Разрушительное наводнение, пришедшее в 2019 году в Тулун, сначала вызвало панику и смятение, а потом стало неожиданным благом для пустеющего города в Иркутской области: на компенсации за смытые дома одни смогли уехать, другие — улучшить жилищные условия. Город ожил и начал строиться. Корреспондент самиздата отправился в Тулун, чтобы на его примере исследовать опыт восстановления общества после катастрофы и выяснить, что при этом меняется, а что остаётся неизменным.
Был четверг, 27 июня. Репетитор английского языка Эльвира Харкевич приехала на рынок «Содружество» за обоями и разными мелочами для косметического ремонта. В магазине стройматериалов ей сказали, что идёт наводнение и в городе началась эвакуация, но Эльвира, как многие жители Тулуна, не придала этому особого значения: микрорайон, где находится рынок, расположен в низине, и его регулярно подтапливает во время паводков. Правда, обычно это происходит в июле.
После рынка Эльвира направилась в торговый центр в другой части города — взять мяса для пятничных шашлыков. Но ТЦ, в связи с эвакуацией, оказался закрыт, и это уже настораживало, потому что улица, где он находится, была защищена дамбой, способной выдержать поднятие уровня воды в местной речке Ие на 10 метров. Такой паводок случается раз в сто лет, поэтому, когда дамбу возводили в 2008 году, власти обещали, что город защищён на целый век.
В тот день горожане видели на дамбе мэра города Юрия Карих, и со стороны он казался обеспокоенным, но уровень воды не выглядел как критический. Говорят, в начале XX века вода доходила до самой высокой местной точки — Покровской церкви, построенной на прибрежном холме в 20 метрах над гладью Ии, но регулярные гидрометеорологические наблюдения в Тулуне стали проводить только в 1930-х годах, и с тех пор ничего экстраординарного не наблюдали.
Средняя температура воздуха в Прибайкалье во второй половине XX века росла со скоростью 0,5–0,6 градуса в десять лет. Дожди и снегопады с каждым годом становились чуть гуще и выпадали чуть интенсивнее.
Тем временем Тулун развивался по пути типичного сибирского промышленного городка: в советские времена здесь обрабатывали лес и работал гидролизный завод, перегонявший отходы лесозаготовки в этиловый спирт, углекислоту и кормовые дрожжи. В 90-е спрос на сырьё упал, а завод разорился. На его базе в начале нулевых корпорация «Ростехнологии» планировала организовать производство биотоплива.
«Ещё одна интересная тема, которая, считаю, будет пользоваться большим спросом, — это биотехнологии: переработка… остатков от древесины — опилки, сучки, корешки. Всё это будет перерабатываться в биобутанол, который необходим для создания нового современного топлива… Мы уже подписали все контракты. В марте-апреле начнётся строительство», — говорил в 2008 году Сергей Чемезов, тогда глава «Ростехнологий», в ходе официальной встречи с президентом Медведевым.
Тем временем тема глобального изменения климата постепенно выходила из узкой ниши научных диспутов и становилась одной из главных на международных форумах и конференциях — параллельно с учащением экстремальных климатических событий по всей планете. В июле 2013 года в бассейне Амура случился сильнейших паводок, затронувший российский Дальний Восток и северо-запад Китая. В 2016 году крупные наводнения произошли в Европе и США.
Новое производство экологически чистого бутанола в Тулуне так и не стартовало. Официально — «из-за проблем с сырьевой базой». Бывший гидролизный завод так и не смог поставить достаточного количества опилок и стружки, «Ростехнологии» решили сменить площадку, а потом корпорация и вовсе забыла об этой инициативе.
Несмотря на экономический спад и отток населения в 2010-х, город с годовым бюджетом, сопоставимым с тратами на новогоднюю иллюминацию в Москве, мог похвастать и позитивными изменениями: на некоторых улицах в частном секторе проложили водопровод, начали расселение ветхого жилья, построили спортивный комплекс с бассейном, куда тулунчане с энтузиазмом стали ходить. На площадке в Гидролизном микрорайоне, где ещё недавно собирались наркоманы, разбили парк с летней сценой, качелями и спортивной площадкой.
