режим ХЗ: «ХЗ, что происходит, ХЗ, кто ответственен, ХЗ, когда кончится». Попытки подсчитать, какого именно размаха экономический коллапс ждёт страну после того, как карантин кончится. Про QR-коды для каждого москвича тоже шутят — и кто-то даже упоминает обязательного в таких ситуациях Большого Брата, но в целом меры по борьбе с коронавирусом в стране пока выглядят хаотичными. 

Людей, вернувшихся в Россию, отправляют в самоизоляцию, однако не налажена сама система, по которой им могут поставить диагноз. Анатолий Макаров, в конце февраля вернувшийся в Москву из Милана, через два дня после прилёта обнаружил: его температура поднялась до 38,5. К этому добавились одышка и сухой кашель. 

В районной поликлинике Макарову сказали, что он абсолютно здоров. Через день пульмонолог заподозрил у него пневмонию. Через две недели сдачи анализов, приёма антибиотиков и жизни с ингалятором самочувствие Макарова ухудшилось, и он вызвал скорую. «Как сказала скорая, переживать мне нечего, так как я прилетел на пару дней больше, чем две недели назад, а значит, „обнулился“, как сейчас стало модно говорить, и тест на коронавирус мне не положен, — пишет Макаров в фейсбуке. — На то, что вокруг меня заболели почти все, с кем я успел повидаться, мне рекомендовали думать о тех, кто не заболел. Итог — у меня ОРВИ, лечение — пить воды побольше». 

На следующий день районная поликлиника снова вызвала Макарову скорую помощь, и его увезли в больницу в Коммунарке. «В скорой были очень удивлены, что меня сразу не забрали и не взяли тест».

Другую жительницу Москвы, Татьяну, госпитализировали по постановлению Роспотребнадзора. «Якобы я была в контакте с больным коронавирусом, но я сидела на карантине в домашних условиях, — объясняет Татьяна. — Меня забрали, сказали, что анализ будет делаться два часа, в итоге я нахожусь в госпитале уже четыре дня, никаких анализов и подтверждений. Температуры нет, и анализы крови в норме».

Из больницы Татьяна присылает сообщения в телеграм: «Нас не отпускают, хотя два отрицательных результата. Положили и держат. Из-за того, что надо ждать ещё анализы. Когда они будут, неизвестно. Типа лаборатории перегружены». Татьяна провела в больнице около недели и обратилась в правозащитную организацию «Агора», чтобы поскорее выйти.

Через день после этого разговора её выписали. «Условия норм, но непонятна система госпитализации. Госпитализируют всех подряд, без симптомов и без температуры. И с отрицательными анализами держат в больнице. Странно очень. Ведь здоровые люди подвергаются риску заболеть». Главное, что остаётся у людей на карантине, — возможность выбирать, как именно они отнесутся к ситуации, в которую попали. 

Всю неделю, которую Анатолий Макаров провёл в Коммунарке, он снимал сториз про то, как сушит из больничного хлеба сухари «Три батареечки», и рассказывал о жизни на карантине. В первый день он выложил снимок больничной двери с подписью: «Принесли обед. Точнее, занесли и убежали. Еле удержался сказать: „Не бойтесь, я сам вас боюсь не меньше, чем вы меня!“» Позже начал шутить про жизнь в люксовом отеле. Запеканка в пластиковом лотке — «что может быть лучше, чем шикарный ужин в комнате с умопомрачительным видом», две пластиковые чашки с чаем — «а я уже думал, что и не найду тут бар, вечер перестаёт быть томным». 

Сейчас Анатолий сидит дома: готовит пасту, фотографирует виды из окна и призывает оставаться дома и других. На вопрос, продолжается ли у него обязательный карантин, отвечает: «Уже рекомендательный. Сам запутался, какой. Я на самоизоляции, короче».

Вместе с Варей в карантине дети из Санкт-Петербурга, города Копейска, Москвы и других городов со всей России. Как только стало известно, что всех их принудительно заперли в больнице с заклеенной вентиляцией и тараканами, часть родителей немедленно выехали за ними и взяли больницу в осаду. Подросткам, запертым на карантине в геленджикской больнице, после гневных звонков родителей пару дней привозили еду из местного кафе. «Вот, кормить нормально стали, уже что-то, — сказал тогда Александр Сельвачёв. — Наша контролируемая истерика дала свои плоды». 

Сперва дети относились к тому, что с ними произошло, «как к какому-то приключению, которое им не нравится, но тем не менее». «Дети не взрослые, — объяснял Сельвачёв. — Им надо держать марку друг перед другом. Они очень дружные, стараются друг друга поддерживать. Варя особо мне не рассказывает, что происходит, — только „нам удалось скачать фильм и посмотреть его“, „нам удалось выйти на балкон“. Говорит, что если бы сюда ей ещё привезли велосипед и учебники, было бы нормально. Велосипед не разрешили, а вот учебники попытаемся передать». 

В этом разговоре речь шла о том, что детей выпишут 29 марта, — и юрист, услугами которого пользовались Сельвачёвы, планировал к этому времени поехать в Геленджик. Однако третий тест на коронавирус перенесли. Дальше все ждали, что дети выйдут из геленджикской больницы 1 апреля. 

«Ещё не пришли результаты анализов, обещали завтра, — писал в ватсапе один из сидящих на карантине. — Сидим на чемоданах, ждём. Врачи — нормально, но кормить стали хуже, вернулись опять к столовке больничной, но уже не будет по-другому. 29 человек привезли, пять-шесть с подтверждённым диагнозом».

Второго апреля в середине дня Сельвачёв прислал сообщение: «Привет. Уже ничего не обещают. Уже и сроки карантина прошли, и родители спят в машинах где-то в полях, чтобы детей забрать, и еда в больнице кончилась, а они всё друг на друга кивают». Оказалось, что анализ будет готов «завтра к вечеру» — и дети с тренером останутся в больнице на выходные. «Причём один раз в лаборатории им сказали, что анализ давно готов, но после этому человеку больше слова не дали, и теперь говорят, что ещё не готов». 

В родительском чате каждый день появляются новости, смысл которых — ничего нового не происходит. Когда родители пробуют вызвонить Тушину, она то привычно обещает, что результаты анализов будут «завтра», то начинает кричать: «Зачем вы звоните мне на мобильный?» На запрос самиздата пресс-служба отделения Роспотребнадзора по Краснодарскому краю не ответила.

То, что теперь происходит с детьми, Александр Сельвачёв описывает коротко: «Говорят, они спят в основном. Апатия».