Мы заканчиваем публикацию рассказа нашего читателя Руслана Кульгильдина: в первой части мы узнали, как учит зарабатывать деньги «дядюшка Кийосаки», во второй — как поиски заработка привели автора на военный полигон и под дуло автомата. В заключительном рассказе вы узнаете, как «впарить» кому угодно и что угодно, что происходит за кулисами кремлевских банкетов и, наконец, куда завел автора его авантюризм (спойлер — разумеется, в самый обычный офис).
IV
Парня, который проводил «собеседование», звали Андрей. Он был бригадиром, вторым человеком после директора. В первый день он поехал с нами, и мы вместе ходили по квартирам. А потом ко мне прикрепили Марка — парня с суицидными наклонностями: я был стажёром, а он инструктором. Компания была устроена по принципу сетевого маркетинга. В каждом офисе — свой директор со своей структурой. В неё входили бригадиры, под ними были инструкторы, далее шли стажёры. После того как стажёр становился инструктором, он мог набирать себе подопечных. Чтобы стать инструктором, нужно было выполнить месячный план продаж: продать пять окон или два балкона.
Парни рассказывали, что в лучшие времена кто-то умудрялся продать два окна за день. После первого рабочего дня меня отправили побеседовать с директором. В моём представлении на директора Олег был мало похож. Ему не было и тридцати. Он поинтересовался моими целями и впечатлениями. Естественно, я не стал говорить ему, что всего лишь хочу срубить немного капусты за пять дней, уехать домой и забыть всё это как страшный сон. Я стал впаривать что-то о детских мечтах и карнавале в Бразилии. Ему понравилось. Зачем-то он показал мне две кнопочные нокии, которые купил у какого-то таджика всего за 700 рублей, хотя тот просил 1500. Я изобразил удивлённый вид, хотя особого впечатления на меня это не произвело. А потом он рассказал мне про свои планы, про то, что хочет открыть гоночный трек и обеспечить родителям безбедную старость. Про то, что видит в этой работе инструмент для достижения финансовой независимости и не собирается всю жизнь этим заниматься. Вообще подобные идеи я слышал от всех, кто был в той секте. У всех была своя бизнес-идея, всякий бы хотел выйти на хороший пассивный доход и открыть своё дело.
Каждое утро начиналось с репетиции и работы над возражениями, мы инициировали ситуации «покупатель — продавец», советовали друг другу найти нормальную работу, посылали друг друга в жопу. В общем, всячески воспроизводили случаи из собственного опыта. Мы постоянно хлопали в ладоши, чтобы поддерживать уровень энергии, а за зевания мы отжимались. По углам офиса была разбросана мелочь. Якобы к деньгам. А под конец рабочего дня мы смотрели мотивационные ролики. Бригадиры раздавали всем заработанные деньги, а тем, кто ничего не продал, полагались детские 200 рублей.
Мне нравилось работать «в поле» с Марком. Между походами по квартирам и в перерывах на перекур мы болтали о том о сём. Так я узнал, что он расстался с девушкой, заехал к ребятам на «джус-пати» и уже два месяца не выходил на связь со своими близкими. Джус-пати — это квартира, в которой жило около десяти человек со структуры, все спали на полу, ели бич-пакеты или вообще не ели: так они себя наказывали за неуспешные сделки. Рано или поздно каждый начинал понимать, насколько всё это абсурдно и каким бредом они занимаются. И если такие люди вовремя не получали поддержку, они ломались и уходили. А эти вписки нужны были как раз для того, чтобы удержать новеньких до тех пор, пока они не встанут на ноги.
Когда я жаловался Марку, он говорил мне, что это «система» меня испытывает, так было с каждым и нужно просто перетерпеть. Вообще они часто говорили про эту «систему». Олег рассказывал, что даже с родными общается по «системе». Мне показалось, что для них это было каким-то аналогом Бога. По всем параметрам это была секта, но секта в хорошем смысле (если такой вообще может быть) этого слова. Ребята называли друг друга питчменами: это человек, который может продать самокат безногой бабке, да она ещё и рада останется.
К слову, одинокие бабки чаще всего и становились нашей аудиторией, потому что в будние дни практически все были на работе. Это и вызывало у меня диссонанс.