В конце июня 2019 года в Тулун привезли новые купола для Покровской церкви — той самой, до которой вода якобы поднималась в начале XX века. Пока купола разгружали и готовились устанавливать, в предгорьях Восточного Саяна, где берёт начало Ия, сходились разнородные воздушные массы. Один поток пришёл с севера, из Арктики. Из Атлантики через Урал пришёл циклонический вихрь. Наконец, с Тихого океана принесло жаркий, насыщенный влагой воздух.
Пока в Тулуне готовились к сентябрьским выборам мэра, все три потока сформировали мощный циклон, зажатый между горами и двумя устойчивыми антициклонами. Он разрядился мощными продолжительными дождями, которые переполнили реки, стекающие с Восточного Саяна. Огромная масса воды устремилась к Тулуну, по дороге затапливая деревеньки, находящиеся выше по течению Ии. Синоптики полагали, что защитная дамба, построенная вдоль берега Ии после наводнения 2006 года, выдержит паводок. Но реальность сильно превзошла их ожидания.
28 июня вода начала прибывать. Поначалу это никого не смутило и даже вызвало интерес: кто-то спокойно гулял по дамбе, кто-то расположился с пивом и шашлыками на берегу реки, делящей город на две неравные части — одну на возвышенности, другую на равнине. Недостатка в обзорных точках не было: на некоторых участках частные дома построены всего в нескольких десятках метров от воды.
В два часа дня городская администрация отправила добровольцев — за недостатком сотрудников МЧС — оповещать местных жителей о необходимости эвакуации. К тому моменту уже затопило несколько деревень в Тулунском и соседних Нижнеудинском и Тайшетском районах.
В местных соцсетях, однако, беспокойство нарастало с самого утра. «В пятницу с утра я был на работе в ветеринарной клинике, мониторил интернет — все были озабочены поднятием реки, в „Одноклассниках“ прямо паника развивалась: отключат ли воду? перекроют ли мост? Такое ощущение что город жил ожиданием чего-то большого», — рассказывает Алексей Колпаков, ныне председатель Тулунской думы, а тогда рядовой депутат на неосвобождённой основе.
Колпаков стал одним из добровольцев-эвакуаторов. Он пришёл в администрацию, получил там планшет со списком адресов и отправился предупреждать людей. Ему достался дом в микрорайоне ЛДК, который находится в низине, на въезде в город со стороны Иркутска. Подъезжая, депутат увидел, что вода уже подошла к пятиэтажкам.
«Когда мы предупреждали людей о том, что надо эвакуироваться, они реагировали по-разному, — рассказывает Колпаков. — Кто-то говорил: „Да я уже всё вывез, сейчас сам собираюсь и уезжаю“. Другие отмахивались: „Мы уже одно наводнение пережили — и это переживём“».
Вода, удивительно тёплая, продолжала прибывать. В какой-то момент её уровень стал расти на метр в час. К восьми часам вечера она начала подходить к федеральной трассе, которая пересекает Тулун с запада на восток и соединяет Красноярск с Иркутском. В это время паники ещё не было: кто-то неторопливо собирал вещи, жильцы частных домов переносили всё самое ценное повыше. Наконец поток перелился через гребень дамбы и хлынул по улицам в низинной части города. Тут у многих времени осталось лишь на то, чтобы похватать предметы первой необходимости и одежду, до которой удалось дотянуться.
Эльвира Харкевич осознала, что ситуация нестандартная. Шаг первый — увезти ребёнка к родственникам и оставить у них же машину. Второй — перенести на второй этаж дома вещи и завести туда собак. Одна из них потом попробовала спуститься и погибла. Шаг третий — выбираться самой, взяв документы и прихватив маленькую собачку с кошкой. Вода стремительно прибывала, слышно было, как она плещется и как визжат у соседей цепные псы, которых не спустили с привязи: немало тулунчан спасали себя и свои пожитки в спешке и забывали о таких «мелочах».
«Визг довольно быстро прекратился, — рассказывает Эльвира, — а мы с сестрой, находясь на втором этаже, услышали, как вода входит в дом, — ничего подобного не было за всё время его существования. Когда мы выходили, она была уже по грудь. Это было после восьми вечера, мы оказались в водяном кольце».
