Что объединяет художника, патологоанатома и буддиста? Каждый из них не прочь получить в подарок человеческий череп. Однажды и корреспондент самиздата неожиданно для себя стал обладателем этой вещи. Решив выяснить, откуда череп взялся и кем был при жизни, корреспондент обнаружил целые сообщества продавцов и покупателей костей, которые ходят по тонкой грани между легальностью и правонарушением, ведь такая торговля законодательно не регулируется. Рассказываем, кому и зачем в России нужны человеческие кости и где их можно достать.
Кем был Иннокентий?
Кладу Иннокентия на колени и аккуратно поворачиваю, боясь уронить. Он шершавый и цепляется за мой вязаный свитер. Слегка приподнимаю его к свету и вглядываюсь в то, что можно было бы назвать чертами лица. Анфас он больше похож на женщину, но профиль скорее мужской. В глазницах есть что-то монголоидное, хотя форма носа тянет на европеоида. Но не негроид, никак не негроид. Бережно ставлю Иннокентия на стол. Надеюсь, он не укатится, пока я хожу за рулеткой. Итак, окружность — 51–52 сантиметра, довольно большая. Швы между костями толком не срослись — значит, юный. Сверяюсь со специальной таблицей. Всё сходится: Иннокентий когда-то был подростком 14–15 лет.
«А ещё у меня череп лежит», — бросил невзначай мой молодой человек, когда мы только съехались. В его доме хранилось немало удивительных вещей, но на череп я сразу захотела взглянуть. Он был настоящий: жёлтый, в разводах, потрёпанный жизнью. Все детали на месте, даже нижняя челюсть заботливо подклеена к височной кости. Его мы и назвали Иннокентием, после чего обмотали фольгой, завернули в пакет и выселили на балкон. Там череп коротал свои посмертные дни, пока я, заинтригованная, искала ответ на вопрос: а откуда, собственно, он взялся?
Находка человеческого черепа — не такая уж редкость. Их обнаруживают археологи в древних пещерах, рыбаки на берегу реки, рабочие в черте города и даже школьники на заброшках. Иннокентия, вероятно, кто-то откопал на огороде в Удмуртии, а потом, руководствуясь принципом «всё лучшее — детям», сдал в ижевскую школу искусств, где преподаёт рисунок и живопись Светлана, мама моего молодого человека.
При этом, по рассказам Светланы, Иннокентий был лишь одним из трёх черепов, хранившихся в школе в разное время. Теперь уже не разобрать, какой из них постигла какая судьба. Во всяком случае, ещё один череп принесла бывшая сотрудница, чей муж работал в университете. «Он именно такой был, настоящий череп, — рассказывает Светлана. — Она с ним упала как-то зимой на гололёде и потом расстраивалась, что она там в челюсти что-то сломала. И ещё говорила: ой, я череп сломала! Все думали, что это она про свой».
Третий передали родители одного из учеников. По словам Светланы, та семья жила на улице Холмогорова — в 80-х годах туда начали переселять людей из бараков, расположенных недалеко от Троицкой церкви. Сейчас церковь находится в центре Ижевска, а раньше была на окраине, и вокруг неё располагалось кладбище. Когда бараки снесли, начали строить стадион «Зенит» — и кладбище раскопали.
«Рассказывали потом, что были всякие фантастические истории, — вспоминает Светлана, — там фантомов видели, и черепа просто лежали. Но была эпоха атеизма, никто ни во что не верил. Дети играли черепами, и, возможно, их кто-то утащил к себе домой». «Стройкой на костях», действительно, возмущались многие горожане, а другие вспоминали, как детьми «играли на заросших травой могильных холмиках».
Как и два других, Иннокентий в школе не прижился — заведующая сказала, что это «не по фэншую», — и Светлана забрала его домой. Из Ижевска Иннокентия завёрнутым в фольгу (говорят, так можно обмануть сканер в вокзальных рамках) привёз в Москву мой молодой человек. Он хотел отдать его друзьям, но те от подарка отказались. Так Иннокентий остался у нас и пролежал на балконе три года, пока не появилась Марина, моя знакомая по летнему лагерю для школьников.
