Ситуация такая: Конго, семидесятые, очередные выборы на носу, назревают беспорядки, журналист Борис Туманов садится в свою «Волгу» и едет посмотреть на всё своими глазами. В этой истории он рассказывает, как он и его коллеги спаслись из кольца вооружённых до зубов африканских солдат.
Было это в Киншасе. Тогда я ещё жил в Браззавиле, но уже давно пересекал реку почти каждый месяц, чтобы побывать недельку-другую в Киншасе, где я был тоже аккредитован. На этот раз я поехал туда на выборы президента, которые были очень похожи на последние российские выборы, что-то типа Мобуту forever.
В стране было неспокойно: на северо-востоке, в Стэнливиле, подняли восстание европейские наёмники, из самой Киншасы сбежали все европейцы, опасаясь репрессий, огромный город опустел, и, чтобы достать малюсенькую баночку растворимого кофе, нужно было довериться посредникам, которые передавали тебя с рук на руки, как будто торговали наркотиками. Фешенебельные кварталы, где пустые виллы стояли с заколоченными ставнями, напоминали мир Магритта, на главных улицах изредка возникала из ниоткуда автомашина, чтобы тут же исчезнуть в небытие, по тротуарам без всякой цели бродили аборигены, недобро поглядывая на белых людей, словом, было тревожно и весело, и всё это время я жил с ощущением бодрящей щекотки в области солнечного сплетения. Это было тем более объяснимо, что советских в Киншасе особенно не жаловали, учитывая, что Мобуту дружил с американцами.
На этот раз я оказался в Киншасе с браззавильским коллегой из ТАССа, которого я как киншасский старожил великодушно взял с собой на своей «Волге». Напомню, что в те времена эта машина была в диковинку в Браззавиле, а уж в Киншасе тем более. Так вот, в день выборов мы с тассовцем, прихватив с собой француза-корреспондента АП и местного стрингера, работавшего на «Рейтер», проехались по избирательным участкам, со скукой констатировали готовность избирателей голосовать, за кого им укажут, и часам к двум дня решили найти какой-нибудь ресторан, где чем-нибудь кормили. И вдруг нас нагоняет машина бельгийского корреспондента, который энергично машет нам, возбуждённо сообщая, что, по его сведениям, в коммуне Н’Джили на окраине города местные жители намерены голосовать за своего соплеменника, бывшего президента Конго Касавубу, и что там наверняка будут беспорядки. Тассовец заныл, что он хочет есть, но мы трое решили ехать на участок, и ему пришлось подчиниться.
На участке мы застали тем не менее уже привычную картину, которая не предвещала никаких бунтов со стороны избирателей. Они кротко стояли в очереди перед зданием школы, оцепленном солдатами, и не выражали никаких симптомов фронды. Для очистки совести мы всё-таки вышли из машин, оставили их в тени большой акации метрах в ста от школы и подошли к очереди. Тут я должен сказать, что в нашей группе я был единственным, кто таскал с собой фотоаппарат, к ремешку которого был присобачен маленький экспонометр в футляре. Именно этот фотоаппарат и сыграл роковую роль в дальнейших событиях.
Нас встретил сержант, вооружённый автоматом, и довольно вежливо спросил, кто мы такие и что нам здесь нужно. Мы объяснили, что мы журналисты и хотим ознакомиться с ходом голосования. Дальше последовал такой диалог.
— А-а-а, — уважительно сказал сержант, — журналисты… Это хорошо. Только на участок нельзя, это не я решаю.
— А кто решает?
—Лейтенант (допустим) Бабемба, — отвечал сержант.
— А где он?
— А его нет, он в город уехал…
— А когда он вернётся?
— А я не знаю… Может, он вообще не приедет…
Мы посовещались. Ждать лейтенанта явно не стоило, поскольку было и так видно, что бельгиец преувеличил гражданскую сознательность местных избирателей.
— Ладно, — сказал кто-то из нас, — пошёл он к черту, этот лейтенант, поехали отсюда, ребята.
И мы направились было к машинам. Но тут сержант взревел:
— Ни с места! Вам нельзя уезжать без разрешения лейтенанта!