Тулун состоит почти из девяти тысяч частных домов и полусотни пятиэтажных хрущёвок. Если в хрущёвках от надвигающейся воды ещё можно было перейти на этаж выше, то жильцам частных домов, которые не эвакуировались, оставалось только ждать спасения на крышах. Сил 70 профессиональных спасателей, в распоряжении которых было 15 катеров и вертолёт, категорически не хватало для города с населением в 41 тысячу человек, треть жилья которых ушла под воду. На помощь пришли те же волонтёры, что днём объезжали дома с предупреждениями об эвакуации.
Вечером 28 июня друг депутата Колпакова предприниматель Александр Миронов привёз надувную лодку с мотором. Её собрали на пока ещё сухой площадке у торгового центра, куда подбиралась вода из Тулунчика — реки, впадающей в Ию и тоже вышедшей из берегов. «Уже поплыли деревянные туалеты и прочий строительный мусор, — вспоминает Колпаков. — Вода по-прежнему была тёплая, но запах стоял ядрёный».
Решено было подбираться к домам на лодке, пересаживать в неё людей, а затем доставлять на аэроглиссер, который спустили на воду знакомые Колпакова. В теории это было просто, но на практике все карты смешала психология: люди до последнего боялись бросить нажитое за много лет.
Одна пожилая семейная пара решила переждать катаклизм на домовой пристройке: вынесли на крышу кровати, аккуратно их застелили, тут же поставили стул и разложили на нём лекарства. На предложение подплывших волонтёров собираться и спасаться ответили отказом. По воспоминаниям Колапкова, полчаса уговоров и угроз не дали никакого результата: опасение, что дом могут обнести мародёры, перевешивало инстинкт самосохранения.
Лишь заметив остановившийся невдалеке глиссер, бабушка заявила: «Мы на такой штуке поедем!» Попытки объяснить, что «штука» не может подобраться и до неё всё равно придётся плыть на надувной лодке, оказались тщетными. Точку в спорах поставил оторвавшийся под напором воды кусок забора, прижавший добровольных спасателей к стене дома. «Тут бабушка нам спокойно и говорит: „Ну всё, мальчики, теперь вы с нами тут умрёте“, — продолжает Колпаков. — Мы с Саней переглянулись: у него трое детей, у меня двое — как-то не входило в наши планы умирать».
Путь к спасению лежал через крышу, по которой нужно было перенести лодку. Пытаясь это сделать, Колпаков чуть не провалился под листы шифера, а пара в итоге от спасения отказалась.
Поначалу помощь не принимали и отец с сыном, дрейфовавшие на двухместной надувной лодочке возле дома, который уже был затоплен. Мужчина, вцепившийся в забор, боялся оставить жильё без присмотра. Младшего всё же удалось забрать. Других долго уговаривать не приходилось. Один глава семейства, накануне явно отметившей вечер пятницы, сразу согласился на эвакуацию, перекинул ноги в лодку спасателей и крикнул жене: «Галина, иди по мне как по трапу!»
«На самом деле, когда ночь спустилась, было очень страшно, — вспоминает глава Тулунской думы. — Помните, в девяностые был американский документальный сериал „911. Служба спасения“, там в заставке вертолёт с характерным шумом летел? У нас было один в один: рёв аэроглиссеров и вертолёта, прожекторы…»
К утру всё закончилось. Безмятежная гладь воды отражала живописные облака, подсвеченные нежно-розовым рассветом. «Вот здесь дом этих деда с бабкой стоял», — комментирует Колпаков в снятом им же видео, указывая на покосившийся деревянный столб, торчащий из водной глади, — единственное, что осталось от бревенчатой постройки. Правда, пожилую пару, отказавшуюся эвакуироваться, всё-таки спасли: к их дому, который поток уже сорвал с фундамента, смог подойти глиссер. Мужчина, отправивший с волонтёрами сына, тоже выжил: его, всю ночь продержавшегося за чудом устоявший забор, уже утром подобрали Миронов с Колпаковым. Для лодки, на которой его вывезли в безопасное место, первое большое плавание оказалось последним: какой-то острый обломок пробил один из баллонов.
Настало время фиксировать разрушения и подсчитывать убытки. Первым делом выяснилось, что исчезла мобильная связь и отключились банкоматы. Полки магазинов, которые не попали в зону затопления, быстро опустели: люди скупали продукты, опасаясь, что несколько дней город не будет получать никакой помощи.
