13 октября в Саратове похоронили Елизавету Киселёву. Несколькими днями ранее пропавшую девятилетнюю девочку по всему городу искали тысячи человек, и координаторы операции не справлялись с наплывом волонтёров. Когда стало известно, что Елизавета обнаружена мёртвой, а её предполагаемый убийца задержан полицией, сотни участников поисковой операции атаковали машину, в которой везли подозреваемого Михаила Туватина, и какое-то время осаждали отделение полиции, требуя самосуда.
По просьбе самиздата журналист Сергей Петунин поговорил с участниками событий и разобрался, как сегодня живёт город, где за двое суток прошли дистанцию от массовой спасательной операции до массовых требований вернуть смертную казнь.
Все дворы вокруг Петропавловского храма в Ленинском районе Саратова были заставлены автомобилями ещё за полтора часа до начала службы. Вокруг храма установили оцепление: около тридцати человек личного состава полиции, ещё столько же сотрудников в штатском, около двадцати постовых ГИБДД. С самого утра сотрудники патрульной службы рекомендовали прибывающим водителями не парковать машины вдоль забора церкви. К храму начали стягиваться женщины, мужчины и дети с цветами и венками. Кто-то крестился, проходя за церковные ограждения из зелёного металлического профиля, кто-то молча ждал за воротами.
Люди в штатском начали вычислять в разрастающейся толпе журналистов и рекомендовали во избежание неприятностей убрать фотокамеры и не подходить с вопросами к родственникам. Якобы таковы пожелания родителей погибшей девочки.
Вскоре людей возле входа попросили расступиться, и в ворота въехал внедорожник BMW. По толпе рассыпался шёпот: приехали родители. «Штатские» ещё раз напомнили представителям прессы о том, что подходить к ним и задавать какие-либо вопросы категорически запрещено. Прибывшие вышли из машины, и мама погибшей почти сразу упала в обморок. Её под руки отнесли к припаркованной ещё с утра у стены церкви карете скорой помощи.
В начале двенадцатого приехал чёрный ритуальный микроавтобус, из которого вынесли гроб. Толпа в несколько сот человек обступила машину. Ещё примерно через двадцать минут тело занесли в строгое белое помещение церкви. Сотрудник храма с крыльца объявил, что в зал смогут войти не более ста человек, остальным придётся дожидаться на улице. По окончании отпевания внутри храма организовали проход, чтобы каждый смог попрощаться. Люди стояли, ждали своей очереди, обсуждали события предыдущих дней, многие плакали.
Елизавету Киселёву похоронили на Новоелшанском кладбище Саратова.
Дачи, промзона, пустырь, бесконечные трубы
С иереем Андреем Мизюком мы встретились сразу после отпевания. Вместе с настоятелем Петропавловского храма игуменом Нектарием и иереем Василием Куценко он отпевал девочку, а до этого две ночи участвовал в поисковой операции вместе с ещё тремя тысячами саратовцев, которые прочёсывали все уголки города на протяжении двух дней и ночей. Отец Андрей присоединился к поисковой операции «Лиза Алерт» одним из первых: вечером того же дня, когда девятилетняя Елизавета Киселёва не дошла до своей школы, волонтёры уже прочёсывали окрестности:
«Всё получилось очень просто: я открыл новости и понял, что надо ехать. К восьми вечера 9 октября я был уже у аэропорта (у старого саратовского аэропорта в первый день был организован штаб поискового отряда. — Прим. авт.). Мне сразу подобрался экипаж, мы отправились прочёсывать гаражи на улице Высокой, через которые Лиза шла в школу. Осматривали территорию школы, какие-то посадки… Дошли до оврага, попробовали спуститься, но неудачно. Потом разделились на группы, мы с напарником пошли по дворам улицы Высокой, заглядывали в погреба, люки — то есть действовали по инструкции.
Часа через два вернулись в штаб, перегруппировались, поехали на другие участки. Нам достался район Затона: промзона, дачи, пустырь возле нефтяной базы, бесконечные трубы, множество собак… Мы всё осматривали, расклеивали ориентировки, к двум часам ночи разошлись по домам».
