Сегодня четверг, и в будущем, вполне вероятно, он станет последним рабочим днём недели. Рынок труда трансформируется, и пандемия коронавируса ускоряет этот процесс: компании по всей планете массово перешли на удалёнку, и теперь люди, которых годами убеждали, что мир рухнет, если трудиться из дома, задаются вопросом: что дальше? Репортёр самиздата Ирина Щербакова изучила, как современную офисную культуру создали ткацкие фабрики XIX века, есть ли выход из культа переработки и как и почему компании вводят четырёхдневную рабочую неделю.
Выпускник Кембриджа Эндрю Барнс вставал в пять утра, приходил на работу к рассвету, а уходил ночью. Так же делал и его начальник, и все вокруг в лондонском Сити. В 1980-е Токийская фондовая биржа закрывалась в половине восьмого утра по английскому времени, а Нью-Йоркская — открывалась только через двенадцать. Чтобы соревноваться с американскими конкурентами, приходилось проводить в офисе по четырнадцать часов. «Если ты не жил так, — говорит Барнс, — ты недостаточно выкладывался». Работать на пределе возможностей было производственной нормой. Уходить с работы раньше босса считалось «профессиональным самоубийством». Позволить себе расслабиться на несколько дней? Немыслимо. На место каждого уставшего претендовал десяток молодых карьеристов. В один из дней у начальника Барнса случился нервный срыв — при всех остальных. «К сожалению, — вспоминает Барнс, — это был не единственный срыв, который я видел у людей за свою карьеру в Сити».
Сам Эндрю Барнс успешно проходил тест, раз за разом. Он уехал из Англии и сделал блестящую карьеру в финансовой индустрии. К концу девяностых Барнс был исполнительным директором крупнейшего австралийского инвестиционного банка Macquarie. Он пользовался уважением коллег, получал огромную зарплату и ненавидел свою жизнь. Работа была «тестом на выносливость», вечным соревнованием. Атмосферу в офисе не получалось назвать никак, кроме токсичной. Брак распадался.
Осознание, что Барнс делает со своей жизнью что-то не то, пришло, как он сам вспоминает в своей книге, во время прогулки по Сиднею. В голове крутилась фраза из «Футбольной горячки» Ника Хорнби: «Жизнь дерьмо потому, что „Арсенал“ дерьмо, или всё наоборот?» Барнс перефразировал: «Была ли моя жизнь в Сиднее дерьмом из-за работы или была работа дерьмовой из-за моей жизни?»
С тех пор он стал задаваться вопросом: могут ли люди добиваться успеха на работе, не доводя себя до состояния ходячего трупа.
В 2010-х Барнс перебрался в Новую Зеландию, приобрёл два трастовых фонда под названием Perpetual и Guardian и сделал из них крупнейшую в стране компанию по управлению капиталом Perpetual Guardian. В 2017 году он решил провести эксперимент — и предложил всем работать по гибкому графику четыре дня в неделю. В 2020 году Барнс и его бизнес прошли через пандемию без единого убытка и лишних седых волос. Сотрудники не отвечают на имейлы ночью, не просыпаются по утрам в ужасе от нового дня и не глотают успокоительное, чтобы приглушить стресс. KPI тем временем в порядке. А популяризация четырёхдневной рабочей недели — то, что Барнс в интервью называет «своим крестовым походом».
Посреди утреннего созвона с самиздатом Эндрю Барнс замечает: худшее, что за всю историю случилось с человеческой продуктивностью, — привычная офисная культура. Он уверен: схему, по которой работают люди во всём мире, необходимо менять. Ещё пару лет назад идея «четырёхдневки» воспринималась одними владельцами бизнеса как утопия, а другими — как очередное веяние менеджерской моды: пару экономистов выступят с докладом на Давосском экономическом форуме, бизнес-издания напишут десяток статей — и все успокоятся. Но в последние три месяца, пока мир переходит на удалённую работу, всё больше людей начинают сомневаться: а точно ли десять часов в углу опенспейса пять дней в неделю — то, что приведёт их к успеху? Почему вообще так всё устроено? И есть ли другие способы устроить работу, и если да, то когда и как их можно реализовать?
Как офисный режим связан с текстильной фабрикой?
Генри Форд, философы и советский тайм-менеджмент
«История труда — это борьба за досуг», — говорит доцент исторического факультета МГУ Андрей Володин.
