За свет, газ и воду только за первую половину 2019 россияне задолжали управляющим компаниям более 564 миллиардов рублей. Читатель самиздата и автор текста про школьную агитацию «Единой России» Тарас Шира знает, как получить эти деньги. Голые понятые, тотальная нищета и нож в бок за полторы тысячи рублей — Та самая история из жизни простого челябинского коллектора.

Та самая история — рубрика, трансформирующая наших читателей в авторов. Вы тоже можете рассказать свою историю нашему редактору Косте Валякину.

— Возможно, иногда надо будет ездить на адреса к должникам. Вы готовы?

Последний вопрос на собеседовании заставил меня ёрзать. Я опустил взгляд и начал старательно рассматривать карандаши на столе моей будущей начальницы — они были идеально отточены. 

Я был не готов. Естественно, мне не хотелось никуда ездить.

Но Сбербанк, Альфа-банк и ВТБ считали иначе. Однажды все они имели неосторожность выдать мне по кредитной карте. Их отдел взыскания уже две недели подряд не давал мне выспаться. Просить денег у родителей было стыдно: они даже не знали, что я уволился. Раньше я работал в страховой компании, но после очередного дня в офисе понял, что засиделся, и на несколько месяцев переехал на диван. 

Я продал гантели и стал всерьёз думать, так ли нужен мне дома велотренажёр. Позволить себе третий месяц безработицы я уже не мог — и безропотно согласился. Так я устроился юристом в ЖЭК.

В том году я нарушил сразу два своих главных табу: ни при каких условиях, даже если сильно прижмёт, не брать деньги в банке и не устраиваться в злачные места. Хотя бы работа была непыльная: подавай иски в суд и вноси поступившие деньги в базу. 

Через пару месяцев я прознал всю кухню.

Больше всего люди боятся банков и микрофинансовых организаций. Банк представляется таким оседлым бандитом. Если вы должник, то, скорее всего, взыскать с вас деньги попробуют трижды. Сначала позвонят из самой организации, которой вы задолжали. Потом — затишье, за которым последуют повестка в суд и судебные приставы. А если не получится у приставов, в дело могут вступить коллекторы.

В нашем ЖЭКе это были в основном стервозные бабы, которые звонили должникам по утрам. Наше начальство не было настроено платить коллекторам за посредничество. Зачем, если можно нанять людей в штат и включить выбивание долгов в их рабочие обязанности. Проблема в том, что человек, живущий в долгах, готов пережить вещи и похуже, чем истеричный женский голос в трубке.

Чаще всего борьба за долг заканчивается на службе судебных приставов (ССП). Приставы — это ребята, которые стучатся к вам в дверь и тычут в глазок ксивой, если у вас есть долги. Не откроете — они уйдут. Сунут своё сложенное постановление вам под дверь и, если повезёт, больше не появятся. Да, можете им не открывать. Ничего они вам сделать не имеют права.

Должников очень много. Гораздо больше, чем вы себе представляете. Скорее всего, даже ваш сосед, который только что вернулся с моря и светится загаром, тоже по уши в долгах. Всех никто не помнит. В кабинетах приставов стоят пирамиды из коробок с судебными приказами и исполнительными листами — у многих давно вышел срок предъявления. Теперь это просто макулатура.

Теоретически, за вас могут взяться, если вы сильно «отсвечиваете», хамите и всячески не даёте о себе забыть. Но возьмутся просто из принципа, и то если сотрудник —  молодой и мстительный, а ему о его работе кто-то постоянно напоминает. В этом и заключалась моя основная должностная обязанность: я должен был тормошить приставов, чтобы наша организация была для них в приоритете и первым делом они не давали жить нашим должникам. 

Начальница сразу сказала, что её не волнует, каким образом мы уговорим приставов тратить на нас своё рабочее и внерабочее время. Никто не хотел с нами ездить. У меня было два варианта, и оба — одинаково плохие. 

Первый — начать строчить жалобы на приставов за невыполнение их служебных обязанностей. У приставов иммунитет: по закону, они обязаны дать ответ, но взаимопомощи после такого ждать не стоит.

