О людях, которые смотрят телевизор
06 марта 2015

Ваш любимый самиздат «Батенька, да вы трансформер» дарит вам невероятную возможность попробовать не умереть от смеха, когда вы будете читать этот текст от Алексея Понедельченко — бывшего ВДВшника и автослесаря из Сибири. Мы много писали про отечественное ТВ — о наших эпичных семнадцатисекундных переговорах в Останкино и об устройстве работы национального телевидения Ингушетии. Но сегодня Алексей расскажет вам три истории о том, как он работал антеннщиком: «Хозяин», «Сын», «Алкаш». Человек, который несёт в массы телевизор, как призма жизни в России. Алексей, спасибо.

Всё началось в 2010 году, когда я окончательно возненавидел офисную работу и пошёл трудиться установщиком телевизионных спутниковых антенн. Я ездил на своей ржавой «Девятке» по деревням, сёлам, посёлкам и нёс людям счастье в виде «ста каналов в цифровом качестве». Впрочем, каналов тогда было штук сорок, но реклама почему-то упрямо твердила про сто. Однако это не важно. Всё равно большинство людей интересовались лишь новостями, сериалами и спортивными трансляциями. К познавательным каналам народ относился безразлично.

За три года работы я намотал на одометре сто шестьдесят тысяч километров и объехал, наверное, все населённые пункты, находящиеся в радиусе двухсот километров от моего города. Моими клиентами были разные люди — от сельских алкашей, живущих в сараях, до современных помещиков в трёхэтажных особняках. Телевизора в нашей стране не гнушается никто. Особенно если речь идёт о периферии, где кроме алкоголя и телевизора особых развлечений-то и нет. За три года я услышал, увидел и даже поучаствовал в сотне разных историй, но рассказать хочу о трёх.

История Первая. Хозяин

Мы живём в XXI веке. Феодальный строй остался в прошлом и, казалось бы, остатки его должны были быть окончательно выдавлены советской властью. Однако не так всё просто. В наше время слово «хозяин» до сих пор применяется в отношениях между людьми.

Одним осенним днём 2012 года я приехал на очередную заявку в «долину нищих». Дом был обнесён высоким забором. Калитку открыл «управдом»:
— У тебя с машины ничего не течёт?
— Что?
— Ну, масло или тосол не течёт с двигателя?
— Да не знаю. От дома отъезжал когда — не текло. Сейчас — не знаю.
— Ты тогда на территорию не заезжай — хозяин подтёки увидит и будет орать. Скажет, что я недоглядел, отмывать заставит. Тротуарная плитка, видишь? Испачкается — и всё… Ты будешь её потом драить?

У ворот стоял бородатый дед среднего роста, одетый в камуфляж. Воображение живо прикинуло, как бы на нём смотрелась футболка «Православие или смерть!».
— Я здесь — управдом. Слежу за порядком. Так, надо хозяину позвонить.

Управдом достал телефон:
— Алло, Павел Иванович, мастер приехал. Какие-то особые указания насчёт него будут? Так... Ага. Хорошо, я прослежу.

Я начал выгружать из машины инструмент, а управдом принялся «прослеживать». Территория, вверенная управдому, была огромной, но не включала в себя ничего такого, за чем можно и нужно было бы по-настоящему следить. Скотину «хозяин» не держал, дровяной или угольной котельной не имел. Возможно, тому самому хозяину просто нужен был человек, который бы считал его своим хозяином и выполнял бы роль некоего ключника в его действительно огромном поместье.
— Хозяин у меня хороший. Зарплату вовремя платит. Машину мне купил. Видел? Новая, он её в салоне сам для меня выбирал. Даже если уволюсь — машина за мной останется в любом случае. Или улетит хозяин по заграницам, так обязательно мне оттуда подарок привезёт. Безделушку какую-нибудь на полку поставить. То слона, то обезьянку, то ещё что-то. Нормальный мужик, я уже много лет у него. Или набухается где-то, что в свою машину влезть не может — так позвонит мне, мол, приедь, домой увези. Я приеду, заберу его — он мне всегда тыщонку на бензин подкинет.