Представления о традиционном рабочем дне — и соответственно, режиме, в котором живёт большинство офисных сотрудников по всему миру, — не так уж новы. Володин объясняет, что идеи нормирования рабочего времени стали возникать с развитием индустриального труда — к XVIII веку.
«Конечно, — говорит он, — самые разные ограничения существовали и прежде: ремесленники или торговцы часто работали по часам, зависели от светового дня и других условий жизни». И всё же в доиндустриальную эпоху темп и напряжённость труда определялись сезонностью. Если в период жатвы крестьяне работали без отдыха, то в остальное время, как пишет британский антрополог Дэвид Грэбер в книге «Бредовая работа», могли себе позволить заниматься делом по нескольку часов в день: больше просто не имело смысла.
Однако промышленность требовала особых условий: физическое присутствие на заводе, постоянная необходимость концентрироваться на работе. «Индустриальный труд начинался в период отсутствия всяких формальных ограничений, — объясняет Володин. — И так получилось, что сначала работа рассматривалась как занятие на весь день». Это было похоже на сельское представление о занятости в период жатвы: от зари до зари, без отдыха, только не в поле, а на медеплавильном заводе или ткацкой фабрике.
К концу XVIII века рабочий день на предприятиях в Англии длился до шестнадцати часов. Трудились всей семьёй: отправить детей вместо школы на фабрику и получить ещё немного денег было распространённой практикой. «Но постепенно стало ясно, что есть вполне естественные пределы для полезного эффективного труда, — говорит Володин. — Такое осознание протекало медленно, иногда требовались десятилетия, в том числе и потому, что не было подобного сегодняшнему представления об экономическом росте, и главное — о его постоянной необходимости».
О том, что количество работы неплохо бы и сократить, одним из первых начал задумываться Роберт Оуэн — английский философ, педагог и социалист. Оуэн, сын мелкого лавочника, не был далёк от народа: он служил приказчиком, сам с парой помощников работал на крохотном прядильном предприятии, которое завёл в молодости, а в двадцать лет стал управляющим и совладельцем хлопковой мануфактуры. К 1810 году Оуэн владел и управлял текстильной фабрикой в Нью-Ланарке. Именно в этом году Оуэн сократил рабочий день на фабрике до десяти часов. А семь лет спустя — ещё раз, до восьми. Он даже придумал формулу: «Восемь часов работа, восемь сон, восемь отдых».
В начале девятнадцатого века восьмичасовой рабочий день казался дикостью. Оуэна за многие из его идей критиковали и называли опасным мечтателем. Сокращения рабочих часов вводились медленно и неохотно — и чаще не из гуманизма, а как ответ на многочисленные забастовки рабочих.
Однако уже в начале XX века восьмичасовой рабочий день, право на отдых и оптимизация труда стали популярными идеями. Генри Форд установил на заводах такой режим, руководствуясь чистым прагматизмом: ошибки на производстве обходятся дорого, а отдохнувшие рабочие ошибаются меньше. В советские 20-е и 30-е был в ходу НОТ — научный подход к организации труда. Вопросами воспитания «трудовой культуры» у рабочих, обучения их основам тайм-менеджмента и создания им приличных условий труда занимался целый институт — ЦИТ (его, впрочем, закрыли в 1939 году с расстрелом основателя). А англичанин Джон Мэйнард Кейнс, один из главных экономистов двадцатого века, прогнозировал: общество может достигнуть такого уровня экономического благосостояния, что работать нужно будет только пятнадцать часов в неделю. Прогнозы Кейнса пока не сбылись.
Откуда взялся культ переработки?
Партнёры крупных компаний притворяются, что работают
К середине XX века маятник качнулся в обратную сторону: работать сверхурочно стало новой нормой. В 2017 году в The Guardian вышла колонка о том, что показная продуктивность превратилась в новый статус-символ. СЕО крупных компаний посвящают работе всё своё время: к примеру, Марисса Майер, возглавлявшая Yahoo!, с гордостью рассказывала, что работала по 110 часов в неделю, а глава Apple Тим Кук — что встаёт в четыре утра. Впрочем, и у рядовых сотрудников работа стала поглощать всю их жизнь (только за это не полагались миллионные бонусы). В отдельных индустриях, к примеру в финансовой, рабочая неделя в 80 часов до сих пор считается нормой: это единственный способ избежать сокращения и показать компании, что вы ценный сотрудник, болеющий за идею. Партнёры крупной консалтинговой компании анонимно рассказывают журналистам, что годами делают вид, будто трудятся по 80 часов, — чтобы это не повредило их статусу среди коллег.