В какой-то момент я задаю ему вопрос, который задавал всем участникам событий этих дней: что заставило его потратить две ночи на поиски? Он отвечает простыми фразами про то, что «чужих детей не бывает» и что он тоже отец и у него самого старший сын её ровесник, а потом добавляет:
«Очень часто по роду своей деятельности мне приходится сталкиваться с горем родителей, поэтому я никак не мог пройти мимо. Я окормляю Перинатальный центр на улице Рабочей, мне часто приходится крестить детей. Некоторые из них умирают. С кем-то из родителей я по сей день держу связь, в том числе с родителями детей, которые скончались».
Слишком длинный путь
Редактор литературного журнала «Волга» Алексей Голицын подключился к поиску без вести пропавшего ребёнка на второй день. За день до похорон мы вместе с ним идём маршрутом, которым Лиза и десятки других детей ежедневно ходят в школу № 73.
«Вот ты скажи мне: я чего туда попёрся? Метафизика какая-то, — мой спутник размышляет, что заставило его отправиться на поиски девочки. — Я же, работая в СМИ, такие объявления по нескольку раз в неделю ставил и никаких эмоций не испытывал. У меня на вечер была запланирована встреча с саратовским диссидентом Александром Романовым, про которого местное ГТРК снимает фильм. Но тут я закончил работу, закрыл ноутбук и подумал: весь город ребёнка ищет, а ты со своим фильмом. Собрался и поехал».
Улица Высокая, на которой жила Лиза с родителями, — далеко не окраина Саратова, хотя и не центр. Обычный, в меру благополучный, спальный район: серые пятиэтажки возле старого аэропорта упираются в гаражный массив, затем переходят в местный «Шанхай» — так тут называют частный сектор. Столбы и подъезды оклеены листками: «Работа», «Законное списание долгов», «Помощь наркозависимым». На первом подъезде дома, из которого тем утром выходила третьеклассница, два объявления. На одном просят не оставлять возле подъезда игрушки, на втором сообщается время и место отпевания. В стоящих почти прямо во дворе мусорных баках что-то высматривает пожилая женщина. Открытый люк, из которого клубит пар, прикрыт доской.
Пройти к школе с Высокой можно и обычной дорогой, в обход гаражей, но, как утверждают местные, ею никто не пользуется — слишком длинный путь. Через кооператив дорога занимает не больше десяти минут. Мы пробираемся сквозь заросли клёна, который, кажется, пустил корни в крыши гаражей, по гнилым доскам и уже не один десяток лет как рассыпавшимся бетонным лестницам. Пройти здесь летом в кроссовках просто неудобно, а зимой, когда тропинки засыпаны снегом, и вовсе невозможно. Школа возникает внезапно, будто идёшь по лесу — и вдруг оказываешься на солнечной поляне. Наверное, в мае, когда на этих деревьях распускаются листья, здесь особенно хорошо.
Алексей указывает на три гаража, возле одного из которых гора цветов и мягких игрушек: «Вот в одном из них её и нашли. Вроде бы сам он был в одном гараже, а в другой сделал подкоп и закрыл лаз шкафом».
По версии, озвученной Михаилом Туватиным, в то утро он находился в чужом гараже, который вскрыл, повесил свой замок и пользовался как собственным. Девочка, проходя мимо, якобы спросила у дяди, его ли это гараж, тот испугался разоблачения, задушил ребёнка и спрятал тело в соседнем боксе. В городе в этот сценарий развития событий не верит никто, но он озвучен как рабочая версия следствия.
Штаб второго дня поисков располагался в школе № 24, она отделена от улицы Высокой сквером возле ДК «Рубин». Мы заходим в ворота школьного двора.
«Вот здесь всё было заставлено автомобилями, — показывает Голицын на вытоптанную площадку, затем кивает на неприметную дверь в стене школы. — А тут был сам штаб. Чтобы получить задание, надо было ещё отстоять очередь на два-три часа. Всех волонтёров вносили в листки, потом из записанных формировали группы и давали им задание. У меня, точно помню, был лист № 43. По 50 человек на листе — это уже больше двух тысяч человек.