Затем оказалось, что Тулун остался без свежеасфальтированной автомобильной парковки и новеньких спортивной и детской площадок — всё это смыло.
На перекрытой водой федеральной трассе образовались многокилометровые пробки. «Первое, с чем я столкнулась после наводнения, — ужасная агрессия на дорогах», — рассказывает Эльвира Харкевич. По её словам, среди водителей быстро нашлись желающие объехать пробку по встречной полосе и занять место поближе к затопленному участку, чтобы, когда вода уйдёт и проезд откроют, проскочить как можно быстрее. Обычно дело заканчивалось разговором на повышенных тонах с другими обозлёнными водителями, но несколько раз доходило до драки. «Наверное, культурно себя вели только дальнобойщики: они проявляли терпение, помогали людям — кто-то просто отдавал продукты, которые вёз», — продолжает Эльвира. Как и когда-то Крымск, пострадавший от наводнения Тулун показал миру силу волонтёрства.
«Это Серёга. У него пятеро детей. Он хакас. Кроме Абакана, не видел в своей жизни ни одного города. Жена до декрета работала в детском саду и очень рада зарплате 8 тысяч рублей, поскольку другой работы в их деревне абсолютно нет никакой. Серёга занимается скотом и помогает на стройках...» — так «Комсомольская правда» описала одного из волонтёров, помогавших затопленному Тулуну.
Серёга узнал о наводнении в вечернем выпуске новостей, который смотрел на своём стареньком телевизоре. Увидев разрушенные дома и уничтоженные огороды, со словами «нам тяжело, а им ещё труднее!» Серёга пошёл к соседу, занял денег на плацкарт в одну сторону без постельного белья, быстро прополол картошку и отправился из своего маленького села в Тулун. Там нашёл руководителя Иркутского благотворительного фонда «Оберег» Александра Соболева и заявил о желании помогать жертвам наводнения.
Помимо профессиональных спасателей и военных, в Тулун прибыли волонтёры со всей России. Кого-то мобилизовали политические партии, кого-то — общественные организации, такие как «Отряд 15.08», организованный в августе 2015 года, когда в Иркутской области полыхали лесные пожары. «Вот вам некоторые персонажи из моей бригады, — рассказывал один из руководителей отряда, предприниматель Константин Мамаджанов. — Кирилл из Калуги, социолог. Приехал сам, увидев сообщение по телевизору. Яша, узбек из благословенной Ферганской долины. Приехал на заработки. Решил, что соседям нужно помогать, и двинул в Тулун». Откликнулись и местные предприниматели. Например, владельцы одного из кафе организовали полевую кухню.
На Братском кольце — развязке, от которой одна федеральная трасса уходит в сторону Красноярского края, а другая ведёт на север Иркутской области, уже в субботу днём начали разворачивать палаточный лагерь. Добровольцы развозили купленную на свои деньги тушёнку и питьевую воду для водителей, застрявших на дороге. Те удивлялись: «Что, бесплатно?»
К вечеру начала поступать гуманитарная помощь. Принимали и распределяли её те же добровольцы. «Самыми тяжёлыми были третий и четвёртый день паводка, когда пришлось 52 часа на Братском кольце на ногах провести, — рассказывает председатель комитета по управлению муниципальным имуществом городской администрации Мария Миронова. — Грузовики с гуманитаркой подходили, мы их с молодёжью разгружали. Проблемы найти добровольцев не было — я просто кидала клич во „ВКонтакте“, что нужны волонтёры. В основном отозвались мои знакомые и однокурсники старшей дочери. До сих общаемся — они ко мне обращаются на „ты“, хотя многие мне в дети годятся».
Работы хватило всем: только у моста через Ию, через который проходит федеральная трасса, скопилось 300 домов, сорванных потоком воды. Значительная часть «деревяшек» сюда не доплыла, но их расшвыряло по затопленной территории. Похожая картина наблюдалась и в деревнях Тулунского района. Финансовый ущерб от наводнения в итоге составил 34 миллиарда рублей. Погибли 26 человек, судьба ещё четырёх, числящихся пропавшими без вести, до сих пор неизвестна. В наибольшей степени наводнение затронуло Тулун: в зоне чрезвычайной ситуации оказалось 12 852 человека, почти треть всего населения города.