В прошлом году газета The New York Times опубликовала расследование того, что происходит внутри ритейл-гиганта Amazon. Из этого расследования можно было предположить, что трудовое право — то самое, за которое боролись философы и профсоюзные активисты весь XIX век, — просто перестало существовать: сотрудников, взявших больничный, чтобы пройти курс химиотерапии, ругали и наказывали за низкие KPI. Те же, кто продержался в компании достаточно долго, рассказывали: работа стала для них наркотиком. При этом всё это время их не покидало чувство, что они делают слишком мало. Переработка стала социально одобряемым поведением, и Amazon — только один из примеров.
Некоторые учёные считают, что это побочный эффект офисной культуры — прежде всего, как говорит Володин, «по той причине, что в офисе далеко не всегда можно увидеть явный результат труда. К примеру, вы написали отчёт на 500 страниц, он может быть заметен, только если вы его распечатаете, желательно в нескольких экземплярах, чтобы «съесть» всю бумагу своего подразделения. Но оказывается, что главным признаком упорства в труде является присутствие: вы на рабочем месте, когда начальник пришёл, когда ушёл — всегда».
Однако, как ни странно, количество затраченных часов не влияло на результаты труда. Более того: оказалось, что культ переработки дорого обходится и бизнесу, и правительствам. Профессор Стэнфордского университета Джеффри Пфеффер пишет, что стресс, вызванный у американцев работой, ежегодно обходится системе здравоохранения в 300 миллиардов долларов.
Может, работать меньше, но лучше?
Пандемия несёт в Россию четырёхдневку
К идее работать меньше, но лучше Эндрю Барнс пришел три года назад. Барнс вспоминает, что на это его натолкнули пару статей в The Economist, которые он прочитал в самолёте. В них речь шла об исследовании, результаты которого Барнса поразили: оказывается, в среднем британцы продуктивны от силы два с половиной часа в день. «Где-то, — говорит Барнс, — ты отвлёкся и завис в интернете, где-то просидел на длинной и бессмысленной встрече, где-то к тебе подошёл поболтать коллега». В этот момент Барнс стал задумываться: а что, если пересмотреть свои отношения с временем? Ему показалась интересной идея вынуть из рабочего дня те часы, которые, по сути, уходят ни на что. Замысел был прост: четыре дня работать настолько концентрированно и эффективно, насколько возможно, а оставшиеся три не делать ничего.
Барнс решил ввести в Perpetual Guardian «четырёхдневку» в качестве эксперимента и посмотреть, что произойдёт дальше. Сотрудникам он объяснил это просто: теперь у всех есть больше времени на отдых, но вместе с правами приходит ответственность — и надо работать так, чтобы показатели как минимум не упали. «В принципе, — говорит Барнс, — я ничем не рисковал. Если бы это не сработало, всегда можно было сказать: „Окей, не получилось, возвращаемся к обычной пятидневной неделе“».
Начинать пришлось с себя: Барнсу предстояло разобраться, какой процент его собственного времени уходит в никуда. «Конечно, — говорит он, — в первую очередь мне самому пришлось перепридумать свой рабочий день. Где я непродуктивен? Где я потратил время на совершенно ненужные письма? Где меня отвлекли? Где я сам отвлёкся на телефонный звонок?»
Идею четырёхдневной рабочей недели особенно широко стали обсуждать во время пандемии. В России её уже ввёл ритейл-гигант X5 Retail Group в «Перекрёстке», руководство КамАЗа на заводах и множество небольших предприятий. Однако она появилась и начала распространяться во второй половине 2010-х — как ответ культу переработки. По данным Microsoft Japan, после введения четырёхдневной рабочей недели продуктивность сотрудников выросла на 40 процентов. За более короткую рабочую неделю выступал экономист и историк Рутгер Бергман в 2019 году на Давосском экономическом форуме. Тогда же её предлагал ввести в России бывший премьер-министр Дмитрий Медведев. Российские экономисты раскритиковали Медведева — многие считали, что введение четырёхдневки «сверху» деструктивно, потому что выльется в ухудшение условий труда и снижение зарплат. Некоторые предостерегали, что в существующих экономических реалиях при четырёхдневной рабочей неделе ВВП страны может упасть на двадцать процентов.
Ещё один аргумент критиков четырёхдневки: сотрудники хотят работать не на день меньше, а по гибкому графику, который можно подстроить под свои предпочтения.
