На первый взгляд город Александров Владимирской области — типичный Спрингфилд средней полосы: памятники архитектуры в центре, 60 тысяч населения в аварийном жилье вокруг, стаи чаек над свалкой московского мусора и легенда о закопанной под монастырём библиотеке Ивана Грозного. Но у каждого клише есть оборотная сторона. По заданию самиздата Анна Попова отправилась в бывшую столицу 101-го километра и обнаружила город, который практикует все виды русской смерти одновременно, но продолжает жить, пусть некоторые и считают, что он уже умер.
Смерть I: Мор
Когда-то рядом с городским рынком Александрова было старинное кладбище, где любила гулять Марина Цветаева. «Любимая прогулка детей, трёхлетних Али и Андрюши. Точка притяжения — проваленный склеп с из земли глядящими иконами», — вспоминала поэтесса в «Истории одного посвящения». Кладбище образовалось после морового поветрия в XVIII веке, потом здесь стали хоронить представителей местного купечества, обустроили, построили надвратную церковь. Дом, где Цветаева жила в Александрове вместе с сестрой и их семьями, был расположен неподалёку.
Сегодня на том месте, где были могилы, ― жилые дома и магазины. В послевоенные годы надвратную кладбищенскую колокольню взорвали, а кладбище — разорили. «Приехали бульдозеры и ковшами перерывали землю вместе с мертвецами, — говорит директор александровского музея Цветаевых Лев Готгельф. — Люди, насколько я знаю, достали тогда много золота из гробов». По местной городской легенде, впоследствии могильные плиты пустили на фундамент для местного клуба. Когда копали котлованы, кости и черепа валялись на поверхности.
В советские годы ликвидация кладбищ не казалась чем-то из ряда вон выходящим, поэтому уничтожение александровского некрополя не получило широкой огласки. В СССР Александров был известен по другим причинам. После появления ГУЛАГа он превратился в «столицу 101-го километра».
Смерть II: Забвение
В советское время Александров стал местом скопления бывших лагерников и ссыльных, которым после освобождения запрещалось селиться ближе 100 километров от больших городов. До Москвы отсюда — 110 километров и удобная прямая электричка на два часа езды. Тех, кто селился на 101-м километре, можно было разделить на две категории: «политические», в основном интеллигенция и диссиденты, и уголовники. «Они во многом сформировали нынешних александровцев. Те, кто рос в домах, где квартировали уголовники, тоже в основном выбрали криминальный путь. А те, кто много общался с интеллигенцией, сейчас ходят в наш музей», — замечает директор цветаевского музея.
Сам Готгельф родом из Гомеля и приехал в Александров в 1960-е годы не из ссылки, а просто по распределению. «После переезда я никак не мог найти квартиру», — вспоминает Готгельф. Общежитие было переполнено, и однажды знакомый свёл его с бабушкой, которая помогала за определённые деньги искать жильё. Она проговорила с ним два часа, интересовалась деталями его биографии, а в самом конце спросила: «Хорошо, а по какой статье вы сидели?» Когда он ответил, что не сидел, бабушка страшно удивилась: кажется, ей впервые нужно было подыскивать жильё не бывшему заключённому.
В 1978 году в Карабаново — городе-сателлите Александрова поселились диссидент и писатель Анатолий Марченко и его жена правозащитница Лариса Богораз. В 1968 году Лариса за участие в акции протеста против ввода советских войск в Чехословакию получила четыре года ссылки. Марченко же и вовсе называл себя «вечным арестантом»: он несколько раз попадал в лагерь и полжизни провёл в ссылках. Ранее Марченко уже жил между отсидками в Александрове, но в этот раз он оказался на 101-м километре с женой и сыном, решил обосноваться и начал своими руками строить дом.
В 1981 году его арестовали по очередному политическому обвинению, незаконченный кирпичный дом объявили самостроем и попытались снести бульдозером, как снесли купеческий некрополь возле дома Цветаевых. Когда выяснилось, что тяжёлая техника не справляется, здание по приказу властей взорвали динамитом.
Самому Марченко в Александров вернуться было не суждено: в тюрьме он объявил бессрочную голодовку с требованием выпустить всех политзаключённых и умер 8 декабря 1986 года в заключении. Его смерть произвела огромное впечатление на Горбачёва, вскоре всех осуждённых по политическим статьям выпустили, и в стране началась перестройка. Памятной доски о последнем советском диссиденте, забравшем с собой на тот свет 58-ю статью, в Александрове пока нет — сегодня городские власти больше заняты вопросом, куда именно поставить памятник Ивану Грозному.
Смерть III: Государство
В XVI веке Александров стал центром опричнины. В 1564 году в острог, тогда носивший название Александровской слободы, переехал из Москвы Иван Грозный и привёз с собой казну, библиотеку и первый инструмент тотального террора в истории страны.
Александровский краевед Виктория Боравская полагает, что расположенное в черте города Каринское озеро получило своё название от слова «кара». По преданиям, на возвышенном берегу озера опричники «нещадно истязали местных крестьян».