Я таких людей там встретил! Обычно таких видишь у подъездов: они стоят пиво пьют — и ничего им будто не надо. Они оказались очень ответственными. У меня появилась надежда на будущее, в стране не всё потеряно».
Во второй день поиски осложнялись непрекращающимися вбросами в чат, через который волонтёры координировали свои действия.
«Постоянно кто-то писал: то там найдена — отбой, звонишь в штаб, спрашиваешь — нет, неправда. То найден труп в Солнечном (Ленинской район Саратова. — Прим. авт.), то найдена живая. Из-за этого находишься в постоянном напряжении, — говорит мой собеседник. — Мы искали в частном секторе Пугачёвского посёлка. Но что там искать… Люди сами открывали, всё показывали. В основном, мы спрашивали, видел ли кто что-то подозрительное».
Отец Андрей подтверждает: в штабе координаторы не успевали формировать бригады и распределять между ними поисковые участки — стали образовываться очереди. Через несколько часов стояния ему и ещё нескольким горожанам досталось искать на Воскресенском кладбище. Не обнаружив там ничего, они вернулись в штаб, отчитались о выполненной работе и разъехались по домам.
«Настолько широкого поиска я, если честно, не помню, хотя следил за ситуацией и в других регионах, — координатор поисково-спасательного отряда „Лиза Алерт“ в Саратовской области Константин Костырин говорит, что за две ночи через поисковый отряд прошло не меньше трёх тысяч человек, тогда как в стандартной ситуации поисками занимается не более двадцати волонтёров. — Резонансный поиск — это всегда очень сложно. Мы не справлялись с потоком, хотя и работали три координатора, люди ждали по три-четыре часа. Понятно, что это наша недоработка».
Лишь среди ночи волонтёры узнали, что Лиза найдена мёртвой.
«Это было потрясение, — вспоминает священник. — Потому что на второй день почему-то появилась надежда, что, может, это всё же похищение и девочку найдут. Не могу объяснить, почему так. Я знаю, что по статистике на второй день вероятность того, что найдут ребёнка, снижается, но вот было такое чувство…
«Его бы разорвали»
Известие о том, что девочка найдена погибшей, а подозреваемый в убийстве задержан, разлетелось по ночному Саратову в считанные минуты. В районе полуночи внезапно выяснилось, что тело обнаружили ещё днём, а предполагаемого преступника уже задержали, допросили и везут на место преступления для следственного эксперимента. Полдня волонтёры с фонарями обшаривали подвалы и пустыри, часами стояли в очередях на пунктах сбора, чтобы получить задание от координаторов, хотя искать уже было нечего и некого. Кто-то об этом знал, но молчал.
«Я стоял возле школы, ждал, когда нас организуют и отправят искать, — рассказывает саратовец Алексей. Сейчас он не хочет называть свою фамилию, так как боится, что участников стихийного митинга возле гаражей, в одном из которых нашли тело Лизы, могут привлечь к ответственности за нападение на представителя сил охраны правопорядка. — Было уже, наверное, около полуночи или что-то вроде того. Возле волонтёрского штаба был настоящий бардак. Кто-то стоит в очереди и ждёт, когда их организуют. Какие-то мужики орут: на фиг эту „Лизу Алерт“, сейчас мы сами организуемся и будем искать. Крики, галдёж… Ничего уже толком не разобрать; что делать, непонятно. Потом кто-то кричит, что всё, нашли ребёнка погибшей. Кто-то крикнул, что этот убийца в гаражах с ментами. Ну, мы с пацанами, с которыми пришли туда, рванули в гаражи.
Приходим туда — да, стоит „буханка“, ОМОН, там уже тьма народа, все орут. Мы залезли на крышу гаража, там стояли, наблюдали за всем. Народ кричит: где он?! где ребёнок?! Короче, тут тоже неразбериха. Потом меня пацаны толкают: смотри, машину качают. Секунд десять её качали. Менты орут в мегафон, народ скандирует, ветки трясут. Весело, в общем. Потом вроде как газ слезоточивый пустили. Не знаю кто — может, менты, может, вообще кто-то из толпы. Короче, народ стал орать, разбегаться. Но ОМОН вроде никого не бил, я не видел, по крайней мере.
