Тарас Шира, известный читателю самиздата рассказами о том, как ему довелось побывать коллектором и поагитировать за «Единую Россию», возвращается с новым эпизодом своей биографии. О том, как зимняя подработка на складе обернулась зарождением бизнес-империи, основанной на контрафактной водке, и каково пересесть из трамваев и с «ссобоек» от мамы на черный джип сутенёра и обеды в столовой и обратно — в новой Той самой истории.
Та самая история — рубрика, трансформирующая наших читателей в авторов. Вы тоже можете рассказать свою историю нашему редактору Косте Валякину.
Итак, мне семнадцать и у меня нет денег. Не то чтобы я один такой, но, согласитесь, это главная вселенская несправедливость: денег у тебя нет именно тогда, когда больше всего соблазнов. Например, когда ты одинок и лежишь в холодной постели, а соседи за стенкой как раз начали сношаться. И это в такую-то рань! Я накрыл голову подушкой.
В соседней комнате зазвонил телефон. Я подорвался и больно ударился мизинцем о дверной косяк. Сон как рукой сняло.
— Ты ещё спишь, что ли? — услышал я голос Кристины. — Через сорок минут «газель» уже будет.
Так в 6:05 утра зимнего понедельника 2010 года начался мой первый рабочий день. Мамина знакомая предложила поработать у неё. Она как раз закрыла свой бизнес по производству вареников и пельменей и открыла новый — по торговле крепкими спиртными напитками. Меня взяли экспедитором тире грузчиком.
Почистить зубы я уже не успевал. Катая во рту глоток какого-то ополаскивателя из «Фикс прайса», я одновременно надевал шерстяные носки. Хорошо хоть, трамвай подъехал сразу, я был рад ему не меньше, чем экспресс-поезду до Хогвартса.
Я сел у окна и прислонился к мутному стеклу. Старый рабочий пуховик пах погребом и нисколько не согревал, но трамвайная печка приятно обжигала. Когда я доехал до своей остановки, кроме нас с кондуктором, в трамвае не было уже никого. Я вышел и сразу оказался по колено в сугробе. Моя «газель» стояла чуть поодаль. Водитель — седой мужик с большим неровным носом и мутноватыми глазами.
— Ну и чё ты так долго? — гаркнул он.
Закрыть дверь мне удалось раза с четвёртого.
— Пробки, — ответил я
— На трамвае?
Мы тронулись. Склад находился в промзоне в пятнадцати минутах езды от остановки трамвая. Я смотрел в окно и слушал хрип Шуфутинского, доносящийся из барахлящей магнитолы. Водитель постоянно кряхтел и кашлял. Мне казалось, что к концу поездки он выплюнет лёгкие.
Ключи мне выдали заранее, но по первости я возился с воротами минут десять. Пришлось снять варежки, и вскоре я уже не чувствовал пальцев, а ездить предстояло ещё целый день.
Кристина, владелица бизнеса, подъехала как раз в тот момент, когда ключ наконец повернулся в огромном заиндевевшем амбарном замке. Она вышла из Nissan Juke в шубе с огромным воротником, как у Круэллы.
— Доброе утро. — Она подошла ко мне и закурила. Запахло мятным «вогом».
— Здрасьте. Простите, что опоздал, — сказал я, и открыл перед ней складские ворота.
Отправив половину сигареты в полёт щелчком наманикюренных пальцев, хозяйка шагнула в холодный полумрак. Из освещения на складе — одна тусклая лампочка, торчащая из кулька синей изоленты. Склад как склад. Огромные ряды коробок стоят неровно, словно кубики в тетрисе. Пахнет погребом и сырым картоном.
— Доставай сверху, — сказала она, вынимая из сердца шубы мятый тетрадный листок, — двадцать пять «пшенички», пятнадцать портвейна и пятнадцать беленькой.
Чтобы было понятнее: «пшеничка» — это водка, «беленькая» — тоже водка. Портвейн, думаю, в представлении не нуждается. Он, кстати, стоил двадцать пять рублей, а водка — тридцать пять. По такому прейскуранту мы отгружали бутылки со склада на розничные точки. Представляю, какая у них была себестоимость.