Второй вариант — это сдружиться и не жаловаться совсем, но тогда они ожидаемо обнаглеют. 

Я научился балансировать на грани. Я приносил девушкам в канцелярии торты и шоколадки, а на День судебного пристава принёс парням прямо в отдел пиво с рыбой. Тогда их начальник маленько оторопел: всё-таки полторашки разливного пива в госучреждении — это перебор.

Зато я забыл, что такое очереди в отделении ССП. Приставы не привыкли к хорошему отношению, поэтому меня в отделе полюбили, а вот для моих коллег организованный рейд был целым событием. Помню, одному из них несколько раз отказывали из-за мелкого грибного дождя с мотивировкой «непригодные погодные условия».

Первый месяц работы мне нравился. В офисе были даже микроволновка с холодильником и кондиционеры, которые почему-то не работали. Рай для офисного планктона.

Правда, иногда приходили должники и закатывали истерики. За несколько недель я освоил фразу «незнание закона не освобождает от ответственности» и произносил её чаще, чем монашки — Аве Марию.

Раньше я даже не подозревал, что в 2018 году так много людей находится в тюрьмах и колониях: мой стол буквально ломился от справок из мест заключения, которые каждый день приносили матери и родственники должников.

Составить универсальный портрет должника невозможно. Приезжали мужики на рендж-роверах, женщины в норковых шубах срывались на визг и нервно прижимали к уху последние айфоны, какая-то несколько раз пыталась привести журналистов и разоблачить нашу «мошенническую схему». Но чаще всего, конечно, платить отказывались обычные пьяницы.

Оказалось, что легче всего взыскивать долги с пенсионеров. Почему-то многие считают, что пенсия — неприкосновенная. Ничего подобного. Судебный приказ о взыскании долга можно отправить сразу в пенсионный фонд, который будет ежемесячно переводить вам удержания из пенсии. 

Беда старшего поколения в том, что оно подолгу отходило от людей вроде Мавроди. Исторически наш народ терпел обман чуть ли не на государственном уровне. Какой-нибудь бабушке легче поверить цыганке на вокзале, чем человеку в галстуке, сидящему в кабинете.

На второй месяц работы после очередного совещания выяснилось, что результаты нашего отдела не устраивают руководство. У меня на эту фразу уже давно иммунитет — я пока ещё не встречал руководство, которое всё устраивает.

Случилось то, о чём меня предупреждали на собеседовании: из офисного планктона решили сделать пираний — мы начали рейды.

Я не тешил себя иллюзиями, что если буду говорить спокойно и рассудительно, то должники меня послушают. Я сразу понял, что будет какая-то дичь.

Вместо короткостриженого бугая судебные приставы отрядили мне в напарницы миниатюрную девушку в балетках и с папкой в руках. На исполнение она надевала форму и каблуки, но всё равно не выглядела серьёзнее и вряд ли пугала этим кого-то из должников. При этом девушка вела себя довольно агрессивно, постоянно вступала в перепалки, чем заставляла меня нервничать. Из нас двоих за её дерзость получить в рожу я должен был первым.

Как-то раз мы шли по глухому двору, а из арки вырулила компания из семи-восьми человек. Почти все они были без футболок и с синими звёздами на плечах.

Я сразу понял, что без происшествий не обойдётся. Увидев нас, они затихли, но шагу не сбавили. В лице каждого читалась нескрываемая ненависть. Мы поравнялись. Я напрягся.

— Хуй мусорам! — крикнул один из них, мелкий и коренастый парень с поломанными ушами. Стараясь не пересечься с ними взглядом, мы прошли мимо. В этот раз благоразумие моей напарницы одержало верх.

Наш первый адрес — старое здание, которое раньше было общежитием. Тёмные коридоры с мутными и тусклыми лампочками. Посреди коридора — ржавый велосипед. 

Я достал из кармана смятую страницу — план рейда, который я набросал в офисе. Наши первые клиенты — восемь должников с труднопроизносимыми фамилиями, живущие в одной квартире. Скорее всего, какие-нибудь разнорабочие. Дверь нам никто не открыл. И неудивительно: трудно застать такую публику в семь вечера дома, за чашкой чая.