Она готовила для вуза курс лекций по строению черепа и жаловалась на дефицит пособий. Иннокентий оказался очень кстати. Мы встретились в тёмной зимней подворотне, и череп перешёл в новые добрые руки. Через несколько дней знакомая написала: «Я сходила на кафедру, поговорила со специалистами. Это, скорее всего, девушка, 18–20 лет».
Так Иннокентий стал Инной, а мне стало как-то не по себе. Получается, череп носила на плечах молодая девушка — это добавило ситуации драматизма. Сколько лет черепу, неизвестно. Что, если он совсем свежий, и не нагрянет ли ко мне однажды уголовный розыск?
Хорошо, что есть человек, который наверняка знает ответы на эти вопросы. Недолго думая, я написала своему знакомому Паше — археологу, антропологу-любителю и коллекционеру костей. «Насколько легально хранить дома кости?» — спросила я. «Очень своевременный вопрос, — ответил Паша, — у меня только что была полиция».
Езжай на кладбище и найди
Визит полицейских стоил Паше полного человеческого скелета, который он собрал из четырёх разных комплектов костей, а недостающие части долепил из пластика. А ведь этот скелет был давней детской мечтой. Паша заинтересовался костями ещё в детском саду, сам уже и не помнит почему. Родители с его увлечением боролись, но тщетно. К университету он загорелся целью достать человеческий череп и собрать полный скелет. Но черепа ему попадались «беззубые и некрасивые», а скелет и вовсе купить не получалось.
В погоне за костями Паша отправился на археологическую практику, где познакомился с известным антропологом Станиславом Дробышевским. Первый заезд, под Тирасполь, оказался неудачным: «Не нашли ничего, кроме старых пассатижей». Но на следующий год он поехал снова, теперь под Харьков. «Там уже было много костей, — рассказывает Паша, — потому что некрополь копали. Я целыми днями сидел с Дробышевским, работал кем-то типа лаборанта на осмотре костей и заодно учился. На мои жалобы о том, что я хочу скелет, а у меня его нет, он посоветовал что-то вроде поехать на кладбище и найти самому».
Но искать кости на кладбище — идея не очень хорошая, даже если это не известное кладбище вроде Новодевичьего, а какое-нибудь старое и заброшенное. «Во-первых — это крайне медленно, потому что людей закапывают глубоко. И достаточно бесполезно, потому что, пока ты прыгаешь на могиле, раскапывая, ты раздалбываешь все кости. К тому же многих людей интересуют почему-то не кости, а всякая прочая фигня, типа золота, поэтому на старых кладбищах уже всё в ямках, — объясняет Паша. — Зато мне время от времени попадались новости о том, что где-то рабочие раскопали очередное кладбище. Я погуглил: выяснилось, что вот тут, тут и тут кости высыпаются из берега». Так что, хотя люди, далёкие от работы с костями, таких, как Паша, побаиваются и называют копателями, копать как раз приходится довольно редко.
Картина костлявых рук умерших, которые тянутся к купальщикам и рыбакам, выглядит жутковато, но объяснение у этого самое простое: кладбища часто делают на высоких берегах рек, а реки имеют свойство иногда менять русло. В результате вода подмывает берег — и кости начинают из него вываливаться. «Тут надо просто пройти и собрать их», — объясняет Паша.
Действительно, места выпадения костей легко найти на первой же странице поисковика. Вот в Нижегородской области размыло кладбище, и местные жители опасаются, что гробы начнут всплывать. Вот в Башкирии десятки могил унесло в реку, из которой пьют несколько деревень.
Но с удачной находки приключения только начинаются. Следующий навык, который любители костей приобретают с опытом, — перевозка добычи. Паша только недавно приобрёл машину, до этого старался добираться до места автобусами или на попутках, но ни в коем случае не на поездах. Каждый поход на вокзал грозит сканированием всех вещей, а следовательно, лишними вопросами. «Я однажды из Крыма ехал, — вспоминает Паша, — из одной экспедиции. И мне там подарили милый черепок. Археологам на кости в целом плевать: они вытаскивают, указывают, что нашли, и закапывают обратно, но иногда можно что-нибудь выпросить. И вот мне подарили череп: женский, примерно V век нашей эры».