Когда я спрашивал у Марка, нахера пенсионерам окно за тридцать тысяч, он пытался меня убедить в том, что мы оказываем им большую услугу и помогаем решиться на то, на что они сами никогда бы не решились. Что они потом будут нам благодарны. Говорил, что денег у них на самом деле целая куча, и они просто прибедняются. Рассказывал, как прямо у него на глазах бабка рассчиталась наличкой, достав толстую пачку банкнот из обувной коробки.
Но это не очень-то вязалось с ревущими от безысходности стариками, которым нечего есть. И с дедом, которому родные дети постелили в тамбуре, не пуская его домой. Он буквально жил в подъезде.
Я чувствовал себя героем российского арт-хауса. В какой-то момент реальность исказилась настолько, что я ощущал себя в матрице.
Мы оказались в квартире, у которой все стены и потолок были из зеркал, хозяйка рассказывала нам о своих дворянских корнях, показывала метровые бронзовые статуи львов в спальне. Вообще это было необычно, что она провела двух незнакомых людей по своей квартире, как по музею. Я перестал искать во всём зерно рациональности и понял, что всем этим старичкам не хватало общения, им нужна была возможность выговориться. Я в полной мере ощутил чувство одиночества и боязни старости.
В конце дня мне всегда хотелось поскорее прийти домой и смыть с себя всю эту грязь. Меня хватило всего на три дня, но каждый из них казался целой жизнью. Как-то мы с Марком постучали в очередную квартиру. Он по схеме начал заливать, что мы, представители завода, распределяем льготную квадратуру по району и готовы предоставить скидочный купон на установку окон. На что хозяйка нам ответила: мол, спасибо, мальчики, — мы уже заказали окно. Марк собрался было развернуться и уйти, как я остановил его, спросив: «А вам показали, как отличить качественное пластиковое окно от некачественного?» И вот мы уже сидим на кухне, ждём наших замерщиков. Я пью чай, пока Марк показывает им фокусы с магнитом и металлическим каркасом окна. Марк сказал, что такими темпами я быстро стану инструктором и наконец узнаю много того, чего мне пока знать не положено. И так было с каждой ступенью: бригадиры тоже знали то, чего не могли знать инструкторы. Это напомнило мне устройство масонской ложи. Маленькому конспирологу внутри меня всё это не очень-то нравилось.
Единственное, что я понял тогда наверняка, — действительно можно продать что угодно кому угодно. Такой агрессивный маркетинг был мне не по душе. Поэтому денег я тогда особо не заработал, но этот трэш, думаю, останется со мной на всю жизнь.
V
Спустя год, к 70-летию Победы, я решил тряхнуть стариной и откликнулся на объявление о том, что требуются официанты. Меня, правда, слегка удивило, какой допрос мне устроили на собеседовании. Анкета была такая, будто я устраивался в Пентагон. Но по-настоящему я напрягся, когда нас отправили на полиграф. Нужно было выйти из здания, пройти по улице до первой арки, затем свернуть во двор и набрать в домофоне обычного жилого подъезда номер квартиры, которой нет. Надо сказать, что после розыгрыша в лесу я стал очень мнительным. И снова подумал: может быть, так и пропадают люди? Но мне с грустью пришлось смириться с мыслью, что жизнь меня ничему не учит и моё любопытство снова берёт верх. Прямо перед входом в квартиру красовалась шведская стенка, две комнаты напротив друг друга были со стеклянными стенами, завешанными жалюзи. В квартиру нас приглашали по двое, каждого заводили в отдельную комнату.
Сотрудник федеральной службы проверил мой паспорт, спросил, знаю ли я, с кем нам придётся работать. Я честно ему сказал, что мне безразлично: главное, чтоб заплатили. Дальше меня подключили к детектору и задавали вопросы типа: не являюсь ли я иностранным агентом, не хочу ли убить президента, не собираю ли сведения в интересах третьих лиц. Когда он узнал, что я был на Гоа, то, естественно, стал спрашивать про наркотики, а я включил отрицалово и всячески отнекивался. То ли ему это было неважно, то ли я был настолько крут, что обманул полиграф, — в общем, я узнал, что мы будем обслуживать первых лиц в Кремлёвском Дворце на банкете в честь Дня Победы.