Все стены на этажах были покрыты граффити. Какие-то неразборчивые рисунки, но в основном — надписи АУЕ и предложения купить соли и спайсы. Некоторые рисунки не обрывались перед дверью, а продолжались прямо на ней. Часть дверей лишились ручек и были закрашены белой краской вместе со стеной. В старых домах так запечатывают бывшие эвакуационные выходы или какие-нибудь старые кладовки, которыми уже давно не пользуются. Но когда мы стучали в эти двери, за ними слышались шаги. Значит, там кто-то жил.

В квартире с восемью должниками нам не открыли, я решил, что это к лучшему. В следующие рейды я старался не ездить туда, где не прописаны женщины или пенсионеры. Не то чтобы я трусил, но если в квартире жили трое молодых дагестанцев, ощущение безопасности совсем исчезало.

В итоге дверь нам открыл только один старый улыбчивый армянин — он расписался в бумагах, наговорил комплиментов приставу и пообещал всё оплатить. 

— Покажешь, как счётчики обмануть? Не хочу платить столько! — на полном серьёзе спросил он перед нашим уходом.

Между делом армянин рассказал, что большинство наших должников уже давно тут не живут. О том, куда переехали остальные должники, мы без труда узнали от сидящих у подъезда старушек. Удивительно, что ни у одной из них не проснулось чувство соседской солидарности. Наверное, сказывалось советское воспитание.

Домой я шёл, думая, что теперь такие походы будут случаться со мной дважды в неделю. Элеонора Рузвельт как-то сказала: «Чтобы достичь успеха, каждый день делайте то, что вас пугает». Вряд ли она имела в виду именно это.

Про таких, как мы, принято говорить: «собирают дерьмо золотой коровы». Кстати, это выражение двойственное. Дело не только в том, что денег мы приносим меньше, чем любой другой отдел, но ещё и в том, что именно нам приходится пачкать руки. 

Наш «автопарк» представлял собой одну старую «Ниву», в которой постоянно воняло бензином. Это была не машина, а какое-то археологическое недоразумение. Из пяти рабочих дней три дня она была стабильно сломана. Запах бензина уже настолько въелся в салон, что через полчаса у всех сидящих в машине начинала кружиться голова. Одному только водителю было хорошо. Он всю дорогу смеялся, рассказывал матерные анекдоты и, когда мы спускались от должников, каждый раз с надеждой спрашивал: «Ну что, кто-нибудь, наконец, на вас напал?»

Шутка была смешной ровно до того момента, пока не напали на моего коллегу.

Всё произошло внезапно. После отгула коллега рассказывал, что они, как обычно, приехали на адрес с судебным приставом. Никакой враждебности: должник пригласил их на кухню, чтобы написать расписку об уплате долга.

Когда всё было почти закончено, Серёга, назовём его так, услышал какой-то звук и резко обернулся. Он увидел стоящего за спиной человека — хотя хозяин сказал, что дома один. Сергей обернулся вовремя: нападавший был в шаге с уже занесённым ножом. Коллега схватил его за предплечье и выкрутил руку. Тем временем хозяин квартиры напал на судебного пристава, пытаясь повалить его на пол. В потасовке Серёга получил несколько ощутимых порезов на руке, но смог отобрать нож.

Должники немного присмирели. Пятясь, коллега и пристав покинули злополучную квартиру.

Уже через день мы шутили над этой историей — правда, смешно не было никому. Получить «перо» в бок за 27 тысяч рублей в месяц — так себе перспектива.

Мы были уверены, что рейды после этого отменят. И действительно, две недели было затишье, пока на наше привычное еженедельное совещание начальница не пришла с чёрным пакетом.

— Это вам, — сказала она, — разбирайте.

Обычно так она приносила канцтовары, но в этот раз в пакете лежали перцовые баллончики «Шпага».

— Закупили побольше, тут по 100 миллилитров, —  успокаивающе объяснила начальница.

Рейды возобновились.