Лестницы не было, и я полез к потолку прямо по коробкам. Под ногами тряслось и звенело. Многие коробки на ощупь были как пластилин и разваливались от сырости. У одной почти сразу отвалилось дно; слава богу, я не успел поднять её высоко, и бутылки не разбились. Я забил «газель» почти под завязку и был готов ехать.
— Держи сертификаты, ведомости и накладные, — Кристина протянула мне кипу бумаг. — Если остановят менты, скажи, что везёте мебель. Документы не показывай: это липа. Нам не надо, чтобы кто-то там что-то читал и разглядывал печати.
— А если попросят открыть кузов? — спросил я.
— Не открывай. Ты же юрист, придумай что-нибудь.
С этими словами директриса села в свой «ниссан» и уехала. В каком-то смысле она была права: я в то время и правда учился на первом курсе юридического колледжа.
Разливайка у Миши
Первый магазин — разливайка. Собственно, как и все остальные. Маршруты я не заучивал и в зимних потёмках не узнавал даже знакомые улицы. Водитель то и дело кряхтел, матерился одними губами и разворачивался.
В деревенских сельмагах нашу беленькую и портвейн продавали в диапазоне от шестидесяти до ста рублей за бутылку или разливали в гранёные стаканы по пятьдесят граммов и давали выпить сразу на месте за двадцать пять — тридцать рублей. В городских магазинах ценник был повыше. Если вы покупаете такой алкоголь, то можете быть уверены: с утра проснётесь зрячими, а ночью вряд ли уедете на неотложке. Других гарантий не было, но большинству наших клиентов этого вполне хватало.
Самым респектабельным местом из всех наших точек оказался круглосуточный магазин. В основном же это были полуподвальные рюмочные, многие вообще без вывесок. В ассортименте водка, портвейн, сухарики, «Орбит» и презервативы — необходимый потребительский минимум.
Когда мы приехали на первую точку и я начал разгружать «газель», посетители смотрели на меня, как на Моисея. Они догадывались, что в коробках бренчат не кукурузные хлопья.
— Да зачем ты их уносишь? Хозяин передал, коробки можно мне на стол сразу, — загоготал какой-то пьяница, оборачиваясь к соседним столам в поисках поддержки.
— Вон туда, — хозяин разливайки показал пальцем на подсобку.
В подсобке был диван, маленький холодильник и крохотный телевизор. На диване под тяжёлым грязным одеялом храпела женщина. Я выставил коробки у стены.
— Миша, это ты?
Женщина приподнялась на кровати, щурясь в темноте. Под глазом у неё был синяк. Я был не Миша и молча вышел.
В конце смены я получил одну тысячу четыреста рублей и даже будто не устал — где-то к обеду у меня открылось второе дыхание. Разглядывая деньги, я думал об одном: теперь мне не придется брать еду с собой, я буду есть в столовой. И даже могу дерзнуть и позвать кого-нибудь в кино.
Романтический настрой кончается в тот момент, когда у тебя в кармане остаётся рублей двести. А ведь настроя должно хватить на несколько встреч, а потом ещё и запас нужен на период подгадывания, когда у кого родителей не будет дома. Пока что мне это не удавалось: слишком уж много переменных было в этом уравнении.
ЭТИЛОВЫЙ ПУТЬ
Так начались мои рабочие понедельники. В воскресенье я ложился счастливым, несмотря на то что вставать надо было в 5:45. В колледже меня поначалу даже никто не хватился. Думаю, они ничего не потеряли: чем меньше пришло студентов, тем меньше окурков придётся выгребать из туалетов.
После очередной поездки у меня созрела идея. Полторы тысячи в день — это хорошо. Но что, если я могу зарабатывать больше? Тем более статус грузчика и экспедитора меня слегка коробил — у меня стали появляться амбиции.