![](/media/images/Article_04_ill2_.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Мы остолбенели. Нам, конечно, были известны причуды местных жителей, как правило, карикатурно копировавших нравы бывших колонизаторов, включая проявления бдительности, но тут сержант явно нёс ахинею. Что мы ему и постарались по-отечески объяснить (он был довольно юн).
— Послушай, — сказали мы ему, — ну как лейтенант может дать нам разрешение уехать, когда он не давал нам разрешения посетить участок? Тем более что мы его и не посещали — просто остановились рядом.
Сержант заколебался.
— Всё равно, — сказал он уже менее уверенным тоном, — надо лейтенанта дождаться.
— А если он вообще не приедет, нам что — ночевать здесь прикажешь?
Этот аргумент, казалось, окончательно сразил сержанта, но тут он вдруг нашёлся.
— А ты фотографировал без разрешения, — обрадованно завопил он, указывая на меня. — Всё, будете ждать лейтенанта!
Тут мы все хором завопили в свою очередь, что всё это время сержант находился с нами и мог констатировать, что с аппарата даже футляр не был снят и что уже одно это означает, что я не мог фотографировать.
И тут я столкнулся с психологическим явлением, весьма распространенным в Чёрной Африке. Маленькое отступление: несмотря на то, что за годы колониализма, то есть практического сосуществования европейцев с африканцами, местные жители давно были знакомы со всякими техническими приспособлениями (от радиоприёмника до автомата, который сержант держал в руках и умел им пользоваться), в ментальности африканцев осталось суеверное подозрение, что европейская техника всё-таки сродни колдовству, и что она может гораздо больше, чем об этом знают сами африканцы.
Сержант внимательно выслушал нас, хитро улыбнулся с оттенком снисхождения к наивным европейцам, которые так грубо пытаются его обмануть, и сказал, тыкая в мой экспонометр:
— Вы что думаете, я дурак? Я и без вас знаю, что большой фотоаппарат не может фотографировать через футляр. Вы, европейцы, привыкли думать, что мы ничего не соображаем. Так что не надо меня учить! Зато я знаю, что вот этот маленький фотоаппарат сделан специально для шпионов и может фотографировать через футляр. Так что стойте на месте и ждите лейтенанта, он с вами разберётся.
![](/media/images/04009_01.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Сначала мы обалдели. Потом предприняли жалкую попытку объяснить идиоту, что такое экспонометр («Видишь, тут такая дырочка, она ловит свет и говорит фотоаппарату, — не этому, а большому, и вообще это не фотоаппарат, а экспонометр, тьфу, чёрт, ты всё равно не поймёшь! — какую кнопочку нажать»), но всё было тщетно. Единственное, в чём сержант был готов нам уступить, так это оставить меня для разбирательства, а остальным разрешить уехать.
К чести моих коллег, они категорически отказались бросать меня на произвол сержанта, а бельгиец, который пока не избавился от ещё недавно вполне оправданной самонадеянности колонизатора, решительно сказал:
— Да пошёл он в задницу, этот кретин, поехали, ребята, будем мы тут с ним возиться!
И мы пошли к нашим машинам. Как вы помните, пройти нам нужно было метров сто. И вдруг, когда мы были уже на полпути к машинам, за нашими спинами послышался топот множества ног и лязганье передёргиваемых затворов. Мы обернулись и увидели, что за нами, потрясая автоматами, бежит весь взвод во главе с проницательным сержантом.
— Стоять! — зарычал он. — Ещё шаг, и я буду стрелять! Руки вверх!
Мы были на самом солнцепёке, но, судя по свирепому выражению сержантского лица, мы поняли, что продолжать наш путь к тенистой акации было бы смертельно опасно. Мы остановились и вздёрнули руки кверху. Солдаты немедленно нас окружили и стали ждать дальнейших распоряжений сержанта, который между тем заинтересовался моей машиной.
— Это что за машина? — спросил он.
Я объяснил ему, что это советская машина. Сержант просиял.
— А-а-а, — торжествующе протянул он, — да я вижу, что на ней ещё и браззавильские номера (вы ведь помните, браззавильцы тогда строили научный социализм, что делало их априори идеологическими врагами киншасцев)! Шпионы!