Семидесятилетняя жительница Александрова Светлана Андреевна, пересказывая городскую легенду, объясняет, что река Серая, разделяющая Александров на две части, тоже связана и историей опричнины: «Туда Иван Грозный своих жён на каретах спускал с крутого монастырского берега. Есть предание, что он так жестоко наказывал супруг. Какое-то время тут, на набережной, стоял памятник Грозному, но потом исчез — видимо, что-то не понравилось. Новый памятник должны поставить ко Дню города».
На самом деле предание о гибели в реке связано с Марией Долгорукой, которую в некоторых источниках называют пятой женой Ивана Грозного. В «Смутном времени Московского государства в начале XVII столетия. 1604–1613» историк XIX века Николай Костомаров пишет, что Грозный решил убить жену, когда узнал, что она «ещё прежде потеряла своё девство». На следующий день после свадьбы он приказал «затиснуть её в колымагу, повезти на борзых конях и опрокинуть в воду», спустив с берегов Александровской слободы.
Сегодня Александровская слобода — туристический центр города и главное место для свадебных фотосессий. В анонимном голосовании во «ВКонтакте» Общероссийского народного фронта слобода была признана символом города: за неё проголосовали почти 60 % опрошенных. На втором месте — Иван Грозный (около 35 % голосов).
В слободе стоит Распятская церковь-колокольня, высокая и белая как свеча. По преданию, когда-то с неё слетел Никита-холоп на самодельных крыльях и перелетел на другой берег реки Серой, змеящейся у монастыря. Его, впрочем, Иван Грозный тоже казнил.
Светлана Андреевна живёт здесь с 1960-х годов. Когда её семья переехала сюда из Ржева, Александров показался ей серым: улицы, то резко уходящие вниз, то круто поднимающиеся вверх, были плотно застроены деревянными домами. Тогда Светлана не думала, что проживёт в Александрове всю свою жизнь и выйдет замуж за сына высланного на сто первый километр коммуниста.
«Когда мы только приехали, мы жили в первом доме от вокзала. Сейчас у нас с мамой участок недалеко от монастыря. Здесь шикарное место: мы живём под покровом колокольного звона», — говорит она.
Смерть IV: Ненужность
От Слободы я иду пешком в сторону Геологов — района на окраине города. Александров настолько «зелёный» город, как будто вырос в лесу. Солнечно, дома двоятся и отражаются в тёмных лужах, на хрущёвке цвета хаки возвышаются ржавые буквы: «Родине нашей слава». В воздухе стоит медовый запах лип.
Час спустя, оказавшись уже на самом краю города, захожу в магазинчик на пустыре. За прилавком две продавщицы:
― Зачем тебе сюда? Тут никаких памятников нет, — говорит одна.
― Хочу поговорить про александровский мусорный полигон.
― Ааа, про нашу главную достопримечательность, — улыбается продавщица.
Другая добавляет:
― Я жила рядом со свалкой, но когда оттуда стали возить московский мусор, уехала в Черёмушки. Повезло! А вот Ленка, — она кивает в сторону своей напарницы, — до сих пор там. У её свекрови дом прямо напротив свалки.
— И как, сильный запах? — спрашиваю я.
Ленка пожимает плечами.
— Нет, но мусорка растёт не по дням, а по часам. Скоро зимой будем кататься с неё на лыжах, — смеётся она, а потом замечает серьёзно: — А так чёрт его знает, что с этой свалкой и чем её обрабатывают. Однажды мы проснулись, а всё заволокло сизым дымом. Как будто бы рассветным туманом. Выяснилось, что это свалка дымилась.Сегодня высота свалки — с 10-этажный дом, и новые КамАЗы приезжают ежедневно — местные жители однажды насчитали 86 грузовых машин за сутки. Главред местной газеты «Новый город Александров» Руслан Меньшиков замечает, что мусор вместе с аварийным жильём — главные проблемы города.
— Если проезжать мимо мусорной горы, то запах есть, особенно в жаркие дни. В центре, правда, его нет, — рассказывает журналист. — А лет пять назад всё было гораздо хуже. Когда стояла страшная жара, свалка буквально отравляла воздух, время от времени она загоралась. Так что жители были настроены очень категорично и собирались протестовать. В обслуживающей компании «Эколайн-Владимир» обещают с помощью технологии гидропосева превратить свалку в зелёный холм. Губернатор Владимирской области Владимир Сипягин выдвинул другое предложение: сделать из мусорной горы горнолыжный курорт. Когда власти стали бороться с запахом, протест жителей отчасти сошёл на нет.
Юрий Саенко — председатель дома номер три на улице Геологов и один из активистов, которые продолжают бороться против московского мусора. С недавних пор Юрий также борется и с главой Александровского района, добиваясь её отставки, поскольку московские мусорщики продолжают использовать александровский полигон.
«Давайте сразу определимся с моими достоинствами и недостатками. Достоинства — я человек честный. Простой сибирский мужик, который хочет, чтобы его дети были живы-здоровы. Так что я не умею врать, понимаете?» ― говорит он. К разговору подключается небритый мужчина лет тридцати. От него пахнет водкой. Мужчина интересуется, что мне понадобилось в Геологах.