Что было бы, если бы до Туватина добрались? Понятно, разорвали бы его. Люди были в бешенстве. Представь себе, многие больше суток на ногах. Они же надеялись найти ребёнка! И оказалось, что всё это не имело смысла. И вот та тварь, из-за которой девятилетней девочки больше нет, — в нескольких шагах, охраняемая полицией».
Журналист Елена Налимова также была в штабе возле школы № 24 примерно с 12 часов ночи. Она так же приехала туда в качестве волонтёра и получила поисковое задание от координаторов одной из последних:
«В это время все ещё активно продолжали разъезжаться по заданиям. Меня включили в небольшую группу, и мы поехали на „точку“, — рассказывает Елена. — И пока мы ехали, мне написали люди, что нашли тело. Потом информация появилась в новостных агентствах, поэтому мы отправились назад в штаб. Стали спрашивать у представителей „Лизы Алерт“, они говорят: мы ничего сказать не можем, действуйте согласно своей совести. Тут среди волонтёров началось брожение, пошли разговоры, что что-то происходит в гаражах и надо идти туда. Люди группами двинулись. Это были те, кто ещё не получил заданий, или только что вернулись, или, как мы, узнали о гибели девочки в дороге».
Елена Налимова говорит, что пришла к месту преступления уже после того, как толпа набросилась на полицейский автомобиль:
«Люди стояли, кричали, требовали открыть машину и показать им преступника. Омоновцы выстроились вокруг машины со щитами. Вплотную их окружили люди и требовали этого преступника. Не знаю, что хотели, — наверное, видеть его, крикнуть ему какие-то ругательства, плюнуть, ещё что-то сделать. В основном это были парни лет по двадцать пять, мне кажется. С их стороны был такой эмоциональный выплеск после двух ночей поиска».
Сколько людей оказалось на месте, куда подозреваемого Туватина привезли на следственный эксперимент, достоверно сказать никто не может:
«Да, там темень, не разобрать. Ну, человек триста, может, а может, больше, — говорит Алексей. — Менты в мегафон объявляли: дайте дорогу! дайте дорогу! Когда машина выехала, люди стали постепенно разбредаться. Я знаю, что кто-то потом ещё отправился к Кировскому РОВД, но мы уже не поехали, пошли по домам»
Виталий — студент одного из саратовских техникумов, во второй день поисков вместе с друзьями приехал к штабу «Лизы Алерт», но так и не получил задания.
«Я сейчас понимаю, что нам бы убийцу не вывели, — вспоминает он. — Но тогда казалось, что сможем его увидеть: может, в окно или из машины его вести будут. Ну, что-то такое… Приехали туда, там уже толпа, человек сто, наверное. Дорога перекрыта полицейскими машинами, посты везде. Нет, я не видел, чтоб кто-то ломился в отделение. В основном люди просто бродили вокруг, обсуждали происходящее. Потом вышел этот полицейский начальник (начальник УМВД по Саратову Андрей Чепурной. — Прим. авт.), все рванули к нему, думали, он что-то скажет важное. Он говорит что-то — вроде, подозреваемый задержан, с ним работают, расходитесь по домам. Народ его стал спрашивать, почему не сообщили днём, что он задержан, что с ним дальше будет и так далее. Он ничего по делу не отвечал. Ну, мы его послушали, стало понятно, что делать там больше нечего, и разъехались. Остальные, я так понимаю, тоже постепенно разошлись. Уже к утру было дело».
Константин Костырин убеждён, что к месту преступления, а затем и к Кировскому отделу полиции ночью пошли те, кого поисковый отряд не сумел организовать: «Те, кто пошёл в гаражи и творил там беспредел, мешал следственным мероприятиям, — это были самоорганизовавшиеся, потому что мы не успевали дать задания. Всем, на кого мы могли повлиять, мы сообщали, что ходить туда не нужно».
