я сижу наверху и вижу, как какой-то парень кричит и плачет, вскидывая руки в диком танце, а затем падает на пол и закрывает лицо;
незнакомый человек хватает меня за воротник куртки, вытаскивает из давки и перекидывает через забор;
я сижу на взлётной полосе и вижу, как ко мне подбирается лужа чужой мочи;
моя любимая группа восстала из мёртвых;
в моих руках бьётся в конвульсиях потный школьник в шерстяном свитере, пока Максим Реалити кричит: WHERE IS FUCKING SIBERIAN WARRIORS?
Воспоминаний много, и каждое из них — повод не сойти с ума в однообразной ежедневной суете. Если со мной это было, значит есть надежда на что-то ещё, кроме мороза и тех четырёх станций метро, что я проезжаю каждый день. Это понимание даёт надежду.
Я стою напротив стенда с афишами, падает гадкий снежок, скоро он покроет тротуары и люди заскользят, западают, занервничают. Между моим шарфом и воротом пальто — небольшая щель, туда задувает ветер, холодом, как ножиком, ведёт по шее: скоро ноябрь. Афиши вздулись и покрылись морщинами: здесь фестиваль романсов, «Иванушки International», кастинг в детский танцевальный ансамбль «Апельсин», Елена Воробей, спектакль из Москвы с Сергеем Маковецким и Еленой Яковлевой «Бумажный брак».
Для меня на этих афишах ничего нет, никогда не было и не будет. Я точно знаю, что где-то в Новом Орлеане сейчас Arcade Fire играют мой любимый «Reflector», в Майами LCD Soundsystem вновь восстают из мёртвых, а The Killers, любить которых стыдно уже даже мне, всё равно гремят юбилейным шоу в честь пластинки «Sam’s Town» на весь Лас-Вегас. Но я в любимом Новосибирске, а значит, не стоит об этом думать и бередить свою душу. И всё же, когда-нибудь будет лето и будут деньги, и, может быть, получится купить билет на очередной самолёт, который отвезёт меня в любимую толкучку очередного музыкального фестиваля.
Я помню свой первый концерт, и это поразительное чувство: вот перед твоими глазами люди, голоса которых давно поселились в твоём плеере; ещё сегодня утром ты слушал их над облаками, в последнем ряду самолёта, на месте у прохода, а теперь ты видишь этих ребят перед собой. Мой первый концерт — это MUSE в Олимпийском, я сорвалась туда прямо в середине сессии, потому что давно мечтала. Это был самый дешёвый билет на боковую трибуну, сцену было видно довольно плохо, но чёрт возьми, та поездка изменила всю мою жизнь.
Во всём виноват парень, лица которого я сейчас даже не вспомню, а он моего и подавно: он не знал, что я за ним наблюдаю. Он смотрел концерт из самого дальнего ряда танц-партера, где уже почти не было толкотни. Я совершенно уверена, что он практически не видел сцену, но ему не было это нужно — всем своим видом он показывал, что уже счастлив. Этот фанат отдавал любимой музыке всего себя: тело-эквалайзер, воздетые к небу руки. В своём танце он выглядел смешно и нелепо: угловатые движения подростка, танцующего в своей комнате в одиночестве под магнитофон, пока родители не видят. На улице бы от него шарахались, но это был концерт, а значит, здесь можно было показать свою первобытность. Парень в тот момент был ужасно честен с собой. Он кричал, падал на пол, прыгал, целовал воздух и плакал. Меня поразила эта откровенность, и с тех пор я сама начала искать территории, где ты можешь стать самим собой на тысячу процентов.
Отдать себя крику
В сущности, нет никакой разницы, какую музыку любить. Если тебе нравятся всё те же «Иванушки», будь с ними. Рейверы, поклонники группы «Грибы», люди со свердловским рок-клубом в сердце — одна семья. Отдай себя концерту «Несчастного случая» в Доме учёных СО РАН, отдай себя Мите Фомину и песне «Всё будет хорошо», отдай себя Мэрилину Мэнсону, если православные активисты не запретят его концерт в твоём городе, отдай себя U2, Metallica, Royksopp, Moderat, Лане Дель Рей, Лёхе Никонову, группе «Ленинград» — да кому угодно, лишь бы ты был с собой честен и снова захотел жить.
Весной мы чуть не погибли. На одном из музыкальных фестивалей в Польше Red Hot Chili Peppers играли свой новый альбом, а местные подростки, в свою очередь, несдержанно пили. Организаторы не уследили за количеством людей в фан-зоне, и началась давка. Для начала я напрягала руки, чтобы соседи не сломали мне рёбра. Когда на сцену вышел Кидис, толпа хлынула вперёд, всему телу стало ужасно больно, стало страшно и захотелось избить каждого, кто стоял рядом со мной. С ноги слетел ботинок, девушка рядом начала рыдать. Самая настоящая паника — в красных лучах заката и лазерного шоу грохочет композиция “Can’t Stop”, поэтому наших воплей никто не слышит. Охранники начали вытягивать людей из первых рядов, концерт так и не остановили. Не помню как, но меня вынесло к ограждению: осталось только перелезть через забор, и я смогу нормально дышать. И в этот момент я поняла, что не могу поднять ногу, потому что на мне модные джинсы, которые я специально надела на концерт, чтобы выглядеть стильно. И эти джинсы с низкой посадкой сковали меня, я чисто физически не могла перелезть через ограждение и в тот момент подумала: «Меня сейчас задавят, и всему виной будут чёртовы „бойфренды“ из Топшопа». За забором какой-то парень увидел меня, схватил за куртку и буквально вытянул из толпы за воротник — я упала лицом во влажную траву и закричала. От травы пахло пивом и сыростью, народ из первых рядов всё ещё вытаскивали, Кидис не сказал ни слова.
