Участник «Битвы экстрасенсов», актёр, сценарист и музыкант Сергей Пахомов считает, что «жизнь — большая тайна, как женские половые органы. Они же скрыты от нас, но тем не менее манят». Юродство как способ внедрения истины, абсурд и скоморошество как единственный способ выжить. Пахом рассказал самиздату, как он лежал в психиатрических клиниках и зачем изучал иконопись. А взамен потребовал у корреспондента бутерброд и кружку чая. А почему бы и нет?
Мой феномен (в статье для Rolling Stone музыкальный критик Андрей Бухарин назвал Пахома социальным феноменом — прим. ред.) — в полном отсутствии феноменизации. Желание реализовать себя — это шлак. Пусть этим занимаются белые воротнички. Я же очень простой человек в быту, скромный и неприхотливый. У меня нет семьи, потому что у художника не должно быть семьи. Дети есть, жёны есть, но вот семьи нет. Я представляю для близких большую опасность, потому что обладаю всеми возможными сверхспособностями.
Я пять раз лежал в разных сумасшедших домах — сам себя туда отправлял. Ведь художник — это путник, и ему на месте сидеть невесело. Так вот, во всех этих домах одно говно. Много криминала, наркоманов, алкоголиков. Однажды нам привезли тухлое мясо, все его наелись и заболели животом. А сил-то ни у кого нет, все же под психотропными препаратами. Были такие, кого называли «лыжниками» — это которые после героина еле могут ходить. У них сопли текут, слюни. Так вот, они тогда даже до туалета не добежали, засрали весь коридор. Путешествия по клиникам — это школа экстремальной езды по мозгам. В психиатрии есть такие практики, как, например, чистая рефлексия. Взял и через себя пропустил что-то. Вот так и я иногда отказываюсь от смыслов, и в течение дня точка сборки меняется раз 15-20. С утра я жадный, хитрый и расчётливый, а к вечеру, как герой фрески Диего Ривера, беру деньги у богатых и раздаю бедным. Депрессия сменяется агрессией, а агрессия — волной оптимизма.
Моя жизнь вообще состоит из приступов. Приступов веры и приступов неверия, например. Всё моё искусство и творчество построены на постоянном преображении. То есть я перемещаюсь по культурным пластам. По пластам человеческим, по психофизическим. Вхожу в состояние отчуждённости или, как говорил великий Бертольт Брехт, «остранения» (первоначально термин «остранение» был введён В. Б. Шкловским, Брехт его позаимствовал — прим. ред.). Такое положение дел в моей жизни вызвано всяким гумусом, заливающим мир. От этого становится грустно. Биполярное расстройство — мой диагноз. Чего и всем желаю.
Если занимаешься какими-то прикладными вещами, связанными с материей и предметным миром, очень важно изучать историю искусства. А изучение истории искусства начинается с любви к этому самому искусству и с логичного желания изучить его корни. Это такой же интерес, какой бывает у людей, желающих знать, кем были их дедушка, прадедушка и так далее. Понять, откуда ноги растут, чтобы немножко осознать себя в пространстве. Я вот долго изучал иконопись, ведь это основа основ. То, что всегда вдохновляло русских художников с древних времён и по сей день. Лучшие образцы русских икон написаны в такой восторженной манере, что они наотмашь бьют все западноевропейские шедевры (увлечение Пахома иконами нашло отклик в народном сетевом творчестве — «Иконе Святой Пахом» — прим. ред.)
Я участвовал в шоу «Битва экстрасенсов» — это мой дом родной. Хотя одновременно это и шоу. Но ведь одно другому не мешает. Сейчас ведь вообще многоуровневый мир, а бренды существуют разные. Zara, например, или Benetton. Хотя у них маленькие размеры. У нас бабы-то на Руси жирные в основном. Русские бабы — это Рубенс, это тело.
А вообще я всё вру в интернете. И сначала говорю, что вру, а потом говорю, что не вру. Да и врать-то сначала не хотел. А подступило. Это же такая хорошая возможность пофантазировать.