«Что в этом Тулуне делать? Работы не найти. Я вон на вахту в Тайшет мотаюсь, в перерывах за баранкой подрабатываю», — хмыкает таксист по имени Владислав, с которым мы едем через утренний город спустя полгода после чрезвычайных событий.
Как ни странно, наводнение, хотя и смыло парковку, детскую площадку, а также здание автовокзала, придало новый импульс депрессивному сибирскому городку, из которого с начала девяностых уехала почти четверть жителей, а единственным градообразующим предприятием остались два угольных разреза, не считая железной дороги и нескольких торговых центров. Здесь начался небывалый строительный бум.
В хостеле «Привокзальный», где ночёвка стоит дешевле всего в Тулуне, на звонок ответили: «У нас турки на месяц вперёд всё выкупили». Более 800 строителей из Турции в город привезла «Роснефть», чтобы строить новую школу, рассчитанную на 1275 учеников. Под жильё рабочим выделили «Светофор» — сетевой магазин с низкими ценами, организованный в духе склада. Внутри его разделили перегородками и поставили двухэтажные нары.
Также на западе микрорайона Угольщиков строят жильё для переселенцев — три двухэтажных дома и десять пятиэтажек. Из окна хостела видны непривычные для местного пейзажа башенные краны. Жители Тулуна, рассчитывающие купить жилплощадь здесь или где-нибудь в пригороде Иркутска, через суд возвращают стоимость утраченных домов. Остатки большинства из них давно разобрали, но на некоторых красуются надписи от руки «Не трогать!» в сопровождении номеров мобильных.
В приёмной мэра и спустя полгода после наводнения непривычно многолюдно, а в кабинет соцзащиты стоит очередь из нескольких десятков человек, пришедших подать заявление на компенсацию погибшего урожая.
«Многие перекрестились, что их затопило: столько бабок получили», — прокомментировал эту ситуацию таксист Владислав.
В строительстве заняты не только турки — оно привлекает и местных. Андрей Рыбаченко, Вячеслав Васильев и Юрий Левко работают на строительстве нового микрорайона как субподрядчики. Я встречаю их собравшимися вокруг костра, сложенного из берёзовых дров. На улице 26 градусов мороза (встреча происходит в январе), и костёр как нельзя кстати.
«Мы тут как двенадцать месяцев, только втроём», — шутит Левко, немолодой жилистый мужчина среднего роста. Он один из тех, кто за счёт жилищного сертификата купил дом в пригороде Иркутска взамен затопленного в Тулуне. Переехать уговорил сын, который и до наводнения собирался перебраться поближе к областному центру. В Тулуне остались сестра и тёща, а также друзья и по совместительству партнёры по мелкому бизнесу. Они и пригласили Юрия поработать на строительстве жилья для переселенцев.
Андрей Рыбаченко, которого Левко и Васильев называют головой бригады, из-за наводнения лишился не только дома, но и кузнечной мастерской, которая приносила неплохой доход из-за стабильного спроса на мангалы, ограды, ворота и тому подобные кованые вещи. Спасти удалось лишь один станок, да и тот уже на новом месте не пережил сильных дождей, предшествовавших второй волне паводков.
«Восстанавливали очень тяжело, — говорит Андрей. — Реальный капут был, до октября разбирались. В такие моменты сразу понимаешь, кто вокруг тебя: если один-два тебе помогут — это большая роскошь. Вот давние друзья, дядя Слава и Юра, сразу после наводнения помогли».
«Дядя Слава», немногословный крепкий дядька лет пятидесяти, сразу после наводнения настоял на восстановлении мастерской. Всё, что уцелело и могло пойти в дело, для начала перевезли во двор его дома. Потом купили и отремонтировали гараж в районе вокзала, постепенно обставили его нужным оборудованием. Первое время после наводнения брались за ремонты, потом вернулись к строительству и работе с металлом. «В стране кризис, у многих бизнес упал, — замечает Васильев. — А нам что? Нам терять нечего. Вот втроём и вылезли».
У всех троих были мысли сбежать от навалившихся проблем, уехав из Тулуна. Тем более что знакомый приглашал в Абакан — столицу Хакасии. «Уже хотели сесть на грузовик и уехать, — признаётся Рыбаченко, — но совесть не позволила, походу».