Я начал настаивать на том, чтобы приставом был парень, а не девушка, и наконец смог договориться и брать в поездки пэдээсника (так в суде называют крепких ребят в форме и берцах — приставов, обеспечивающих безопасность; сокращение от «Порядок деятельности суда». — Прим. ред.). Они обычно сидят на металлодетекторах в судах. Попадать в неудобные и опасные ситуации — их работа.

По идее, они и раньше должны были ездить с нами, но до инцидента с нападением на моего коллегу начальство службы судебных приставов стояло на своём: свободных пэдээсников  нет и поехать с нами никто не сможет. 

Стало гораздо спокойнее. Мы ездили по адресам, арестовывали имущество и почти не встречали агрессии. Главное, чтобы должник потянул вниз дверную ручку или повернул ключ. Всё, что нам нужно, — это маленькая щель в квартиру. Дальше пэдээсник  филигранно дёргает дверь, отчего вцепившейся в ручку должник буквально вываливается на площадку. Теперь он наш.

Иногда случалось, что в одном доме должники были почти на каждом этаже. Помню, за нами увязался какой-то пьянчуга. Зашёл в подъезд и поднялся с нами по ступенькам.

Неловкая пауза. Мы стояли у двери — и он тоже.

— Вам чего? — не выдержал я.
— Да он мне тоже денег должен, — хмуро ответил он, кивая на дверь.

Приставы делали за меня всю работу — я просто стоял рядом. Поначалу я хотел как-то тоже поучаствовать, но потом понял, что мне прессинг стоил смелости и усилий, а они делали это с каким-то маниакальным удовольствием.

Один из должников оказался буйным. Мы долго стучали и уже думали уходить, как вдруг дверь распахнулась — и на нас в буквальном смысле вывалился жилистый мужик, сжимающий обувную ложку.

— ПО ГОЛОВЕ СЕБЕ ПОСТУЧИ! — проорал он, замахнувшись.

Я слегка попятился, но пэдээсник молча взял его за грудки и увлёк в квартиру. Выпавшая обувная ложка жалобно звякнула о кафель. Пройдя в комнату, пэдээсники с силой швырнул мужика на диван. Тот сразу как-то сник. Он медленно поднялся с кровати и сел на её край.

— Ладно, ребята, погорячился. Может, борща хотите?

Мы отрицательно покачали головами.

Таких грязных квартир я ещё не видел. На полу валялись бутылки, обрывки газет и шелуха от семечек.

Почти треть комнаты занимал большой диван-книжка. На столешнице перед маленьким телевизором стояло несколько бутылок дешёвого пива. Этот мужик разливал их в маленькие чайные кружки. Из закуски — открытая пачка печенья «Юбилейное».

— Доченьки, не обращайте внимания, это к папе! —  сквозь кашель сказал мужик.

Только сейчас я заметил двух девочек, стоящих в углу комнаты. Они молча смотрели на нас.

Лицо той, что помладше, было перепачкано гуашью. Она держала в руках кисточку — видимо, рисовала что-то на обрывке ватмана, лежащем на грязном полу. 

Вторая только что одевала куклу в какой-то флеш-игре на старом компьютере с монитором-аквариумом.

Есть такая вещь, как психологическое давление. Это необязательно угрозы: например, когда в чавкающих берцах ходят по твоему любимому мягкому ковру — это уже давление.

Когда садятся на твою кровать или заглядывают в твои сервант и холодильник — это тоже психологическое давление.

Мы брезгливо осмотрели квартиру. Арестовывать было нечего. Старый телевизор «Акари» больше ничего не стоил, как и компьютер с Windows 98. 

Когда наша команда попадает в квартиру должника, который не может заплатить, пристав описывает имущество — проще говоря, записывает все ценные вещи и их примерную стоимость. Они попадают под арест и часто изымаются. Нельзя арестовать вещи первой необходимости — холодильник, плиту, одежду. Под удар попадает любая мелкая бытовая техника и электроника: от миксеров до ноутбуков.

Дальше требуется найти понятых среди соседей — это самая трудная задача рейда. Если арестовать имущество без них, такой документ будет недействительным. Я и другие члены команды не могут быть понятыми: мы — заинтересованные лица. 