— Уважаемый Михаил Сергеевич, успокойтесь. Это журналист, мы работаем. Вам есть что сказать по существу — о свалке?
— Какому существу?! — почему-то возмущается Михаил и угрожающе двигается на Юрия. Юрий уклоняется от конфликта и предлагает пойти к нему, чтобы продолжить разговор в спокойной обстановке, но предупреждает: «Мы гордые, но бедные. Очень бедные. Так что не пугайтесь».
Как председателю дома Юрию положено шесть тысяч в месяц. Его жена работает на заводе и получает около десяти. Юрий ставит чайник, а потом садится рядом и начинает показывать мне фотографии мусорного полигона. Историю александровской свалки Юрий знает наизусть. Каждый вторник он ходит на приём к местному прокурору, раз в месяц — в администрацию Александровского района.
— Нам терять нечего — мы чужого не просим. Мы только защищаемся и защищаем своих детей и внуков. У меня трое детей; слава богу, все взрослые, разъехались. Но почему мы должны здесь, в Александрове, умирать?
Мы ещё долго говорим о свалке, Юрий показывает документы, объясняет, как жителям лучше действовать, чтобы победить. Забытый чайник на плите давно остыл. В конце я спрашиваю Юрия, действительно ли он думает, что Александрову угрожает московский мусор.
Юрий задумчиво улыбается и отвечает: «Город не умирает — он уже умер».
Смерть V: Отчуждение
В 2016 году администрация Александровского района собрала круглый стол, чтобы обсудить «состояние и динамику развития» местных цыган. Туманная формулировка подразумевала дискуссию о проблемах во взаимоотношениях цыган с жителями Александрова. В частности, представители цыганской диаспоры жаловались, что скорая помощь игнорирует их вызовы.
В ответ главный врач Александровской районной больницы Владимир Анучин заявил, что цыгане вызывают скорую помощь в двенадцать раз чаще, чем остальные. При этом фельдшеры боятся приезжать к цыганским семьям: по словам Анучина, команду скорой не отпускают, пока она не осмотрит всех членов общины.
По словам главреда газеты «Новый город Александров» Руслана Меньшикова, в Александровском районе есть несколько деревень, плотно заселённых цыганами. В Ивано-Соболево, например, они фактически остались единственными постоянными жителями: остальные дома пустуют или проданы под дачи москвичам. В самом Александрове цыгане почти не живут и селятся в основном неподалёку, словно на своём собственном 101-м километре от крупнейшего города в районе: помимо Ивано-Соболево, их общины есть в деревне Тёмкино и городе Струнино. Практически каждый месяц полиция устраивает у них рейды, выискивая людей без регистрации.
Точных данных о количестве цыган в Александровском районе нет, но представительница владимирской цыганской диаспоры Тина Буркевич считает, что община в Александровском районе довольно многочисленна. «Быть цыганкой — значит всегда быть начеку. Не знаешь, с какой стороны тебе нанесут удар. Каждой цыганке приходится переживать в жизни много горя. Жёсткие традиции раньше помогали цыганам выжить, а теперь они их убивают», — замечает Тина. Под традициями она подразумевает, в частности, ранние браки.
Она отмечает, что цыгане не считают себя единым народом: этнических групп очень много, и про каждую «можно книгу написать». Сама Тина несколько лет назад уехала из Владимира в Краснодар и с цыганами больше не общается. «На это повлияло много факторов. Я не нашла общий язык с цыганами, поэтому решила переехать, — добавляет она. — Я не скрываю свою национальную принадлежность. Но если ко мне подходят другие цыгане, я шлю их на три буквы».
Смерть VI: Пустота
Блогер Марина Морлок хорошо знает заброшенные заводские здания и любит «заброшки». Несколько лет назад она переехала из Москвы в посёлок Бужаниново и завела блог на YouTube, в котором рассказывает о своей жизни. В свободное время Марина часто приезжает в соседний Александров и и иногда навещает своё любимое заброшенное здание — старую котельную.
Мы с Мариной оказываемся у заброшенной котельной на закате. Высокие потолки почернели, в полу — проломы. Если заглянуть внутрь одного из проломов, то можно увидеть нижний этаж, погружённый в темноту. На стене — проём от двери, ведущей в никуда: за ней настоящие джунгли густо разросшейся зелени. Высокие деревянные остовы окон делают бывшую котельную похожей на руины собора.
На втором этаже сидят две девочки, слушают музыку и безучастно провожают нас глазами. Часть стены на этаже отсутствует, как будто в здание попала бомба. Раздаются пронзительные крики. Это местные подростки пытаются напугать друг друга. Мимо проносится смуглый мальчик с тёмными глазами и исчезает на верхних этажах. «А мы тут в прятки играем», — зачем-то поясняет второй подросток, пробегая мимо. На стенах котельной — рисунки: светящиеся глаза, пёсьи головы, чёрные сердечки — тайный язык, понятный только местным подросткам. На одном из кирпичей стенной кладки надпись: «Жизнь полезна для психики».