В итоге с помощью друзей в восстановленной мастерской он смог заработать достаточно, чтобы рассчитаться с большинством заказчиков, потребовавших вернуть уже внесённую предоплату. Бизнес стал налаживаться. «Спасло то, что я никогда не беру кредиты, — говорит Андрей, — у меня такое правило. Потому, наверное, что я всю жизнь зарабатывал сам и знаю, сколько стоит каждый рубль. Я не понимаю, как можно что-то просто так на ветер выкинуть. Наверное, мне поэтому и не везёт в халяве».
Для кого-то природная катастрофа, напротив, обернулась «шальными» деньгами. Ещё 29 июня правительство распорядилось выделить пострадавшим от наводнения разовую помощь — 10 тысяч рублей на человека и компенсацию за утраченное имущество — 50–100 тысяч рублей, в зависимости от ущерба.
Некоторые принялись тратить компенсации на алкоголь, да так интенсивно, что с 1 июля на территориях, пострадавших от наводнения, специальным указом губернатора пришлось вводить сухой закон. По рассказам местных, нашлись те, кто заказывал такси в Братск, расположенный в 200 километрах от Тулуна, только ради того, чтобы купить пару бутылок водки. «Первую десятку дали — всё, гуляй, рванина, всё оплачено! — невесело усмехается Рыбаченко. — Кому горе, кому кормушка».
Помимо материальной помощи тем, чьё жильё уничтожила вода, полагался сертификат на покупку нового. Изначально его стоимость рассчитывали исходя из цены квадратного метра в 45,1 тысячи рублей и количества прописанных, затем начали учитывать площадь помещения, но только жилую. «Допустим, в нашем доме на 130 квадратов не учли ни ванную, ни гараж, ни котельную, — рассказывает Эльвира Харкевич. — Тем не менее мы получили компенсацию и смогли вложиться в строящееся жильё. Правда, я не считаю, что это был равноценный обмен, потому что в наш старый дом родители вкладывались всю жизнь, мой папа построил его полностью, каждый гвоздь забит его руками. К тому же тебе, конечно, дают возможность купить жильё, но на то, чтобы сделать ремонт и купить мебель, денег не предусматривается».
Первоначальная схема позволила тем, у кого в маленьком домишке были прописаны все дети и родственники, без проблем купить коттедж где-нибудь в пригороде. При восьми прописанных можно было получить сертификат на 6,5 миллиона рублей, при десяти — на 8 миллионов. У Гаянэ Ивановой смыло дом площадью 80 квадратов. На свою семью из пяти человек она смогла получить сертификат на 4 миллиона и купить деревянный благоустроенный коттедж площадью 125 квадратов в Хомутово, пригороде Иркутска.
Правда, для некоторых такое неожиданное улучшение жилищных условий обернулось неприятностями. Иркутская область славится самыми низкими в стране тарифами на электроэнергию, поэтому мало кто обращал внимание на мощность электрических батарей и качество утепления в новых домах. Первые же холода обернулись немалыми счетами на электричество.
— В Сосновом бору, элитном районе Тулуна, накупили домов, — рассказывает Рыбаченко, — а там коммуналка двадцать с лишним тысяч в месяц идёт: свет, канализация, центральное отопление. Теперь должникам отрубают электричество — и пошли возвраты.
— Даже у нас в Хомутово понабрали, — подключается к разговору Левко, — говорят мне: «Юрка, ты чё взял?! Смотри, какой дом я себе купил!» Ну, молодец. Потом звонит: «Что-то я [за свет] плачу по шесть тысяч в месяц». Я в ответ: «А ты о чём думал? Никогда не работал — и взял такую квадратуру».
К концу января 2020 года на руки было выдано 3220 жилищных сертификатов — рынок отреагировал на это ростом цен. Сегодня купить в Тулуне за пять миллионов дом, который до наводнения стоил меньше двух, — большая удача. Цены в объявлениях на «Авито» стартуют с 1,2 миллиона рублей за бревенчатую хибарку на 39 квадратных метров с печным отоплением и летним водопроводом, расположенную рядом с центром города. Едва ли не в каждом продавцы подчёркивают: «Дом в зону затопления не попадает» или «Место сухое в любую непогоду».