План был прост: найти больше разливаек и предложить им наш алкоголь. Мысль вполне очевидная, но меня как будто осенило. Я не выдержал и сразу позвонил Кристине.
— Кристина, у меня мысль, — затараторил я в трубку, — а давайте мы найдём ещё больше клиентов.
— Мне некогда этим заниматься, — сказала Кристина.
— А давайте я найду? — вызвался я.
— Дерзай, если ты так хочешь.
Домой я зашёл уже совсем другим человеком. У меня горели глаза и даже осанка немного изменилась. Тогда ещё никто не слышал про стартапы, бизнес-молодость и аджайл, но я был мотивирован и уже знал, что буду делать.
Я начал искать рюмочные в 2ГИС, но затея была дурацкой — на картах в принципе сложно что-то найти по запросам «разливайки» и «злачные места». Поэтому сразу после учёбы я просто садился в трамвай и ехал в неопределённом направлении пятнадцать-двадцать остановок, чтобы выполнить свой поисковой запрос самостоятельно. Мне представлялось, что вокруг «туман войны», а я открываю новые территории. В сумке, помимо конспектов, у меня лежали три пробника: по бутылке «Столичной», портвейна и «Пшеничной». В колледже они постоянно звенели, надо мной все смеялись, но мне было без разницы. Над всеми начинающими бизнесменами ржут ровно до тех пор, пока не начинают воспринимать их всерьёз.
В экспедиции я одевался как капуста: шерстяные носки поверх обычных, подштанники, бабушкин свитер с катышками (зато тёплый), дутый пуховик и ушанка. Обычно я даже пропускал последнюю пару: зимой темнело рано, а ходить по незнакомому району впотьмах мне совсем не хотелось. Но всё же жажда наживы оказалась сильнее инстинкта самосохранения.
Призрачная возможность заработать деньги превращает людей в одержимых. Я смотрел на угловые магазины, и в каждом мне виделась рюмочная. Едва заприметив свет вывески, я шёл на него прямиком через сугробы — наполовину шёл, наполовину падал. Бутылки в сумке отчаянно звенели, руки в варежках потели от возбуждения. Но под вывесками оказывались ателье, продуктовый магазин или дешёвая парикмахерская. Всё, что угодно, но только не нужная мне рюмочная.
Уже совсем скоро на улицах начнут продавать ёлки. Я представил, как покупаю одну из них и ставлю у себя дома. И даже покупаю подарок маме. С такими героическими мыслями я проваливался в сугробы, вытирал рукавом сопли и шёл дальше.
Новый Год, я встречу тебя во всеоружии.
Наконец, я нашёл её. Невзрачный баннер над дверью для меня был неоновой вывеской. Весь красный от мороза, я с надеждой дёрнул дверь. Судя по запаху и цвету стен, тут недавно был пожар. Впрочем, это не мешало ранним посетители уже вовсю чокаться и горланить. К сожалению, здесь моими пробниками не заинтересовались, но зато подсказали, где можно найти ещё несколько таких же рюмочных.
Я каждый раз удивлялся, насколько нашему человеку не принципиально, где и с кем пить. Главное, чтоб были потолок и стены. Если есть стол и стулья, — это большая удача. В одной рюмочной из освещения была только одна лампочка, которая рябила, как ловушка для эпилептика. В углах кашляли какие-то тени, различить их можно было только по тлеющим кончикам сигарет. Я внушал себе, что попал в трактир из «Острова сокровищ» или в бар Мо из «Симпсонов». И везде получал отказ: у всех были свои поставщики, и даже низкая цена никого не заинтересовала.
Пока однажды удача мне всё-таки не улыбнулась.
— Давай по ящику каждой, — сказал мужик, похожий на Якубовича.
Это была разливайка на вокзале, совсем недалеко от моего дома. Я ездил по ночам в самые дальние дебри зимнего Челябинска, чтобы обнаружить самый верняк прямо у себя под носом. Уже в понедельник мы привезли «Якубовичу» по ящику портвейна, «Столичной» и «Пшеничной», как и договаривались. Я держал в руках смятые пятисотрублёвки и был счастлив.