Сообщить волонтёрам о том, что девочка погибла, а предполагаемый преступник найден, по его словам, помешала тайна следствия:
«К тому же недостаточно просто найти подозреваемого — надо убедиться, что это действительно он. Легко объявить: „Всё, мы поймали, расходитесь!“ А если это не он? У нас легко обвинить кого-то в преступлении. Нельзя до того, как будут проведены все криминалистические мероприятия, заявить, что подозреваемый найден. И поиски останавливать нельзя — это может быть не тот человек».
Те, кто отправился домой, пытались справиться с эмоциями в кругу родных.
«У меня буквально была истерика, я плакала всю ночь, — Кира Тихончук вместе с близкими искала пропавшую девочку во второй день. — И на следующий день плакала. Это не описать словами, очень трудно эмоционально, даже если это и чужой ребёнок. Теперь я ещё больше переживаю за свою дочь. Как она будет расти в таком жестоком мире, как оградить её от всей этой нечисти?»
Измена маршрутному листу
Утром следующего дня, когда большинство саратовцев уже узнали о том, что девятилетняя девочка убита, происходящее в городе стали комментировать политики. Начали сразу с предложения снять мораторий на смертную казнь. В первую очередь это были депутаты от Саратовской области Евгений Примаков и Ольга Алимова, которые разместили в соцсетях соответствующие посты. Евгений Примаков написал краткий пост: «Нужно вернуть смертную казнь» — ещё ночью, а через сутки добавил, что казнить необходимо за «насильственные преступления против детей и беспомощных, терроризм, предательство Родины и коррупцию в угрожающих стране размерах, что равнозначно предательству»
От каких-либо комментариев Примаков отказывается: «У вас будет много желающих поторговать лицом на эту тему — это не буду я».
Ольга Алимова же уверяет, что её слова полностью соответствуют партийным принципам и с тем, что случилось с Лизой, «напрямую не связаны»:
«Сегодня слишком много преступлений остаётся безнаказанными. Не дай бог эта беда коснётся тех, кто сейчас пишет, что не надо никого казнить за преступления, совершённые с особой жесткостью».
При этом депутат Алимова говорит, что осознаёт возможность судебных ошибок, поэтому её слова не означают, что нужно отменить мораторий сейчас же.
«Аргументы, что могут быть совершены ошибки при вынесении решения в суде, говорят только о том, что судебную систему надо менять, и чем быстрее, тем лучше», — утверждает она.
Внезапно общество разделилось на два лагеря: одни требовали немедленной отмены моратория, другие утверждали, что этого делать ни в коем случае нельзя. Массовую истерию подогревала Госдума, устроившая в своей группе ВК опрос о необходимости возобновить расстрелы.
Но прошло совсем немного времени — и тема смертных казней исчерпала себя и была забыта, будто её никогда и не было.
«Это же политики — им обязательно нужно что-то такое сказать, — участник поисковой операции Алексей Голицын с самого начала отнёсся к заявлениям депутатов скептически. — Они так и зарабатывают: что-то ляпнуть, чтобы потом все это обсуждали. А ещё лучше — какую-нибудь глупость, чтобы потом их избиратели восхищались: „Посмотрите, это как раз те люди, которые озвучивают именно то, что мы думаем“. Нормальным людям не стоит обращать на них внимания».
Саратовские власти придумали два рецепта, которые, по их мнению, позволят снизить вероятность повторения трагедии: благоустройство и контроль. Губернатор Валерий Радаев поручил муниципалитетам изучить все дороги к школам на предмет безопасности. Пока решено усилить работу полиции и Росгвардии по патрулированию школьных маршрутов, а родителям — активнее использовать устройства, позволяющие отследить, где находится ребёнок. Рекомендации направят главам районов области.
Мэр Саратова Михаил Исаев заявил, что муниципальные службы должны «выпиливать все заросли», «чтобы всё просматривалось» и никто не мог прятаться в кустах, чтобы оттуда напасть на ребёнка.