Паша вёз череп в туристическом фольгированном коврике, потому что думал, как и я, что это помогает. Но оказалось, что вокзальному сканеру никакой коврик не преграда. «Сунул свой рюкзак на просвечивание — зовут меня менты и просят объяснить, почему у меня там череп. Ну что, я рассказал примерно то же, что и сейчас, они посмеялись, сказали „окей“ и отправили дальше. Повезло. Но я сделал выводы».
Невостребованные останки
Паша коллекционирует «красивые» кости: в хорошем состоянии или с необычными травмами. «Лишние» же он продаёт: сделал собственный сайт и повесил объявления на «Авито». «Раньше было проще, — вздыхает он. — А теперь закручивают гайки, и костей в продаже стало гораздо меньше».
Через сайт Пашу и нашёл Альберт (имя изменено, как и у всех остальных продавцов и покупателей костей) — преподаватель судебной медицины в одном из столичных вузов. Он учит студентов, как определить по костям пол, возраст и особенности телосложения жертвы, а также тип повреждения — острый или тупой предмет, огнестрельное или ножевое, — и сделать вывод о том, могло ли это повреждение стать причиной смерти. Но без практики эти знания бесполезны, и Альберт у себя на кафедре отвечает за наполнение учебной коллекции: целых костей и их фрагментов, со следами травмы и без них.
Работа судмедэкспертов не теряет актуальности, а коллекция ветшает. «У нас дефицит костей в медвузах, — жалуется Альберт. — Используются в основном старые запасы, уже очень ветхие. Раньше этим занималась фабрика „Медучпособие“, она снабжала и школы, и вузы настоящими костями. Я так понимаю, что их получали из моргов — это невостребованные останки. Но где-то с 90-х годов, после распада СССР, стали пользоваться в основном пластмассовыми скелетами, и сейчас мало где можно встретить именно настоящие кости».
Иногда удаётся что-то получить от знакомых — судмедэкспертов или патологоанатомов, но такие шансы выпадают редко. «У нас был такой случай в морге, — вспоминает Альберт. — Целый скелет откопали при строительстве дома. Он попал на экспертизу, и выяснили, что это XIX век, не современные кости. Этот скелет лежал какое-то время, я хотел его забрать для музея нашего, но об этом узнали, приехали из следственного комитета и забрали это всё».
Поэтому проще оказывается купить кости в интернете. За ними Альберт ездил к Паше несколько раз. «Он приходил ко мне домой, — вспоминает Паша, — брал мешок костей и уносил». В этих мешках были «стандартные» кости, от черепов до ребёр, и патологии — расщепление позвоночника, «артриты всякие». С другими продавцами костей Альберт не общался, но объясняет, что найти их совсем несложно. «Это в принципе доступно каждому. Каждый может выйти на эти сайты и объявления, если он наберёт в браузере „ищу человеческие кости“».
Куплю человеческий череп
Вооружившись советом Альберта, на поиски отправилась и я. Первый же запрос в «Яндексе» открыл мне целых три группы в известной соцсети, где находят друг друга продавцы и покупатели черепов. Многие из них ведут себя осторожно и закрыто, ограничиваясь коротким «Продам череп, в лс». Другие рассказывают о себе в деталях, как будто расписываясь в чистоте своих намерений: «куплю в подарок другу-медику» или «скульптор, куплю череп для тренировки».
В таких группах действительно немало скульпторов и художников — без черепа в рисовании никуда. Светлана, преподаватель живописи из Ижевска, подтверждает: «Его просто рисуют для понимания, что там скула есть, темя, угол челюсти — он же прослеживается под кожей. Косточка носовая — она у всех видна, когда нос рисуешь. Простейшие понятия должны быть у детей: что у нас в голове сидит череп». Но художники обычно не гонятся за аутентичными находками и довольствуются копиями. Например, Елена пришла в группу за пластиковым черепом для рисования с детьми. «Натуральный череп опасен, — пишет она. — Останки должны быть преданы земле, тем более человеческие. Я даже попросила не состаривать пластик, чтобы не пугать детей».
Другим важно, чтобы череп был настоящий. Виталий из Алматы задумал было собирать черепа и другие препараты, вдохновившись, ни много ни мало, коллекцией Петра Первого. «Но потом я понял, что это всё же неправильно, и я далеко не Пётр
Первый, — рассказывает мужчина, — да и всё же жутко иметь такие вещи у себя... И легко отбросил эту мысль. Считаю, что сделал правильно».