На первые деньги я купил стандартный набор школьника с шальными деньгами — крафтовое пиво и сигариллы. И то, и другое оказалось редкостным дерьмом, но главное, что теперь я мог себе это позволить.
Кристина удивилась и даже разрешила оставить половину денег себе.
— Не думала, что ты всерьёз пойдёшь их искать, — сказала она.
Всю последующую прибыль мы договорились делить в соотношении семьдесят на тридцать. Так начался мой «великий этиловый путь».
Первым делом я завёл гроссбух — как раз пригодился ежедневник, подаренный родственниками пару лет назад. Я начертил таблицу, где в отдельных колонках были адреса магазинов, их названия и телефоны владельцев. В рюмочных их давали неохотно. Ещё неохотнее отвечали сами владельцы.
«Не интересует» — а затем короткие гудки. Но меня это нисколько не расстраивало: я посчитал свою выручку, исходя из того, что каждый месяц буду находить по две-три точки и в каждую мы будем завозить по ящику.
Я возбуждённо наворачивал круги по комнате. На выходе у меня получилась прямо какая-то неприличная для моего возраста сумма. Было решено на время забросить колледж и посвятить время «делам».
Я купил себе белую рубашку, узкий галстук и новые брюки. Но пуховик был тот же: в Челябинске тогда было минус тридцать шесть. В новом образе я был похож на карикатурного коммивояжёра и буржуя с советских плакатов одновременно.
При этом сам я вообще не пил и относился к алкоголю брезгливо — тем противоречивее выглядело моё перевоплощение. Я, как Брюс Уэйн и палёный Бэтмен, днём осуждал друзей за то, что они гробят свой организм пивом и ягой, а вечером ходил с бутылками в сумке и искал новых клиентов.
В конце месяца я договорился с ещё одной разливайкой и даже одним ларьком, правда, судя по её виду, кассирша покупала водку для себя. Каждый понедельник в моём кармане оседало две с половиной — три тысячи. А это, на секундочку, размер месячной стипендии в 2010 году.
Когда я всерьёз задумывался о том, чтобы заказать себе визитки, меня вызвал директор колледжа.
— Тебя собираются отчислять. Ты вообще в курсе? — начал он с порога.
— На каком основании? — спросил я, сложив руки за спиной.
— А на таком, что ты здесь самый редкий гость.
— Извините. Я работаю, — невозмутимо ответил я. — Я зарабатываю деньги.
Директор смерил меня испепеляющим взглядом, и тут я вспомнил, что у меня осталась без работы мама, и я, считай, единственный кормилец в семье. Пронесло.
Естественная конкуренция
Недели две спустя я, как обычно, искал разливайки и, получив очередной отказ, спускался с крыльца. Неожиданно из припаркованной рядом «приоры» посигналили, а затем свистнули. Я остановился. Из машины вышли двое: один — плотный мужик с короткой стрижкой и в черном пуховике, второй высокий и лысый, со шрамом на губе.
— Это ты тут бормотуху свою возишь? — с нажимом спросил плотный.
— Чего? — не понял я.
— Я спрашиваю, бля, твоя водяра? — подался он вперёд.
Я сделал шаг назад.
— Ну, да... — промямлил я. — Я не знал…
— А ты в курсе, что я прямо тут могу тебя грохнуть?
Я беспомощно посмотрел по сторонам. Невдалеке шла женщина с коляской. Какой-то мужик стряхивал со своей машины снег. Было непохоже, что они остановят этих ребят. Я медленно начал осознавать, во что вляпался.
— Извините, я думал, ничего плохого нет. Думал, будет свобода выбора у людей.
Высокий достал сигарету и едва заметно ухмыльнулся. Но его товарищ, наоборот, только сильнее рассвирепел. Он округлил глаза и сжал кулаки.
— Какая свобода выбора? Ты охуел?!
Он подошёл ко мне почти вплотную. В голове у меня почему-то крутились какие-то термины из курса экономики.