— Да какие мы шпионы! — завопил я в последней надежде переубедить остолопа. — Если бы мы были шпионами, нас бы конголезские власти никогда сюда не впустили, а у нас визы есть!
И тут сержант произнёс фразу, которую я запомнил на всю жизнь.
— Визы, визы, — отмахнулся он. — Вам их дали, потому что конголезские власти политизированы!
Дальнейшее я буду описывать широкими мазками, чтобы вас не утомлять.
![](/media/images/04011_01.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Как только сержант вынес свой приговор, поведение солдат резко изменилось. Они столпились вплотную к нам и, не снимая пальцев со взведённых (!) спусковых крючков, стали тыкать нас во все части тела дулами и прикладами. Сначала это носило характер развлечения. Тем временем избиратели покинули свою очередь и окружили нас с солдатами большой и плотной толпой, возбуждение которой (не так часто увидишь белых людей в абсолютной власти африканцев) стало передаваться солдатам. Тыкать и пинать нас стали по-серьёзному, с наслаждением. Шло время (потом мы узнали, что длилось это минут сорок). Бывалый бельгиец стоял с побледневшим лицом и тихо бормотал мне, что будет чудо, если мы уцелеем в этой заварушке. Потом тассовец, не выдержав нервного напряжения, завопил тонким голосом в мой адрес: «Это ты виноват! Это из-за тебя мы сейчас погибнем! Не надо было ехать на участок!» Хотя никто из моих коллег не понимал русского языка, они сразу догадались по интонациям, что тассовец впал в панику, и стали одёргивать его в непечатных выражениях на чистом французском.
Солнце слепило, мы были мокрые от пота, поднятые вверх руки затекли, болели ушибы, и было просто страшно.
И вдруг Франсуа Кро, тот самый француз, работавший на АП, который был почти двухметрового роста и возвышался над толпой низкорослых конголезцев (слава богу!), истошно завопил: «Бангала!» И повторял этот крик, не переставая, к великому недоумению толпы, солдат и нас самих.
Сначала мы решили, что Франсуа съехал с катушек. Но спустя минуту, когда толпа стала медленно расступаться, и из неё, властным жестом отстранив замешкавшегося солдата, вынырнул ГУБЕРНАТОР КИНШАСЫ Оноре Бангала во френче, с толстой тростью из красного дерева и в леопардовой шапочке, как подобало верному соратнику президента Мобуту, мы поняли, что избавление пришло.
Нас спасло стечение обстоятельств: высокий рост Франсуа и тот факт, что Бангала проезжал мимо участка в открытом джипе. Будь он в тени закрытой машины, Франсуа его просто не узнал бы.
Мы бросились к спасителю и, перебивая друг друга, поведали ему о наших незаслуженных страданиях. К тому времени, когда мы закончили наш рассказ, солдаты во главе с сержантом прятались за углом школы, робко выглядывая оттуда.
И тут губернатор, преисполненный желания загладить инцидент и вознаградить нас за наши муки, совершил, сам того не подозревая, жесточайший поступок.
— Вы хотели посмотреть участок, господа? — светски улыбаясь, произнёс он. — Прошу вас, будьте моими гостями.
И он повёл нас на участок, где долго и подробно рассказывал нам о совершенстве конголезской демократии. И это в то время, когда под нами подкашивались (буквально) ватные ноги, когда нас трясло от пережитых эмоций и когда единственным, но свирепым желанием нашим было напиться до полусмерти.
Что, собственно, мы и сделали все впятером, как только спустя полчаса, лицемерно улыбаясь, помахали губернатору и ринулись в ближайший бар, где опустошили, кажется, все его запасы виски.
![](/media/images/Article_04_ill1_.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Предыдущая история
Визит председателя ВС Таджикистана Махмадуллы Холова в Конго грозит обернуться дипломатическим скандалом: журналист Туманов танцует с туземцами
![](/media/images/Article_03_ill1.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Читайте продолжение
История о юном французе, который не хотел в армию и попал в африканскую деревушку, где белым подносили самое ценное, что есть — юных селянок
![](/media/images/21329719_1829340.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)