«Я бы тут не стала всех людей стричь под одну гребёнку, — говорит директор по персоналу Aliexpress Анна Орлова. — Мы все разные, у всех нас разные темпераменты, и у каждого свой путь. Есть люди, компании и даже страны, которые работают четыре дня в неделю, сохраняя баланс между продуктивностью, личной жизнью и здоровьем. Уверена, что многие из вас знают людей, которые „вкалывают круглосуточно“ и именно такой режим драйвит их, потому что для них важно созидать постоянно. Именно в таком режиме они находят счастье. При этом и те и другие получают истинное удовольствие от того ритма, который они выбрали».
В чём подвох с четырёхдневной неделей?
Ирландские чиновники не получат повышение
Главный подводный камень четырёхдневной рабочей недели — во время карантина её стали вводить не как способ улучшить условия и производительность труда, а именно как кризисную меру. Это не новая схема работы, а режим «военного времени» — и чаще всего перестраиваются именно бизнесы, которые на фоне пандемии теряют клиентов и выручку.
Руководство КамАЗа объявляет, что на заводах введут четырёхдневную рабочую неделю, каждый раз, когда объём продаж падает: такие заявления были и в 2014 году, и в 2018-м. X5 Retail Group в письме самиздату прислали объяснение: «Весь офисный персонал сети „Перекрёсток“, включая руководство, перешёл на 4-дневную рабочую неделю с мая до снятия карантинных мер. С помощью этой и других антикризисных мер „Перекрёсток“ сокращает расходы с целью поддержать доходность бизнеса сети при сокращении части выручки в супермаркетах, расположенных в торговых центрах».
Алиса Петриенко живёт в Праге и работает в компании, занимающейся релокацией сотрудников. В последние пару месяцев все переезды у Алисы «на холде» — и её работа заключается в том, чтобы созваниваться с клиентами каждый день и успокаивать: «Уже скоро». Алиса рассказывает, что рабочий день в её компании сократили до четырёх дней «добровольно-принудительно», письмом от HR. «Дорогие сотрудники, компания столько для вас сделала, вспомните про свои бонусы и корпоративы, теперь пора сделать что-то и для компании». Можно было отказаться, как это сделал бойфренд Алисы, а можно и согласиться. Алиса сделала это вполне осознанно. Она замечает, что впервые за долгое время смогла погулять по городу, полностью расслабившись. «Вообще-то, — говорит Алиса, — как офисному сотруднику вся эта ситуация — удалённая работа, коммуникация в чатах и так далее — мне не слишком нравится. Но как человеку — очень даже».
Мария, сотрудница международной нефтяной компании, вспоминает, что до карантина работала на износ, а к выходным уставала настолько, что могла только лежать. Затем, с середины апреля, «всех посадили на четырёхдневку: нефть рухнула из-за карантина и ОПЕКа». Зарплату сократили на двадцать процентов, и в таком режиме все будут работать до июля. «Многие принципиально не работают в нерабочие дни. Продлевают дни реализации проектов. Давления от начальства нет совсем, никого не заставляют. Мой начальник сам не работает. Я так не могу. Потому что понимаю, что, если не шевелиться, вообще уволят. Работы, наверное, столько же, а может быть, даже чуть больше». Однако при этом она больше не выгорает, как раньше: работу проще распределять, а день подстраивать под своё настроение и состояние — и устраивать перерывы, когда хочется. «Это же здорово: ты поспал побольше, спортом позанимался, делами своими — и поработал, если нужно. Ты не должен. И это прямо круто». Она замечает, что «по выходным стала более продуктивна».
У Марии сокращение зарплаты не вызывает дискомфорта, «но у людей с кредитами, ипотекой, семьёй вызывает. Хотя ещё до карантина моя коллега выходила с инициативой, чтобы она брала, например, две среды в месяц за свой счёт. Я думаю, это отличная идея. И по карману не сильно бьёт, и кайфово своими делами заняться».
Эндрю Барнс считает: четырёхдневная рабочая неделя с сокращением зарплаты — опасная идея. «У нас с сотрудниками была договоренность: четыре дня работы, пять дней продуктивности, без сокращений в зарплате, — рассказывает Барнс. — Но опасность в том, что многие компании сейчас пойдут на четырёхдневку с сокращением зарплаты, а потом вдруг обнаружат: продуктивность сотрудников не снизилась. Тогда они будут всячески сопротивляться тому, чтобы обратно поднять оплату труда. Пример тому — профсоюз для чиновников в Ирландии: после глобального финансового кризиса в 2008 году они согласились на четыре дня работы и четыре дня оплаты. А потом перешли обратно на пятидневку, но зарплата не поднялась»
Как пандемия может ускорить эти процессы?