— Ну-у, свобода выбора, естественная конкуренция…
Тут высокий заржал так сильно, что выронил из рук сигарету. Это меня и спасло: было видно, что его друг немного остыл. Он сделал шаг назад и сплюнул.
— Значит так, конкурент. Пиздуй отсюда и больше здесь не появляйся. Ещё раз увидим — ноги сломаем. Тебе понятно?
— Предельно.
Дома я вырвал из ежедневника свой бизнес план с таблицами и порвал его на мелкие кусочки. Хорошо, что я не успел заказать визитки.
ЧЕРНЫЙ RANGE ROVER В МОЕМ ДВОРЕ
Свою идею разбогатеть я похоронил, но, к счастью, еженедельные поездки никуда не делись. Да и водитель сменился: на этот раз был высокий и дородный татарин в шапке на глаза. В отличие от предыдущего, этот водитель встретил меня на удивление радушно, широченной улыбкой, как старого друга.
— Рустам, — протянул он руку. На большом пальце у него был перстень, а на запястье — браслеты с иконками.
Весь путь до склада Рустам не умолкал. Правда, он через слово говорил «бля», но я к этому быстро привык. Я рассказал, как рюмочные мне отказывали. Про инцидент с братками я умолчал.
— Тебе отказывали? Бля, да всем отказывали. Даже Иисусу, бля, Христосу однажды отказали и прибили гвоздями к доскам.
— К кресту, — поправил я.
— Чего?
— Ну, его на кресте распяли.
— А крест, бля, разве не из досок?
— Логично.
Рустам крутил на пальце ключи, что-то напевал и даже помогал перетаскивать коробки. Правда, в конце он воровато оглядел склад, попинал коробку и заявил:
— Одну я забираю за помощь.
— Не советую, — сказал я, — палёнка.
— Да? — Рустам неуверенно почесал переносицу. — Ну, тогда тестю подарю.
Он выбрал коробку почище и положил её в кузов. Позвонила Кристина и сказала, что она за городом и вместо неё приедет её коллега.
Рустам сел на корточки и закурил. Ждали полчаса, наконец, за воротами показался черный Range Rover. Коллегу Кристины звали Костя. Он был холеный блондин лет двадцати восьми в очках-авиаторах. Выйдя из машины, Костя аккуратно, как на ходулях, балансировал между застывшими лужами.
Я взял у него накладные и сел с Рустамом в «газель». Всю дорогу я слушал его армейские рассказы, а когда они закончились, он перешёл на житейские истории. Его самая любимая — как он, вернувшись из армии, ограбил ларёк.
Так мы проездили ещё недели две. В круглосуточных магазинах Рустам всегда покупал бутылку пива и потягивал её за рулём. К концу смены он обычно допивал третью. Я с опаской на него косился, но ничего не говорил. Один раз я потянулся к ремню безопасности, но Рустам посмотрел на меня так, будто я влепил ему пощёчину.
— Ты чё, бля?
— Да так, — сказал я, отпустив ремень.
Каждый раз Костя, коллега Кристины, встречал нас у последнего магазина. Он расплачивался с нами и подбрасывал меня до дома. Всю дорогу мы молчали, и после рассказов Рустама это было настоящим счастьем. Да и заезжать на Range Rover в свой двор было очень приятно.
Но в тот день Костя всё-таки заговорил.
— Слушай. А вот тебе этих денег хватает?
Он стучал пальцами по рулю и курил Sobranie. Тогда они стоили около ста рублей — баснословная для сигарет цена. Уж не знаю, что в этих сигаретах было такого особенного. Наверное, они были частью его имиджа.
— Ну да, — пожал я плечами.
— А хочешь столько же за два часа?
Обычно после таких слов я тушуюсь. Лёгкие деньги, ради которых не надо ходить по сугробам и темным переулкам, — это не про меня.
— Конечно, хочу, — ответил я.
— Тут просто есть несколько магазинов за городом. Кристина в курсе. Рустам туда не поедет: далековато. А у меня травма, нельзя тяжести таскать.