Ещё один покупатель, Георгий, своих попыток не оставляет. Он сам очищает и обрабатывает черепа животных, в его коллекции уже есть собака, кошка и лисица, но не хватает человека. Продавца ему пока найти не удалось: хорошие черепа раскупают быстро, а «копаные» — в плохом состоянии. «Купить череп человека — это всё равно что совершить подвиг Геракла», — жалуется Георгий.
Кроме художников, медиков и коллекционеров встречаются и более экзотические покупатели. По словам продавца Николая из Москвы, на него как-то вышли актёры «Битвы экстрасенсов». Их не смутило, что Николай торгует пластиковыми копиями: «Норм, в кадре будет вообще не отличить».
«Львиная доля [покупателей] — преподаватели анатомии, нейрохирурги и стоматологи, — рассказывает другой продавец черепов, Сергей, — но бывали и буддисты, и сатанисты. Таких сразу видно». Буддисты, по его словам, делают из костей ритуальные предметы: трубы из большеберцовой и бедренной костей и ритуальные чаши из свода черепа. Но с ними он старается не связываться и отправляет их к зарубежным коллегам. Там, правда, цены повыше, но и в России магический реквизит обходится дороже обычных костей. Виталию, который передумал равняться на Петра Первого, как-то предложили череп с «искусно вырезанными символами». Но цена, вспоминает он, «была какая-то ну очень высокая по сравнению с остальными». «Копаные» черепа ему обещали за 5 тысяч рублей, медицинские препараты — за 10–15 тысяч, а череп с вырезанными символами стоил бы целых две тысячи долларов.
Узнав о таких расценках, мой друг Паша задумывается: не пора ли и ему научиться вырезать символы? Впрочем, у него тоже однажды покупали кости в религиозных целях. Это был архиерей из Чувашии. Сначала интересовался, не с Афона ли у Паши черепа, потом попросил подобрать что-нибудь подешевле. В итоге на мощи, к которым, по словам служителя, будут прикладываться верующие, пошли третьесортные разрозненные кости. Этот покупатель оказался не особо платёжеспособным.
Где найти травмированные черепа
К самим продавцам кости попадают разными путями. Николай из Москвы торгует пластиковыми копиями, которые ему отливают знакомые студенты вузов из формы, сделанной с настоящих черепов: берут их на кафедре, делают слепок и возвращают. Николай, по его словам, даёт костям вторую жизнь.
Торгуют черепами и сотрудники ритуальных агентств: на связь с Виталием из Алматы выходила девушка, которая предлагала ему кости, найденные при выкопке новой могилы. Она же торговала разными предметами из морга. «Ножи, скальпели, подклад для головы — в общем, за мои деньги достать могла всё что угодно», — вспоминает он.
Сергей, к которому обращались буддисты, выкупил остатки медицинских пособий с производства. «В Московской области, в посёлке Биобаза-2, — рассказывает он, — был целый завод по производству таких пособий. Тела невостребованные, бомжи, заключённые, стардомовцы, психбольницы». После распада СССР производство закрылось, а склады остались. Новый хозяин продавал всё оптом, иначе — на костёр.
«Жалко было это всё пускать в утиль, — объясняет Сергей, — тем более что обработка тут профессиональная — от мацерации (отделения костей от мягких тканей) до отбела, и идеальная сохранность». С тех пор он торгует черепами и доволен, что делает доброе дело. «Доморощенные анатомы, молодые врачи, студенты иногда идут на крайности и становятся копателями или прибегают к их помощи, — сердится он. — Если бы хорошие натуральные пособия были доступны для вузов, то этого бы и не было. Мы отчасти компенсировали такую потребность, при этом каждый раз предупреждая о том, что связываться с копателями, при всей дешевизне, выйдет дороже».
Впрочем, ни Пашу, ни Альберта старые пособия не устроили бы: слишком аккуратные, без изюминок и патологий, а травмированных черепов у Сергея не бывает. «Если речь идёт о смертельной травме, — объясняет он, — то такие вещи в ведении судмедэкспертов и либо хранятся в особом архиве, либо захораниваются по особым правилам».