В тот день я выслушал очень много историй о том самом хозяине. На одном из соседних участков неизвестные люди славянской внешности, говорящие на неизвестном мне языке, строили дом.
— Видишь, что делают? — спросил управдом и кивнул головой в сторону стройки.
— Дом строят кому-то.
— Да. Это финны. Их сюда специально привезли на стройку. Вот они и строят. Причём деревянный ведь дом! Деревянный дом строят и не боятся!
— А чего бы им бояться?
— Да я не про них, а про их хозяев. Строят и не боятся.
— Так, а чего хозяевам бояться-то?
— Как чего? Скоро все их дома мы пожжём к чертям. Терпение народное заканчивается, перемены грядут большие. Или ты думаешь, что всё вечно так и будет? Хватит уже. И так всю Русь растащили. Пора и ответ держать. Перед народом, перед богом, перед совестью своей отвечать пора. И скоро пора эта придёт. Мы всех их...

Когда я ехал обратно, воображение рисовало мне кадры немого чёрно-белого документального кино. Силуэты людей быстро и хаотично бегали по «долине нищих», жгли деревянные хоромы, ломали кирпичные палаты, били тонированные «Кайены» с «Лендкрузерами» и выбрасывали своих вчерашних хозяев в окна. Подобно крестам с храмов падали с крыш выкованные неизвестными кузнецами флюгеры. Комиссары с повязками на рукавах приводили в исполнение смертные приговоры.

Особая роль в этом чёрно-белом воображаемом мною фильме досталась тому самому управдому. Он схватил заранее наточенные вилы, вломился в опочивальню хозяина и с дьявольскими искрами в глазах неистово протыкал спящую хозяйскую чету.

История Вторая. Сын

— Здравствуйте! Меня зовут Алексей. Я к вам приехал антенну ставить!
— Ой, здравствуйте! А я вас тут уже заждалась! Вы, наверное, у нас в посёлке и не были ни разу?
— Да почему же, бывал пару раз. Но на вашей улице впервые. Ключ от чердака есть у вас? Мне нужно будет на крышу лезть.
— Да, ключ есть! Меня сын предупредил, что понадобится, я к соседке сходила и взяла. А у меня сын в город жить уехал. Он там работает, деньги зарабатывает хорошие. А мне тут скучно одной сидеть, вот он мне и заказал тарелку эту спутниковую. И телевизор вон какой большой привёз на днях… В стенку не влез — так на тумбочку ставить пришлось. Я и не знала, что телевизоры такие большие делают сейчас. Хороший сынок у меня…

Я не стал дослушивать, а взял ключ от чердака и полез на крышу заниматься привычным делом. Через пару часов антенна была установлена и телевизор, что называется, запоказывал.
— Ой, ну как чисто! А мы тут уже все привыкли одну рябь эту смотреть. У нас в посёлке пять каналов если и показывают, то уже и хорошо. А тут! Ой, надо сыночку позвонить, спасибо сказать!

Женщина взяла телефон и вышла на кухню.
— Алло! Коля! Алло! Коленька, ну спасибо тебе, сыночек, огромное… Да… Всё сделали… Всё показывает! Ага… Ты когда приедешь-то? Я пирогов твоих любимых напеку! Приезжай, сыночек.

Попрощавшись с довольной женщиной, я вышел из подъезда и, закурив, начал складывать в машину рабочий инструмент. Во дворе дома на лавочке сидел мужчина лет шестидесяти и монотонно щёлкал семечки. Увидев меня, мужчина оживился.
— Молодой человек, сколько эта ваша спутниковая тарелка стоит?
— Десять.
— Ебиттваюмать! Дороговато что-то. Ну, Ларка зажила хоть.
— ???
— Да, говорю, Ларка хоть нормально жить начала. По-человечьи. А то с этим долбоёбом одни мучения были у неё. Хотя о мёртвых плохо нельзя говорить…
— Вы о чём? Или о ком?
— Да я про Ларку! Ну, про Лариску, у которой ты был только что. Антенну которой ставил. Сын у неё был тут — Коля. Коля-Колёк наркоман, кололся. Полквартиры вынес, бабе житья не давал. От наркотиков этих и сдох. Вот, дай бог памяти... Так, а число, слышь, какое сегодня? А! Так это, годовщина сёдня…