— А кто за «газель» сядет? — не понял я.
— Да не надо «газели». В багажник ко мне положим. Ну, и в салон, если не влезет.
Так понедельники снова стали моей золотой жилой. В день, который традиционно ненавидит весь мир, я зарабатывал три-четыре тысячи рублей и мог ни в чём себе не отказывать всю неделю.
Такой финансовой стабильности у меня не было в жизни никогда. Теперь мне не надо было будить с утра маму, чтобы она, сонная, искала сумку и отсчитывала мне деньги на обед. Я даже стал покупать себе суши и «Принглс», а это уже о многом говорит.
В одной из поездок мы с Костей наконец разговорились — полуторачасовая дорога по трассе располагала. Он расслабленно жевал арбузную жвачку и рулил запястьем. Костя в прошлом был сутенёром, и это прошлое было не таким уж далёким: закончил он свою «карьеру» два года назад.
— А почему закончил? — поинтересовался я.
— Не спрашивай.
И я не стал. Но Костя всё равно рассказал.
— Ну, ладно, только не говори никому. Есть у меня там недоброжелатели, и в целях собственной безопасности я был вынужден покинуть город.
Мне сразу захотелось вернуться к Рустаму и его «бля».
— А почему?
— Не спрашивай.
Какое-то время мы ехали молча.
— Они знали, где я живу. В какой кинотеатр хожу. С кем трахаюсь.
Я молчал.
— В итоге письма стали слать. Прислали мне мою фотографию. Чёрную ленточку подрисовали. Ты представляешь? Я на следующий день чемодан собрал и уехал.
— Вот же звери, — сказал я.
— Зато сколько я баб перетрахал, — мечтательно улыбнулся Костя.
Я так и знал, что до этого дойдёт.
— Знаешь, сколько однажды их было у меня за месяц?
— Сколько?
— Девятнадцать. И все разные.
Это ровно на девятнадцать больше, чем у меня за месяц. И за прошлые полгода тоже.
— Знаешь, в итоге они все в одну сливаются. В одну жопу и сиськи. Только цветом волос отличаются. — Костя выпустил в приоткрытое окно струйку дыма. — Я всегда следил за собой. Профессия такая. Солярий, маникюр, фитнес. Если выглядишь как хер с горы, никто тебя всерьёз воспринимать не будет. Сутенёры — это не лысые братки и не извращенцы в шубах, как в американских фильмах.
Костя рассказал несколько историй, например, как он приехал с битой и спасал незадачливую проститутку из лап заигравшегося в БДСМ клиента.
— А хочешь, расскажу, каким «шишкам» в твоём городе, — он показал указательным пальцем куда-то вверх, — нравятся мальчики?
— Давай, — согласился я.
Он задумчиво посмотрел в окно и нахмурился.
— Нет, не буду. Нас потом убьют.
Я ехал, слушал сутенёрские истории и курил Sobranie — всё-таки это были неплохие сигареты.
Деревенские магазины были ещё меньше рюмочных, но накладные красноречиво утверждали, что портвейна и водки им требовалось даже больше. Перед выездом всё свободное место в машине я заполнял коробками. Встречали нас гораздо приветливее, чем в городе. Хозяйка последнего магазина догнала нас, когда мы уже садились в машину, и дала два больших пластиковых стакана с фисташками.
Я ел фисташки, смотрел в окно и чувствовал себя хозяином жизни. Тонированный Range Rover ехал быстро и бесшумно. Нам никто не сигналил, даже если мы чуть дольше задерживались на светофоре.
Костя обладал огромным обаянием. Он постоянно превышал скорость, и нас тормозили менты. Он выскакивал, что-то им говорил, после чего всё смеялись. Они открывали багажник, заглядывали в салон, после чего нас отпускали. Рядом с ручником у Кости всегда лежал паспорт. Когда он на заправке вышел купить колы, я не выдержал и заглянул туда. Оказалось, его звали совсем не Костя.