Понятых нужно всего двое, но это занятие растягивалось у меня на час. При слове «понятой» двери захлопывались прямо перед моим носом. Чуть позже я немного приноровился и стал говорить: «Ваш сосед просил позвать именно вас».

Я вышел из квартиры нападавшего с ложкой и постучал соседям. Дверь открыл абсолютно голый мужик, похожий на Питера Гриффина. Из одежды на нём были только эйрподсы.

— Добрый день! — я старался не опускать взгляд.
— Здорово, — шмыгнул тот носом. — Чего надо?
— На минутку вас буквально, — отчеканил я. — Соседи просят.
— Подождёшь?— ответил он. — Я сру.

От такой прямоты я даже немного растерялся.

— Да ты заходи, — он гостеприимно приоткрыл дверь.
— Да нет, спасибо, — ответил я. — Я пойду.

 Наконец я нашёл какого-то студента и старушку.

— Только компьютер не забирайте, — взмолился наш должник, — мне дочкам для учёбы нужен. Я на той неделе откинулся только, мне проблемы не нужны!

Мы арестовали технику, но оставили её ему на хранение — это значит, что он мог ею пользоваться, но не мог продавать или дарить.

Провожая нас, он окончательно расцвёл и растерял всю былую агрессию:

— Мужики, может, всё-таки борща?

За месяц я не пропустил ни одного рейда и принёс в казну почти в полтора раза больше, чем раньше. Начальница впервые посмотрела на меня другими глазами.

Но на некоторых работах исполнительность однажды сыграет с вами злую шутку. А потому, что «специальное задание от руководства» поручат именно вам.

Это задание будет добровольно-принудительным, в котором часть про «добровольно» — абсолютная условность. А вот облажаться на таком задании никак нельзя.

«Зайди в кабинет», — прочитал я в вайбере.

Ничего хорошего это не сулило.

От вайберовского оповещения из рабочего чата у меня всегда бежит холодок по телу. Условный рефлекс, как у собаки Павлова, которую бьют током. 

Я видел, как другие коллеги по работе сжимались в кресле от этого звука. У них — дети, жёны в декрете и вечно ломающийся автомобиль. Они не могут позволить себе такую роскошь, как выговор. 

Я стою в кабинете. Начальница едва заметно и будто бы виновато улыбается.

— В общем, есть конкретная семья, надо сделать так, чтобы они заплатили. В ближайшее время. Это задание на контроле у руководства.

Она вручила мне стопку каких-то красных страниц формата А4. На них крупно было напечатано: «В вашем доме живёт должник!» Дальше — номер квартиры, в которой живёт задолжавший.

— Так много? И куда клеить? — спросил я.
— Желательно, везде где только можно.

Я собрал свою команду взыскания, и на следующий день мы поехали по адресу.

Должник жил в неприметной десятиэтажке. Мы постучали. За дверью раздался шорох, а затем и писклявый лай. 

Вечно невозмутимый пэдээсник вдруг изменился в лице. 

— Пацаны, я с собаками не связываюсь, — сказал он и поднялся на половину лестничного пролёта. Так мы узнали, что у такого бравого парня есть своя ахиллесова пята.
— Чё надо? — донёсся грубый женский голос из-за двери.
— У вас долг за электричество! — сказал я.
— Пошёл вон, — закончила разговор женщина. Я услышал удаляющиеся шаги.

Я позвонил ещё несколько раз, но безуспешно.

Я разозлился. Она даже не стала спорить или орать — просто отмахнулась, будто меня не существует.

Вязкая жижа клея брызнула на листок с неприятным хлюпаньем. Клея выдавилось так много, что лист прогнулся под его тяжестью, а капля скатилась и чуть не заляпала ботинок.

Я размашисто приклеил листок прямо на дверь.

— Хер ли вы делаете? — донеслось оттуда.
— Выйдете — прочтёте.

На выходе из подъезда я наклеил кляузу и на доску объявлений.

Садясь в машину, я заметил, как сидящие на лавке старушки тут же заинтересовались ярко-красным листком.

— И чем она вам так насолила? —  спросил пристав, когда мы выехали со двора.
— Не знаю, — пожал я плечами.