История Третья. Алкаш

В поселковых многоэтажках осталось очень мало квартир, где до сих пор стоят деревянные входные двери. И, как правило, за такими дверями всегда творится какой-то ад.
— Кто там, блять?
— Антеннщик.
— Какой, нахуй, антеннщик?
— Вам антенну надо ставить?
— Какую, нахуй, антенну?
— Спутниковую.
— Аааа… Сщас.

Дверь оказалась не заперта. Хозяин квартиры стоял в трусах и в белой, местами засаленной, рубашке. Во рту блестели золотые зубы, а изо рта пахло смесью говна, трупов, алкоголя и дешёвых сигарет. Как выяснилось позже — такой запах стоял по всей квартире. В коридоре была разбросана стоптанная обувь, на полу валялись высохшие чайные пакетики вперемешку с осколками разбитой посуды. О том, что творилось на кухне, я бы предпочёл забыть.
— А я вот бухаю!
— Да, я вижу.
— Будешь?
— Нет.
— А у меня и нехуй, понял?
— Телевизор где?
— Нахуя те телевизор?
— Кабель антенный куда тянуть?
— Ах ёптать, ты же блять этот… Вон телевизор стоит. Слушай, а ты антенну же на улице ставить будешь?
— Ну, да. А где ещё?
— За окном?
— Ну, да.
— Это в окно лезть надо?
— Надо.
— А как ты полезешь?
— Как обычно. У вас какие-то пожелания?
— Да не то чтоб. Блять, как тебе сказать... Короче, у меня послезавтра сын откидывается.
— Чего?
— Сын откидывается. Четыре года сидел, а сейчас вот откидывается. Придёт, сперва меня отпиздит, а потом деньги искать начнёт. Денег у меня нету, я на них эту ёбанную антенну купил. Он её тогда захочет снять и загнать куда-нибудь.
— Да может, и не захочет. Может, образумился?
— Да ннну наххххуй. Первый раз чтоль?
— Ну, смотрите, я сейчас всё сделаю, а что там у вас дальше будет — я бы предпочёл не знать. Если вы сами антенну сломаете — я бесплатно ничего чинить в вашу задницу не поеду.
— Да мне похую, куда ты там поедешь. Ты сделай мне вот что…
— Что?
— Поставь эту ебаную тарелку подальше от окна.
— Зачем? Чтобы в окно её не видно было?
— Ну да. Чтобы хуй дотянешься.
— До куда сам дотянусь — там и поставлю.
— Я просто думаю, знаешь, что?
— Что?
— Пашка когда приедет и начнёт антенну снимать эту — он вылезет и уебётся вниз. Пятый этаж. Уебётся — и хуй с ним, понял? Ну а не уебётся — так я подмогну ему. Главное, чтобы он полез. А он полезет! Понял?
— Понял.
— Короче, ты хуярь тут. А я пошёл, что-то мне хреново с утра сегодня. Пить будешь?
— Нет.
— А у меня и нету…

Я сделал свою работу так, как делал её всегда. Уходя, я встретил в подъезде женщину средних лет.
— Мужчина, вы от Абрама идёте?
— Да.
— А вы ему кто?
— К счастью, никто. Я антеннщиком работаю. Вот ставил антенну ему.
— Вам кошка не нужна?
— Нет.
— А то от этого алкаша даже кошка сбежала. У нас теперь живёт вот. Жалко… А какую антенну ставили-то?
— Спутниковую.
— Эта, которая тарелка? Как у Шуры со второго этажа? За окошком?
— Ну, наверное, как у Шуры. Да, за окошком.
— Ну, пропивать полезет, может, ёбнется. Ой прости Господи, нельзя так говорить.

КОНЕЦ