Два дня тренингов, ещё день на подготовку в самом Кремле — и вот уже Сергей Миронов жмёт мне руку и присаживается за мой столик. Каждый столик был рассчитан на десять человек. Места заранее распределены. За моим столом должны были сидеть Собянин и Жириновский. Я подумал: серьёзно? Да как вы вообще усядетесь за одним столом? А они и не стали: Собянин тут же пересел. Да и вообще все расселись так, как им удобно. К моему удивлению, я не услышал ни намёка на бытовой трёп. Все общались только по делу — видимо, каждый хотел максимально использовать эти драгоценные минутки встречи для решения своих вопросов. Только вот с Мироновым никто ничего не решал. А жаль: порядочным показался мне мужиком.
Я услышал обрывок разговора двух дядек, подходящих к моему столу, что-то вроде «а мы ему наркотиков подбросим», далее последовал смех. Я сразу понял, что это были силовики. Надеюсь, они просто шутили... Политикой я тогда особо не увлекался — и больше никого не узнал. В Георгиевском зале должен был быть Путин и высшее руководство, мы с Мироновым были в Александровском, а в Андреевском сидели ветераны войн. Глава государства, как всегда, задерживался. А по протоколу следовало дождаться его, выслушать речь и только потом приступить к трапезе. Такой расклад не устраивал Жириновского: он предложил сесть и тяпнуть по рюмашке, аргументируя тем, что все давно сидят. Многие и вправду уже сидели за столами. Все его послушали. Я почему-то (хотя понятно, почему) ожидал каких-нибудь нападок или негатива от Вольфовича, но нет: вполне адекватный, обычный старичок. По-хозяйски сел и давай кушать, только пальцами успевал показывать, какой салат ему положить.
К слову, блюда были на уровне, между делом мы обжирались чёрной икрой на кухне, закусывая телячьими щёчками и всякими пирожными. Причём примерно в таком же порядке. Напитки были исключительно отечественного производства.
Кругом ходили сотрудники ФСО, постоянно заставляли показывать аккредитацию, если она вдруг затесалась под фартук. А в задних карманах у всех должен был быть паспорт. Тогда я и не подозревал, что в случае чего его могли просто забрать. Из-за него у меня, кстати, случился небольшой казус. Когда мы накрывали столы, я наклонился за ящиком вина, а у обложки паспорта были острые края, которые плотно прилегали к карману. Вы когда-нибудь стояли в центре Кремля в наглухо дырявых штанах? Благо для меня нашлись запасные, хоть и на два размера больше.
Банкет длился часа три, и все довольно быстро начали расходиться. Мы приступили к уборке, и я чуть ли не со слезами на глазах смотрел, как повара бесчувственно сбрасывают килограммы отменной еды в мусорные мешки. Невольно подумал об Африке. Снова банальщина. Но чего уж тут говорить, когда на границе тоннами давили санкционку.
Хоть и закончилось всё очень скоро, нам пришлось ждать часов пять, пока со всеми не рассчитаются. Мне тогда заплатили десять тысяч вместо обещанных пятнадцати, я расстроился — и больше в этой конторе работать не стал.
Эпилог
Вскоре я благополучно защитил диплом. Но в магистратуру на бюджет так и не поступил. Пришлось оформить ученический кредит. Весь сентябрь я не появлялся в университете, потому что, по классике жанра, работал на двух работах, чтобы заплатить за учёбу.
Зато я, наконец, узнал, кто такой мерчандайзер. Хотя, наверное, предпочёл бы оставаться в неведении. А ещё я стал риэлтором. Так и бегал раскладывать в магазинах кошачий корм в перерывах между показами квартир — какая уж тут учёба с таким неудержимым весельем. Мерчем я проработал до первой зарплаты. А вот в риэлторском бизнесе подавал большие надежды. Агенты специализируются либо на аренде, либо на продаже недвижимости. Я занимался арендой. И в принципе туда мог устроиться кто угодно, на этапе собеседования не отсеивали практически никого, да и само оно было скорее формальностью. Поэтому публика там была довольно разношёрстная, но очень типичная.
