Что будет, если отправить молодого и буйного француза, который не хотел идти в армию, в африканскую деревенскую глушь, где таких, как он, воспринимают как божество и отдают им самое ценное — юных девушек? Что будет, если у него окажется с собой ружьё? Что будет, если вся его работа в этой глуши — следить за хижиной академии наук и ловить мух? Об этом рассказывает журналист Борис Туманов, который в советское время от газеты «Известия» провёл десять лет в Африке.
Итак, сначала небольшая вводная, дабы вы могли понять ситуацию. Кстати, на этот раз я был не её участником, но внимательным свидетелем и наблюдателем. Надо сказать, что французы предлагали своим призывникам альтернативу: вместо двух лет в армии (тогда они служили два года) отслужить три года в одной из бывших африканских колоний в качестве клерков, посыльных, разнорабочих и прочих. Всё это за весьма скромную зарплату, но зато в штатском и без одуряющей воинской шагистики и дисциплины.
Так вот, приехал как-то в Браззавиль молодой француз лет двадцати, который таким образом решил избежать армейской службы. Был он, что называется, от сохи — из какой-то богом забытой горной деревушки то ли в Оверни, то ли в Ардеше, это области во Франции, которые славятся тупостью местных жителей, как у нас, скажем, пошехонцы. Мало того, что голова молодого француза не была обременена никакими знаниями, так вдобавок до поездки в Конго он, как впоследствии выяснилось, вообще из родной деревни не выезжал.
Стали французы гадать да рядить, куда такого идиота определить, поскольку он ни в чём не смыслил. Наконец кому-то пришла в голову блестящая идея: направить его туда, где от него будет требоваться минимум интеллектуальных усилий и инициативы. И придумали — послать его на север страны, на экватор, в самые джунгли, где в местной небольшой деревушке, отрезанной от всего мира, был установлен пост филиала Французской академии естественных наук. Пост — это слишком громко сказано. Это была обыкновенная хижина с примитивной мебелью, в которой на время командировки поселялся наблюдатель. В его задачу входило два нехитрых ежедневных действия — утром ставить в джунглях поблизости от деревушки ловушки для мух, комаров, пиявок и всякой прочей нечисти, а вечером забирать их и подсчитывать количество пленников. Ну, и ещё записывать результаты в тетрадь. Всё.
Молодой француз, снабжённый ружьем, провиантом, средствами от малярии, портативными радиоприёмником и проигрывателем, работавшими от батареек, благополучно был отвезён к месту работы, откуда он должен был вернуться в Браззавиль на отдых через три месяца. Но спустя всего лишь месяц во французское посольство в Браззавиле пришли ходоки из упомянутой деревушки и рассказали, что с молодым человеком творится что-то неладное.
— Она всё поломал, хижина спалил, тушить не давала, стрелять грозился. Сейчас сидит на пожарище с ружьём, никого не подпускает, есть, пить не хочет.
Естественно, тут же была наряжена экспедиция для спасения гражданина великой Франции, но предварительно аборигенов допросили с пристрастием, не было ли в этом какой-либо их вины — не заколдовали ли его, не подсыпали чего-нибудь в пищу, не запугивали по ночам страшными воплями и так далее. Аборигены клялись, что они здесь совершенно ни при чём.
Дальнейшее расследование показало, что так оно и было. Для жителей деревушки — а, как вы догадываетесь, их интеллектуальный уровень ни в чём не уступал интеллекту юного француза — постоянное присутствие белого человека было величайшей честью, которую они пытались заслужить всеми известными им способами гостеприимства. Каждый день к порогу его хижины приносили бананы, манго, ананасы, козлятину, кур, которыми были богаты окрестности деревушки. Когда французский отшельник шёл на работу, ловушки за ним тащили восхищённые его умом местные юноши. А когда современный Эгидий вечером удалялся в своё обиталище, откуда немедленно доносились звуки тогдашних шансонов, то вождь деревни с присущей ему мудростью заключал, что молодой человек настроен лирически, и немедленно принимал соответствующие меры, веля одной из многочисленных местных прелестниц от восьми до двенадцати лет (не пугайтесь, для «глубинной» Африки это норма) навестить гостя в его хижине со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Первоначально вождь предполагал, что ему достался на редкость требовательный постоялец: француз последовательно отвергал предлагаемые ему услады, и разочарованные девочки возвращались назад, выслушивая упрёки своих матерей и даже самого вождя в недостаточном рвении. После недели бесплодных попыток угодить гостю вождь стал применять самую жёсткую селекцию: в ход пошли самые привлекательные и самые разбитные девственницы, но всё было тщетно. Страшное подозрение, посетившее вождя, было убедительно развеяно свидетельствами неудачливых соблазнительниц, которым было поручено тактильно удостовериться в адекватности физиологических реакций юноши на их ласки.
Вождь был в отчаянии. Он посылал к французу девочек уже группами в надежде на то, что какой-нибудь из них удастся победить его гипертрофированную разборчивость. Всё было тщетно. И вот тут и наступила развязка, о которой я рассказал в начале своего повествования.
В один прекрасный день юный француз разбил свой радиоприёмник о могучее дерево, росшее рядом с его хижиной, открутил звукосниматель со своего проигрывателя, перебил пластинки и стал жечь собственное жильё. Все попытки аборигенов потушить огонь пресекались бунтарём выстрелами в воздух и угрозами перестрелять всех к такой-то матери, если его не оставят в покое.
Дальнейшее вам известно.
Однако соль моего рассказа заключается в причинах такого странного поведения, о которых поведал сам эвакуированный француз после того, как перестал лепетать несусветицу и пришёл в себя благодаря могучим усилиям целой команды французских терапевтов, наркологов и психиатров из браззавильского госпиталя.
И тут выяснилось, что никогда в жизни молодой француз не вожделел женщину с такой интенсивностью, как в те дни, когда он мог в любой момент заполучить хоть всех женщин деревни. Ежевечернее присутствие на его ложе очередной девушки доводило его до исступления. Но когда его спросили: «Так чего же ты ждал, дурак? Чего тебе не хватало?», он потупил взор и смущённо произнёс: «Я заразиться боялся, там ведь столько венерических болезней…»
Вот вам феномен, достойный Фрейда на кухонном уровне, который доказывает, что столкновение двух равновеликих инстинктов — размножения (полового влечения) и самосохранения — может привести к трагическому результату.
Парня отправили обратно во Францию, а на его пост назначили другого молодого человека, который, судя по тому, что о нём долго не было ни слуху ни духу, правильно воспринял дар судьбы и не слишком прислушивался к своему инстинкту самосохранения, справедливо рассудив, что после открытия антибиотиков лечатся даже венерические болезни. Каковым, кстати, в этой деревушке просто неоткуда было взяться по причине её полной изолированности от порочного мира…
Предыдущая история
Часть #4
«В окружении африканских солдат»
Оборотная сторона очередных выборов африканских диктаторов: бардак, неразбериха и толпы солдат с оружием и без плана действий
Читайте продолжение
Журналист Борис Туманов вспоминает, как в 70-е в Африке стал свидетелем ритуала женского обрезания — танцы и никакого обезболивания