Даже строительные компании осваивают онлайн
Сегодня меняется и отношение к времени, и отношение к работе на удалёнке, которая до этого считалась прерогативой фрилансеров и внештатников.
В отдельных индустриях более гибкое отношение к графику работы в офисе существовало и до карантина. «В технологических компаниях давно живут по принципу: если нужно, можешь прийти позже — главное, предупреди руководителя и коллег и оставайся на связи, — рассказывают в пресс-службе Mail.Ru Group. — Возможно, к этому начнут склоняться и в других отраслях».
Эндрю Барнс рассуждает: «Тут интересно, начнут ли сотрудники, когда всё вернётся на круги своя, сопротивляться стандартной офисной пятидневке — после того, как они увидели, что можно работать из дома, четыре дня — и получать те же самые результаты. Если посмотреть на мою компанию, то примерно половина сотрудников говорят: почему бы не продолжить работать на удалёнке? Twitter разрешил сотрудникам работать из дома на постоянной основе. Facebook и Google тоже, до конца года. Вся эта ситуация серьёзно изменит то, как мы работаем: люди осознают, что они на самом деле могут быть продуктивнее дома. Стоит ли в таком случае тратить время на дорогу до офиса? Не знаю, как долго надо добираться в Москве до работы, но думаю, всё довольно паршиво. Час туда, час обратно — и всё больше людей задаются вопросом: а зачем?»
На карантине и сотрудники, и руководители всё чаще замечают: те задачи, которые раньше требовали встречи в назначенное время в заранее забронированной переговорке на втором этаже, можно перевести в онлайн. И если в IT-компаниях так работают уже не первый год, то для других отраслей это может быть новостью.
Команда Mail.ru Group предполагает: «Вероятно, после снятия ограничений сильнее всего изменится ситуация в компаниях из традиционных отраслей, где раньше просто не рассматривали онлайн-инструменты или до их внедрения не доходили руки. Условно, в отделе, где вопросы раньше обсуждали голосом и собирались на встречи, сотрудники начнут пользоваться корпоративным мессенджером и решать часть вопросов в нём. А в офисе, где все документы раньше распечатывали и складировали в архив, заведут общее облако».
Анна Орлова из AliExpress замечает похожие вещи. «Если раньше о таком формате могли думать только компании из IT-сферы, то сейчас многие собственники и руководители компании считают, что это на самом деле возможно. Недавно мне звонил руководитель одной строительной компании и рассказывал о том, что онлайн „действительно работает и позволяет не только оптимизировать расходы, но даже эффективнее управлять командой“». Казалось бы, «строительство», но нашли возможность адаптироваться в текущих условиях.
Идёт ли на пользу удалённая работа?
Удалёнка запускает трансформацию рынка труда
И если четырёхдневная неделя — идея, которую ещё только предстоит всерьёз обсуждать и изучать, в идею «успевать всё, сидя за компьютером в пижаме и с чаем» легко поверить: она интуитивно кажется многим простой и привлекательной. Но переход на удалёнку и тем более четырёхдневная рабочая неделя — процесс, к которому людей и целые компании стоит готовить.
С другой стороны, продуктивность в новом мире удалённой работы — тоже предмет споров. По запросу «productivity at home» Гугл выдаёт сотни статей с советами, начинающимися с мысли о том, что работа дома не так-то проста, как кажется. Космический психолог объясняет журналистам, как сохранить здоровую психику, работая в таком режиме. Многие пользователи соцсетей жалуются, что от работы их отвлекают партнёры, дети, домашние животные.
«Представления о продуктивности в самоизоляции меняются, — говорят в пресс-службе Mail.ru Group. — Даже в компаниях, которые раньше строго отслеживали, во сколько человек начал работу и сколько длился его обеденный перерыв, контроль за временем уходит на второй план. На карантине основной фокус делается на результат труда, а не на количество затраченных часов. Мы всегда работали по такому принципу, а сейчас к этому приходят и компании из других сегментов. При этом мы понимаем, что в период самоизоляции, который сам по себе является стрессовым фактором, очень легко столкнуться с профессиональным выгоранием. Здесь мы по-прежнему выступаем за то, чтобы люди не перерабатывали, а уделяли время семье, посвящали его своим увлечениям».