Когда я говорю «типичный риэлтор», возможно, ваше воображение рисует образ успешного человека в деловом костюме с папочкой в руках, как в западных фильмах. Но нет. Это засаленные волосы, потёртые джинсы, бабушкин свитер и мешки под глазами. Жёсткий отсев начинался непосредственно во время работы. Потому что вся стажировка ограничивалась чтением памятки на двух страницах А4. Дальше тебе выдавали сим-карту, список номеров — и крутись как хочешь. Многие стеснялись, боялись, обижались и уходили под самыми разными предлогами в подавленном состоянии. А самые застенчивые мучительно дожидались конца рабочего дня где-нибудь в углу и на следующий день больше не появлялись. Оставались работать процентов двадцать, из этих 20 % примерно у половины что-то получалось. Минут тридцать я поизучал методичку, потом взял телефон — и уже через пару часов ехал в Кузьминки показывать свою первую квартиру. Я уговорил русскую бабку, ярую националистку, заселить к себе семью армян. Получив свои честно заработанные 4000 комиссионных, я прилетел на крыльях в офис и тут же принялся искать нового клиента. Это были самые лёгкие деньги в моей жизни.
Я тогда не знал, что люди могли сидеть без сделок неделями, а то и месяцами. Я же не видел никакой сложности в этих обзвонах. По телефону никто не спустит на тебя собаку, не обольёт водой, как это было с окнами. Максимум пошлют нахуй. Но это не страшно.
Мы говорили людям, что у нас есть своя база собственников и квартиры на любой вкус. На самом деле ни хера у нас не было. Мы также искали объявления об аренде на Avito и на ЦИАНе. А к себе людей заманивали дешёвыми объявлениями на несуществующие, но очень крутые квартиры. Главным было получить номер наивного зеваки, который хочет снять трёшку с евро в Хамовниках за 30 000. А дальнейшее было делом техники. Желанная квартира вдруг оказывалась сдана, или хозяева хотели предоплату за год вперёд, или бла-бла-бла. В общем, под любым предлогом ты спускаешь разочарованного Емелю с небес на Землю и знакомишь его с суровыми реалиями хрущёвок с советской стенкой и обоссанным диваном в Свиблово.
Вообще, агент по аренде в бюджетном секторе — это не нужный ни собственнику, ни съемщику элемент, паразит, который создаёт добавленную стоимость из воздуха. Риэлтор попытается всячески всех убедить в том, что без него — никуда. Что кругом тлен, и он благородно предотвратит этот Апокалипсис, хотя на самом деле является главным его Всадником.
Практически ни одно агентство по аренде не защищает интересы съёмщиков. Поверьте, если вас захотят выселить, не поможет никакой договор. Но чтобы сократить риск до минимума, нужно соблюдать одно простое правило: подписывать договор исключительно с собственником, который вписан в свидетельство на собственность.
Существует два типа агентов: одни представляют собственников, другие съёмщиков. Самым удачным раскладом является выход на собственника, тогда тебе не придётся делить свою комиссию ни с кем. В квартирах с платой до 50 000 комиссию всегда платит съёмщик. Поэтому агент, который представляет собственника, чувствует себя намного увереннее при переговорах. Но всё самое интересное происходит на очной ставке. При просмотре квартиры закручивается карусель сплошного наебалова. Агент собственника может узнать номер съёмщика и наебать второго агента, съёмщик может узнать номер собственника и наебать обоих агентов, агент съёмщика может узнать номер... ну и так до седьмого круга ада. Я оказался не исключением и по неопытности тоже пару раз на пики присел.
Хоть это и не приветствовалось, но у меня был лайфхак, как избавиться от контрагента: я водил своих клиентов на просмотр только в присутствии собственника, и если квартира нам приглядывалась, мы делали вид, что нам не понравилось, провожали своего контрагента до метро (уж поверьте, он не отъебётся от вас, пока не убедится, что вы на безопасном расстоянии от квартиры). Затем мы возвращались, говорили, что передумали, и договаривались непосредственно с собственником.
Риэлтером я проработал примерно полгода и до сих пор с ностальгией вспоминаю азарт от первых договоров. После всего этого трэша я закончил универ и устроился по специальности. Вот уже второй год моя офисная работа служит ковровой дорожкой из весёлой студенческой жизни в нудное взрослое бытие.