Через три недели после убийства Лизы ученики продолжают ходить в школу № 73 через гаражный массив. Правда, заросли клёна, через которые мы шли к месту трагедии с коллегой из литературного журнала незадолго до похорон, все вырублены. О трагедии напоминают лишь свежие пни и путаные следы от колёс полицейской машины возле гаража, в котором обнаружили тело задушенного ребёнка.
«Поколениями тут ходили и будут продолжать. — Олег, отец ученика начальных классов, не знает, как долго намерен провожать сына до ворот школы; пока ему страшно отпускать его одного. — Эту тему до сих пор тут все обсуждают, многие и родителей Лизы знают, и убийцу здесь видели. Это было потрясение для местных, и пройдёт оно не скоро. Деревья спилили? Ну и что? Несколько дней тут техника шуршала, потом исчезла. Власти об этом событии забудут раньше, чем мы».
Школам вообще досталось забот, но говорят на эту тему в них крайне неохотно. Глава комитета по образованию администрации Саратова Лариса Ревуцкая заявила, что детей можно уберечь, если заставить их ходить в школу и обратно по единому выработанному маршруту. Учителя утверждают, что «маршрутные листы» у школьников начальных классов есть уже давно, но вспоминали о них, как правило, лишь в начале учебного года. Теперь администрации школ заставляют классных руководителей контролировать наличие «карт» у младшеклассников, проводить беседы с родителями, которые не провожают детей до дверей. Необходимо проводить уроки безопасности. Родители просят позвать на занятия представителей «Лизы Алерт».
«Очень много заявок на школы, пытаемся хоть как-то этот спрос удовлетворить, — говорит Константин Костырин. — У нас этим занимаются не просто отрядные люди, а специальные инструкторы, прошедшие обучение, имеющие педагогическое образование и большой поисковый опыт. График расписан на несколько месяцев».
По словам координатора поискового отряда, на встречи волонтёров теперь приходит в разы больше людей, чем раньше: «Понятно, что постепенно волна будет стихать, но сейчас очень большое внимание к каждому поиску. На прошлой неделе в субботу был поиск бабушки, приехало 46 человек, из которых лишь 10–12 ребят — постоянные волонтёры. Остальные — новые».
Участник поиска Елизаветы Кирилл Мишин говорит, что начал внимательно следить за группой «Лиза Алерт» и уже участвовал ещё в одной операции: «Я стал закупать необходимое оборудование, всячески готовиться к возможности выезда в любое время и на любое расстояние, так как теперь не могу обойти подобные ситуации стороной. Вообще стал больше обращать внимание на людей: вдруг замечу что-то необычное, что потом пригодится в поиске?»
В толпе
В день отпевания Лизы возле Петропавловского храма собралось около тысячи человек. Мужчина, наблюдавший с крыши гаража за тем, как толпа раскачивала автомобиль полиции, глубоко затягивается и в сотый раз в подробностях обсуждает с приятелями события ночи. Депутат областной думы Сергей Курихин о чём-то перешёптывается с мэром Михаилом Исаевым. Петропавловский собор построен в том числе на деньги Курихина, а отпевающий девочку игумен Нектарий — его близкий друг. Шумно здоровается то с одними, то с другими депутат городской думы Александр Ванцов — он не участвовал в поисковой операции, зато уже на следующий день после похорон поехал в Москву рассказывать о ней на каком-то ток-шоу. Председатель областного правительства Александр Стрелюхин проскальзывает в толпе, стараясь остаться незамеченным. Среди пришедших шныряют мальчишки в камуфляже с шевронами «Казачье войско». Полицейские молчат и понуро ёжатся от осеннего ветра: их пригнали сюда на случай народных волнений и беспорядков. Но второго бунта так и не произошло.
«Тут нет никакого преувеличения: наши отработали идеально, — заверяет меня полицейский, знакомый с ходом операции. — Но ведь подобных случаев много, просто не все получают такой резонанс. Мы продолжаем работать так же, как и раньше. Кто знает, где это случится в следующий раз?»