Там, где сейчас живут беженцы, ещё год назад я танцевала под открытым небом. Берлинский аэропорт Темпельхоф прошлой осенью переоборудовали в концертную площадку, но вот беда — не рассчитали количество туалетов. Недорогое пиво, атмосфера веселья и сумерки раскрепостили многих, так что некоторые девушки и парни не стали ждать своей очереди в биотуалет, а просто нассали на цветастый забор с эмблемой фестиваля. В этот момент на сцене выступал старина Пит Доэрти и группа The Libertines. Доэрти в костюме дачника пытался завести толпу, а я уселась неподалёку на бывшую взлётную полосу.
Пока я слушала концерт, к танцполу от забора подобралась река сверкающей в лучах стробоскопа мочи. Организаторы потом извинились перед всеми за toilet situation, но запах берлинского фестиваля навсегда останется в моём сердце. И на моих кроссовках.
Истукан боится любви
В ноябре случилось чудо: в Новосибирск приехали The Prodigy. Уж не знаю, так ли плохи их дела (обычно к нам прилетают только те, кому нечего терять), или это был порыв души — посмотреть на Сибирь и всё такое — но факт: рядом с афишей фестиваля романсов осенью появились лица Лиама Хоулетта, Кита Флинта и Максима Реалити. Группа, из-за которой я боялась в детстве зайти в комнату к старшему брату (что за дьявол смотрит на меня с этой кассеты, на полном серьёзе собралась вдарить техно в этой дыре, то есть в нашем Ледовом дворце спорта). Горожане были вне себя от счастья.
И вот десять минут до концерта, пуховики в танц-партере в нетерпении трутся друг об друга, с треском высекая искры. В ЛДС нет гардероба, поэтому толпа поделилась на терпящих холод на входе ребят в джинсах и футболках и терпящих жару в танц-партере людей в пуховиках и куртках. Передо мной три персонажа: пьяненький красноярец с тетрапаком сока «Добрый» и цифровой мыльницей извивается вдоль ограждения в попытке соблазнить стоящих через ряд девушек, а также два школьника, один в очках и шерстяном свитере, другой лохматый и в клетчатой рубашке, которые пришли на концерт, кажется, впервые. Пока мы ждали начала, школьник в свитере вёл переписку с Любимой, и не прочесть её с огромного экрана смартфона было невозможно:
— А я тебе котлеток нажарила [Фотография котлеток]. С макаронами [Фотография макарон].
— Ммм, скорее бы домой, хочу котлеток, — ответил школьник.
Мне казалось, что если я встану за этим парнем, то концерт пройдёт мирно и спокойно — это отличный сосед, в отличие от наэлектризованного красноярца. Но я уже говорила, музыка высвобождает твою первобытность, а этот парень точно пришёл сюда не просто так. С первой секунды Prodigy решили уничтожить новосибирцев и гостей города: Breathe the pressure! Inhale, inhale, you’re the victim!
Наш танц-партер просто взорвался, любитель котлет взялся за ограждение, будто хотел вырвать его с корнем, как невероятный Халк. Он прыгал и кричал так, словно из него выходит бес. Я в восхищении, конечно же, вместе с ним — хватаюсь за его мокрый свитер из ангорской шерсти, чтобы не упасть. Впереди фан-зона, из-за них ничего не видно, был ли там вообще Лиам Хоулетт? Я не уверена. Но Максим Реалити точно был: он кричал на нас: «WHERE IS MY WARRIORS??? WHERE IS FUCKING SIBERIAN WARRIORS???!!!» И мы, как спартанцы, отвечали ему своей любовью, синяками и потом: «ЗДЕЕЕЕЕЕЕСЬ!!!» Уже потом я узнаю, что где-то в фан-зоне человек в слэме порвал связки на ноге, но не заметил этого, досмотрел концерт и уже утром поехал в травмпункт.
И во всём этом месиве несчастным выглядел лишь один парень, он же человек-истукан. NASTY NASTY!!! Истукан остался в пуховике. NASTY NASTY!!! Истукан пришёл сюда охранять свою девушку. NASTY NASTY!!! Истукан не любит такую музыку. Истукан боится её полюбить. Пока люди превращались в текучую биомассу, дрожащую в такт знакомой до боли Voodoo People, истукан принял мученическое выражение лица, но от своей миссии так и не отступил.
Ясно, что у каждого свой опыт, и если кто-то находит освобождение под бешеным взглядом Кита Флинта, ещё не значит, что так свободу обретает каждый. Но так ценно хотя бы попытаться влезть в драку, чтобы отпустить своих бесов. Можно совершенно не рассмотреть того артиста, к которому ты пришёл; можно потерять связь с реальностью и друга, бьющегося в экстазе под светом фонарей где-то в другом конце зала; можно рассыпать по танцполу все свои банковские карточки, однако если ты ушёл с концерта пустым, значит всё было не зря и ты снова готов биться за счастье со своей серой повседневностью.
