Читательница самиздата Лиана Муртазина рассказывает Ту самую историю об одной мутной фотографии с Путиным, которая стоила карьеры одному фэсэошнику, чуть не испортила жизнь ей самой и в итоге стала гордостью её татарской бабушки.
Та самая история — рубрика, трансформирующая наших читателей в авторов. Вы тоже можете рассказать свою историю нашему редактору Косте Валякину.Эта фотография с Путиным сделана в 2012 году на саммите АТЭС во Владивостоке на мой дурацкий даже по тем временам телефон HTC Sensation. Я стою слева от президента, почти опустила голову ему на плечо. Со мной мои друзья — волонтёры форума из Казани и Нижнего Новгорода. Фотографирует нас один из сотрудников Федеральной службы охраны — фактически личный бодигард президента. Всего их с Путиным было пятеро, все молодые и худые, в лицо я никого не запомнила. Скорее всего, именно за это качество они получили свою работу.
Вообще-то мой рост — 170 см, такой же как у Владимира Владимировича, но на фотографии президент выглядит значительно выше. Возможно, на таких мероприятиях политики носят обувь на платформе, чтобы казаться солиднее. Либо этот кадр — подтверждение теории о том, что у Путина десятки клонов. Так или иначе, на снимке нас с друзьями переполняет благоговение к гаранту Конституции и радость от внезапной возможности с ним сфотографироваться. Мы ещё не знаем, что через несколько часов из-за этого кадра у нас отнимут аккредитацию на саммит и перестанут пускать на остров Русский.
Когда профком университета предложил мне стать волонтёром на саммите АТЭС, я заканчивала второй курс Казанского медицинского по специальности «социальная работа». Шёл 2012 год, Казань вовсю готовилась к Универсиаде, которая должна была пройти в 2013-м. В городе строились развязки и спортивные объекты, студенческие организации тренировали волонтёров быть вежливыми и показывать гостям города дорогу на английском. Я тоже ждала Универсиаду, чтобы попрактиковать английский и познакомиться с иностранцами, поэтому старалась участвовать во всех студенческих движухах для молодых лидеров. Английский я хорошо знала ещё со школы — это было, пожалуй, главной причиной, по которой во Владивосток от университета предложили поехать именно мне.
Во Владивосток мы прилетели за несколько дней до саммита, и началась череда странных собраний. Например, нас отправили на лекцию про имидж, а потом на мастер-класс по макияжу, с названием вроде «Как прилично выглядеть на официальном мероприятии». Чему там учили, я точно не помню — помню только, что ведущая зачем-то продемонстрировала на мне, как визуально уменьшать губы. Впрочем, вероятно, я и с обычным размером выглядела прилично, потому что руководство назначило меня на самую престижную работу — атташе делегации.
Меня закрепили за дипломатами из Перу, и до конца саммита я должна была выполнять их просьбы. Например, один раз глава делегации Хуан Карлос попросил меня помочь с покупкой дорожной сумки. Я повезла его в молл в центре Владика, но цены показались ему слишком высокими, поэтому мы на мерседесе с личным водителем поехали на местный китайский рынок. Там Хуан Карлос выбрал себе спортивную сумку — с такими 90 процентов российских мужчин ездят в поездах — и стал торговаться. У продавщицы был сильный азиатский акцент, у Хуана Карлоса — испанский, и я совершенно вымоталась переводить с почти английского на почти русский и обратно. В итоге сумка стоила нам рублей шестьсот.
Обычно мои перуанцы были заняты на переговорах, поэтому большую часть времени я просто болталась по разным корпусам комплекса на острове Русский, где проходил саммит. По пропуску атташе можно было попасть почти во все зоны, в том числе в рестораны для делегатов, поэтому мы с коллегой Катей из Нижнего Новгорода (атташе Австралии) почти каждый день ели устриц в вине и чизкейки. Чтобы в остальное время было не так скучно, Катя написала пост в группе «Наш Владивосток» с просьбой показать нам город. В тот же вечер мы познакомились с Димой. Он отлично знал историю края и водил машину. Вместе мы за несколько дней объездили все косы и сопки и искупались на самом популярном местном пляже — Шаморе. Илья Лагутенко назвал в честь него один из альбомов «Мумий Тролля». А ещё мы побывали в десятке владивостокских клубов. Из названий помню только «Мумий Тролль» — открыл его, разумеется, Илья Лагутенко.Мы были под перманентным впечатлением от приморской природы, Димы и обилия праворульных японских машин. Сентябрь во Владивостоке считается бархатным сезоном, и мы часто обсуждали, как же нам повезло оказаться в городе в это время. Правда, местные на наши восторги реагировали скептически. К саммиту во Владивостоке и на Русском много чего построили и отреставрировали. Обо всех апгрейдах люди отзывались как о показухе и распиле бюджета. Самым эпичным сооружением был Русский мост, соединивший остров с материковым Владивостоком. По ночам он подсвечивался цветами российского флага. Владивостокцы утверждали, что строился он впопыхах и как попало, а потому рано или поздно обязательно упадёт. Во время одной из вечеринок я с удивлением узнала, что некоторые владивостокцы всерьёз мечтают, чтобы их город оказался в составе Японии.