«Я бы не стала говорить, что „скоро будет одно только телевидение“, — рассуждает Анна Орлова. — Очевидно, то, что создаётся, когда люди собираются вместе офлайн, та атмосфера, которая бывает, когда кто-то просто похлопает друг друга по плечу заканчивая встречу, и тот командный воздух, от которого „дзынькает“ внутри, увы, через экран монитора никак не повторить (по крайней мере пока)».
В компании у Барнса до карантина работали и те, кто добровольно приходит в офис, чтобы отсидеть там полный рабочий день, и те, кто предпочитал больше времени проводить дома, чтобы не отвлекаться на разговоры с коллегами.
Главное, как он считает, возможность выбора.
Что дальше?
И HR технологических корпораций, и предприниматели вроде Эндрю Барнса сходятся в одном: могут стать популярными гибридные модели. Это значит, что посещение офиса, как объясняют Mail.ru Group, «может стать факультативным: сотрудник приходит на встречи и мозговые штурмы, но в какой-то день может остаться дома, чтобы поработать в тишине».
Мысль о том, что карантин легитимизирует работу из дома, становится всё более и более популярной. Дэн Шоубел, исследователь работы и управляющий партнёр консалтинговой компании Workplace Intelligence, предполагает, что это произойдёт в ближайшие годы. По опросу компании Gartner, уже в марте 2020 года 74 % американских финансовых директоров заявили: они готовы перевести примерно пять процентов сотрудников на постоянную удалёнку.
По данным Международной организации труда, только 27 процентов людей в развитых странах могут позволить себе постоянную работу из дома. И это лишь один из вариантов проявления другой масштабной тенденции: рабочий режим в целом может стать более гибким. На это повлияет не только цифровизация, но и изменение ценностей.
В мире существуют не только офисные сотрудники, работающие на полную ставку. Ещё за три года до карантина, по исследованию компании Toptal, 90 процентов работодателей зависели от труда фрилансеров. Из недавних отчётов BCG и PricewaterhouseCoopers можно сделать вывод, что в мире после пандемии распространённость фриланса только вырастет.
Фриланс исследователи называют прекарным трудом, а фрилансеров — прекариатом (от слова precarious — «нестабильный»). Доцент исторического факультета МГУ Андрей Володин говорит: «Прекарный труд интересен прежде всего тем, что прекариат отказывается от важнейших достижений битвы за трудовые права: отпуск, льготы, страхование, премирование, ограничение рабочего времени — всё оказывается недоступно, но при этом многие на это оказываются согласны, готовы работать сдельно, потому что, например, становятся хозяевами собственного времени и от них не требуется посещения офиса. С точки зрения истории труда, это кажется полным абсурдом — столько завоевать, чтобы сдать без боя».
То, насколько в будущем станет популярна четырёхдневная рабочая неделя, и когда её введут повсеместно, — дискуссионный вопрос. Однако лидеры отдельных стран начинают задумываться о ней уже сейчас. Премьер-министр Канады Джастин Трюдо, когда ему задали вопрос о будущем страны после карантина, сказал, что не исключает и сценарий с переходом на четырёхдневку. Премьер-министр Новой Зеландии Джасинда Ардерн говорит о четырёхдневной рабочей неделе как о возможности дать гражданам больше свободного времени и тем самым помочь экономике страны. Она предполагает, что четырёхдневная рабочая неделя спасёт внутренний туризм (туристическая отрасль — один из столпов новозеландской экономики — была уничтожена пандемией).
Ещё до пандемии некоторые исследователи утверждали: введение четырёхдневной рабочей недели можно ускорить автоматизацией работы. И сколько бы сложностей с введением четырёхдневки на институциональном уровне ни находилось прямо сейчас, вопрос раз за разом продолжают поднимать в медиа. У частых дискуссий на эту тему ровно та же причина, что и у распространенности фриланса: изменение в ценностях общества.
Свободное время, здоровый баланс между работой и жизнью и адекватное физическое и эмоциональное состояние — всё эти вещи, кажется, значат для людей гораздо больше, чем они значили ещё двадцать или тридцать лет назад. На это влияет и экономическая ситуация, в которой оказался весь мир.
«ВВП уже плохо отражает тенденции развития цифровой экономики, а люди заинтересованы не в экономическом росте, а в улучшении качества жизни». Трудоголизм же, как считает Володин, сегодня скорее уходящая натура. В этот, новый набор ценностей идея “приходить на час раньше босса, а уходить на час позже, чтобы получить повышение”, никак не вписывается.