 А ведь я действительно не знал.

Долг у неё был небольшой — что-то около двух тысяч. Для сравнения: большинство моих должников уже давно преодолели отметку в 40–50 тысяч. По закону об исполнительном производстве, с таким долгом мы даже не могли бы арестовать её имущество. 

Скорее всего, руководство выясняло с кем-то отношения, а тут у человека удачно подвернулись долги за коммуналку. 

Я в который раз убедился, что не стоит ссориться с людьми со связями: они запросто подключат любой орган или ведомство, чтобы просто усложнить тебе жизнь.

На следующий день в офисе раздался звонок. Я взял трубку.

— Доброе утро, слушаю вас.
— Куда можно оплатить долг? — послышался хмурый женский голос.

Я сразу понял, что это вчерашняя должница. С такими предложениями люди сами не звонят, если их не вынудить. Долг она погасила уже вечером.

Начальница ещё никогда не улыбалась мне так широко: я соврал, что расклеил предупреждения на каждом этаже.

В тот день я даже задержался на обеде, а это для нашего офиса было беспрецедентной роскошью. Обычно мы писали объяснительную, если приходили хоть на пару минут позже. А теперь мне даже выделили кресло поудобнее.

Я не мучился угрызениями совести и не считал себя каким-то ужасным человеком. Просто у меня всё время было чувство, будто я не на своём месте, и с каждым днём оно только усиливалось. Я чувствовал, что делаю что-то не то. Даже мои друзья не знали, что я работаю в отделе взыскания: сказал им, что я обычный юрист. 

Один мой коллега просто жил скандалами с должниками. Он кричал по телефону, что-то им доказывал и постоянно бесился. В какой-то момент я понял, что он не уволится — наоборот, это было его страстью. Человек — ужасное существо. Как только он получает хоть какие-то полномочия, то перестаёт быть человеком. Вспомните хотя бы синдром вахтёра.

Меня же всё это раздражало. Оказалось, что всё это время я смотрел на мир через розовые очки: я не видел гетто в центре города и людей, которые готовы полоснуть тебя ножом из-за коммунального долга в полторы тысячи рублей. Я думал, вся эта жизнь осталась где-нибудь в фильмах Балабанова или Быкова. И, честно говоря, видеть её я не хотел.

Спустя несколько месяцев работы я пришёл с заявлением на увольнение. Без всяких прелюдий я выложил его на стол и, чтобы избежать лишних вопросов, сказал, что мне предложили другое место. К заявлению я приложил свой так и не распакованный перцовый баллончик. Не знаю почему, но у меня было суеверное чувство, что если я его открою, то обязательно попаду в ситуацию, в которой он мне понадобится.

Меня пытались отговорить, но я стоял на своём. Последние две недели отработки я перебирал бумаги и наводил порядок на полках — больше никаких рейдов. 

Прошло уже больше года, а мне всё так же жаль всех этих людей — не «клинических должников», а самых обычных работяг и пенсионеров, для которых мы были как снег на голову. И с чего бы им верить нам и какому-то жилищному кодексу, который они никогда не видели?

К сожалению, у нашего народа — тотальная юридическая безграмотность. Конечно, в киоске Роспечати можно купить Конституцию и Гражданский кодекс. Но кому они нужны? Вся наша обывательская «юридическая образованность» — это программа «Час суда», которую десять с лишним лет назад вёл Павел Астахов. И, кроме словосочетания «моральный вред», вряд ли хоть кто-нибудь оттуда что-то почерпнул.

Летом система коллекторов в сфере ЖКХ получила в печень: изменения в Жилищном кодексе запретили выбивать долги за свет, газ и воду. Уверен, что все должники тогда дружно выдохнули, а куча компаний навсегда попрощалась с надеждой вернуть свои деньги. Вот только начальство нашего ЖЭКа подсуетилось заранее. Я и другие сотрудники формально не были коллекторами, и закон никак не сказался на моей прежней работе. Мои теперь уже бывшие коллеги по-прежнему истерично орут в трубки и настойчиво барабанят в двери: 

— Здравствуйте, у вас долг за электроэнергию, оплачивать будем?