На следующий день, после особенно бурных обсуждений проблем страны и Дальнего Востока, я в компании четырех атташе без дела шаталась по саммиту. Заглянув в окошко очередной переговорной, мы увидели Владимира Путина, выступающего на каком-то заседании. Мы знали, что в тот день он приехал на саммит. Все вокруг работали в усиленном режиме, в воздухе витало напряжение. Кто-то предложил потусоваться за дверями, чтобы дождаться, пока президент выйдет, и мы пристроились к группе фэсэошников, которые тоже ждали босса. Вскоре дверь открылась, и оттуда стали выходить люди в костюмах: я узнала министра иностранных дел Сергея Лаврова и тогдашнего министра экономического развития Андрея Белоусова. Последним вышел Он. Владимир Владимирович заметил нас, улыбнулся и пригласил сделать фотографию.
Каждый раз, когда я вспоминаю встречу с Путиным, я мечтаю пересмотреть эту сцену со стороны. Потому что всё, что я помню с того момента, — накрывшее меня чувство тотального благоговения. Накануне я вела оппозиционные разговоры с местными жителями, ещё утром твёрдо знала, что настроена к действующей власти скептически, но стоило Путину открыть дверь переговорки, как сработал эффект, название которого я не знаю. Неважно, каких ты политических взглядов: в непосредственной близости от могущественного человека вроде Путина твои коленки трясутся, а сам ты начинаешь лебезить и глупо улыбаться. Думаю, окажись я рядом с Гитлером, в первую очередь я бы думала о том, как не упустить шанс сделать с ним селфи, а не о том, какой он страшный убийца.
Камера у моего HTC была так себе, поэтому кадр получился мутным. Но нам было всё равно — мы были в восторге от происходящего. После фото к нам подошли фэсэошники и переписали наши имена и фамилии. Мы гордо рассказали, кто мы и откуда, — позже оказалось, что зря. Я спросила у охраны, можно ли выложить фотографию в соцсети. «Пока не надо, через несколько дней», — ответил один из фэсэошников. Я выждала десять. До сих пор иногда перечитываю комментарии под снимком в своём альбоме в «ВКонтакте»: там мои друзья шутят про царя всея Руси и опасаются, что скоро за мной приедет чёрный воронок.
Весь оставшийся день мы чувствовали себя как Рон Уизли после победы в матче по квиддичу. Все вокруг просили показать фотографию и рассказать о впечатлениях, а вечером нас с Катей вызвала моя руководительница из дирекции Универсиады. Не ожидая ничего плохого, мы пошли к ней в комнату делиться радостью. Она встретила нас вопросом «Ну и что вы наделали?!» и потоком обвинений.
Начальница ругала нас за то, что мы нарушили субординацию и оказались там, где «вообще не должны были находиться». Она говорила, что наши имена внесли в какой-то «чёрный список», и это значит, что мы никогда больше не сможем найти нормальную работу. «А если бы кто-то из вас оступился и упал на Путина? Да вас бы расстреляли сразу, там же снайперы везде!» То, что сотрудники ФСО всё видели и не сделали нам ни одного предупреждения, для руководительницы значения не имело. Позже до нас дошёл слух, что одного из фэсэошников уволили: не доглядел. Под конец разговора начальница объявила, что теперь обязана забрать наши аккредитации. Это означало, что мы больше не сможем пройти секьюрити-чек перед въездом на остров Русский и наша работа на саммите окончена. До конца мероприятия оставалось пару дней.
Оставшееся время во Владивостоке мы провели с пользой: ходили по музеям и гуляли по городу. О содеянном никто не сожалел: в душе каждый знал, что не сделал ничего плохого. Постепенно страх будущего отступил и осталась только гордость за фотографию с президентом. Правда, наш вьетнамский приятель Ван (на фото — слева от Путина) нервно реагировал на шутки о том, что его вот-вот депортируют на родину.
В угрозу «чёрного списка» я перестала верить в первые же месяцы после возвращения в Казань. Ни одному моему работодателю не было дела до того, что я «нарушила субординацию» во время саммита АТЭС. Не знаю, как работают российские спецслужбы, но фото с Путиным не помешало мне устроиться даже преподавателем в частную школу, где учатся дети высокопоставленных татарстанских чиновников и президента республики.
Кажется, единственный человек, которому эта история доставила только положительные эмоции, — моя бабушка. Она попросила меня распечатать мутную фотографию с Путиным в большом формате и поставила снимок в сервант — то есть на самое видное место квартиры. Каждый раз, когда я её навещаю, она достаёт оттуда мои фотографии из Берлина, Нью-Йорка и Владивостока и по-татарски говорит, что нет места на свете, где бы я ни побывала.