«Такие дома, как я сейчас купил, до наводнения тысяч двести стоили, — замечает Рыбаченко. — Я отдал два миллиона — это что-то нереальное, но жить-то где-то надо». Если учесть, что в целом по региону сертификаты получили более семи тысяч семей, пострадавших от наводнения, цены выросли и в Братске, и в Иркутске, и в других городах, где они решили купить жильё.
Строительство в Тулуне продолжается, даже несмотря на коронавирус. Отчасти такое решение было продиктовано тем, что возведение жилья для переселенцев из пострадавших от наводнения территорий началось позднее, чем планировалось, и отстаёт от первоначальных графиков. Первые три дома в Тулуне хотели сдать к 1 марта, потом перенесли на 1 мая... Пропуска и для техники, и для людей имеют право выписывать сами подрядчики.
Рендеры будущих городских пространств, представленные властями, напоминают нечто среднее между парком «Зарядье», пригородами Копенгагена и улочками провинциального американского городка и обещают жителям парки, лавочки и прочую комфортную городскую среду. Вдобавок разработан проект новой дамбы, который обсуждали на общественных слушаниях, когда ещё не была объявлена самоизоляция. Переселенцы ждут своих новых квартир, а остальной Тулун вернулся к привычной жизни: в крупнейшем городском паблике во «ВКонтакте» обсуждают то же, что и обычно: кто потерял кошку, собаку или пластиковую карту, где в городе можно купить квадрокоптер или заказать квадратный автомобильный номер.
Мэром в сентябре прошлого года в итоге переизбрали действующего главу города, единоросса Юрия Карих, который не сделал ничего, чтобы предупредить тулунчан о наводнении, а до этого, в ноябре 2013 года, был признан виновным в хищении чужого имущества путём обмана, не понёс наказания, а назначенный ему штраф в размере 50 тысяч рублей так и не выплатил в силу истечения срока давности уголовного преследования. «Думаю, что причиной его успеха на выборах стало то, что остальные кандидаты были просто хуже», — прокомментировал секретарь Иркутского регионального отделения «Единой России» Сергей Сокол.
Алексей Колпаков, эвакуировавший жителей с крыш на надувной лодке, признаётся, что подумывал покинуть Тулун. «Но тут случилось второе наводнение. Какое тут уехать — работать надо», — говорит он. На сентябрьских муниципальных выборах Колпаков, который в предыдущем созыве был рядовым депутатом, стал председателем Тулунской городской думы.
Пока из города, по данным миграционной службы, выписались около 4300 человек. Некоторые из уехавших возвращаются, говорят в местной администрации, но точных цифр не называют. «Мы подумываем над тем, чтобы вернуться в Тулун, — делится Гаянэ Иванова. — Конечно, в Иркутске у детей больше перспектив, поэтому им там надо хотя бы доучиться. Но я родилась и выросла в Тулуне, чувствую себя здесь как рыба в воде. В принципе, и работу найти не проблема, когда голова и руки на месте».
«Мы вот пока жжём костёр и строим дом, — говорит Андрей Рыбаченко. — Если это проканает, здесь будет 48 таких домов — нормальный вариант». Кузнечная мастерская на новом месте пока не приносит прежнего дохода, так что приходится шабашить.
«Вода-то всё равно снится, — констатирует Эльвира Харкевич. — Поневоле задумываешься: а что если снова? Социальная жизнь города нарушена, возник перекос: людям, которые не имели ничего, эта вода как будто бы дала второй шанс. При этом далеко не все, кто потерял бизнес, могут получить субсидии. И то, как дальше будет двигаться жизнь в городе, озадачивает и даже пугает».
Местная администрация возлагает надежды на статус территории опережающего развития, который правительство России присвоило городу в декабре. Здесь подсчитали: в Саянске и Черемхове, получивших его раньше, представлены 15–20 видов экономической деятельности, а в Тулуне — 44. Пока первым потенциальным резидентом территории опережающего развития, чью заявку одобрило правительство Иркутской области, стало местное предприятие «Кедр», намеревающееся перерабатывать кедровые орехи и ягоду. Так, по крайней мере, указано в заявке, но попытка поговорить о перспективах с самими бизнесменами успехом не увенчалась: по городскому телефону металлический голос отвечает, что абонент временно недоступен, а мобильный берёт мужчина, ничего не знающий ни о каком «Кедре».