— Только Кристине не говори, что мы ездим, — повторял он в конце поездки. — Не хочу, чтобы она думала, что я тебя эксплуатирую. Ну, и решит ещё, что ты халявишь и не выматываешься совсем, раз ещё со мной вечером ездишь.
Последний аргумент был для меня самым весомым. Мы стали ездить по два, а то и по три раза в неделю.
Девятая поездка была самой крупной. Я всё время проверял телефон: вечером у меня было назначено свидание. Все деньги я истратил на пару кроссовок, три футболки из Zara и новые джинсы и решил занять немного у Кости для подстраховки.
— Костя, слушай, — начал я, — я вечером с подругой иду. Можешь немного в долг дать? Не хочу нервничать в ожидании счёта в кафе.
— Конечно. Сколько?
— Ну, тысячу.
— Давай две дам?
— Две вообще хорошо будет.
Он отсчитал мне деньги. Как оказалось, это был мой самый благосклонный кредитор — больше Костю я не видел.
Кристина не знала про эти наши поездки. А ещё о них не знали финансовый отчёт и внутренняя бухгалтерия. Всё это время мы просто воровали её алкоголь. У меня были ключи от склада, а у Кости — амбиции и толика безрассудства.
Срыв
А ещё через неделю я сорвал спину. Сперва я почувствовал лёгкую тянущую боль в спине где-то в середине маршрута. К обеду боль усилилась. Рустам пил пиво и что-то задорно рассказывал. Внезапно он резко дал по тормозам. Я подался вперёд и ударился носом о приборную панель. Удар был несильный, но я успел рассмотреть икону Николая-угодника на торпеде. Смотрел он на меня укоряюще. Хотя лучше бы он смотрел так на Рустама.
Я промокнул нос влажной салфеткой.
— Рустам, это самое… Может, за рулём не будешь пить?
— Ты чё, не видел? Он сам вылетел вперёд! — обиделся Рустам.
Я молча пристегнулся.
Оставшиеся полчаса Рустам молчал и сопел. А на предпоследнем магазине я почувствовал резкую боль в пояснице. Я с трудом поднимал коробки и передвигался походкой космонавта с флагштоком на Луне.
Последний магазин остался позади. Рустам бросил на меня быстрый взгляд.
— Если ты скажешь, что я за рулём бухаю, я скажу, что ты адреса ни хера не знаешь.
Боль усилилась. Я едва дошёл до дома, двигаясь по стеночке, как семидесятилетний дед. Зайдя в квартиру, я бросил на стол смятые пятисотки и растянулся на линолеуме. Спина нещадно ныла.
«Хо-ро-шо, всё будет хорошо!» — доносился голос Сердючки из соседской квартиры. Конечно, хорошо. Через час я буду слушать, как вы там трахаетесь.
Сделав усилие, я привстал и на четвереньках добрался до ковра — там было помягче. Положив под голову лежанку, на которой обычно лежит мой пёс, я заснул.
На лечение спины ушло почти две недели, и за это время мне нашли замену. Мне бы и так её нашли: после разоблачения Кости тень недоверия упала и на меня.
— Слушай, ну мы не могли ждать, — ответила на мой звонок Кристина. — Не переживай, этот новый парнишка — студент, так что всё это временно.
Это был конец. Если он студент, то обязательно вцепится в эту работу обеими руками и не выпустит, даже если ему пришлют его фото с чёрной ленточкой.
Я звонил Косте, чтобы вернуть долг, но его телефон был всё время отключён. Только Рустам был рад меня слышать. Он сказал, что со мной было веселее, но этот новенький хотя бы знает дорогу, и они заканчивают работать на полтора часа раньше.
— А водка — ну, та, что мы с тобой спёрли, — бля, братан, говно полное, — сказал он напоследок.
В колледж я пришёл с повинной. Не только закрыл все хвосты, но и в воспитательных целях целый месяц должен был проводить новогодние мероприятия в актовом зале. По меркам студентов моего колледжа это был «полный зашквар».
Ёлку и подарок для мамы я так и не купил.