Но и травмированные образцы в интернете найти можно. Антон из Щёлково пришёл в соцсети, чтобы продать черепа, которые нашёл в полицейском архиве. Подвальное помещение архива затопило около десяти лет назад, и с тех пор оно заброшено, а каждый желающий, по словам Антона, имеет к нему свободный доступ. Там осталось всё: стеллажи с вещдоками, документы, старая техника — и всё в удручающем состоянии из-за влажного воздуха. Черепа лежат в коробках из под обуви, подписанные: номер дела, кому принадлежат, фамилия следователя. Похоже всё это на заброшенную школьную кладовку. Не сразу даже и поймёшь, что круглые пыльные шары — не физкультурные снаряды, а человеческие черепа.
«Немного, конечно, размародёрили сами жильцы дома, — описывает свои впечатления Антон, — но брать там особо нечего: всякие орудия преступления, окровавленная одежда и всё в таком духе».
Раскопка кладбищ в соответствии с Уголовным кодексом
Продавцы, с которыми я разговаривала, попросили не раскрывать их имен — даже Сергей, у которого в профиле указано, что он занимается торговлей черепами. «Чем больше будут знать недалёкие умы, тем больше резонанса, — опасается он. — В основном клиенты находят [меня] по сарафанному радио, и не хотелось бы их лишать этой возможности. В рязанском медуниверситете, по словам одного клиента, помимо пластика не осталось ничего. А какая анатомия без натуральных материалов?» Сергею повезло иметь черепа с маркировкой, официально они — учебные пособия.
Но и те, кто продаёт и покупает черепа «без опознавательных знаков», уверены, что действуют по закону. «Я просто желаю приобрести данный товар, — говорит Георгий, коллекционер звериных черепов, — лично для себя и только для себя. Законными способами. Ибо я законопослушный человек».
Судя по всему, российское законодательство торговлю костями никак особо не регулирует — на этом месте в нём подозрительная дыра. «На первый взгляд, — рассуждает Паша, — грозит статья 244 УК: „Надругательство над телами умерших и местами их захоронения“. Но насчёт мест захоронения всё просто: это специально отведённые участки. На Новодевичьем кладбище копать не надо, а если кладбище заброшенное, то это уже не специально отведённый участок и местом захоронения не является. Надругательство над телами умерших — это чуть сложнее, потому что этим признаётся самовольное перезахоронение и кремация. В принципе, сбор костей притянуть можно. Но у нас есть разъяснение Верховного суда от 16.12.2004, которое утверждает, что раскопка древних захоронений не образует состава преступления».
Однако есть ещё статья 243.2 УК, в которой упоминается «уничтожение культурного слоя». Как объясняет Паша, культурный слой — это любая перекопанная земля, которой больше ста лет. В принципе, заброшенное кладбище тоже можно считать культурным слоем. А вот если человек ходит и собирает кости на берегу реки, то притянуть его к этой статье уже не получится.
По словам Паши, ответственности за сбор костей избежать несложно, если только человека не поймали посреди кладбища с лопатой. А вот с хранением и продажей всё куда хитрее: наше законодательство не предусматривает права собственности на человеческие останки. Поэтому сам факт того, что у меня на балконе лежит череп, преступлением не является, но не является и подтверждением того, что череп принадлежит мне. А это значит, что у меня в любой момент можно его изъять — будь я художник, врач, коллекционер или сам Пётр Первый.
Единственный способ сохранить кости у себя — зарегистрировать их как учебное пособие, что и делает Альберт у себя на кафедре. А вот Паше это не удалось.
«Однажды в полицию пришла анонимка, — вспоминает он: „Человек продаёт кости, примите меры“. Полиция пришла и стала принимать меры. Проникли в мой дом под видом покупателей, стали меня всячески пугать. Наверно, не имели права, но я не очень хорошо умею общаться с полицией, когда на меня наезжают. Кончилось всё тем, что у меня изъяли кости, и самое обидное, что изъяли не те, что я продавал, потому что они лежали где-то по углам, а самую интересную часть коллекции».
Именно в тот раз у Паши и забрали человеческий скелет, который он так тщательно собирал. Полицейские отказались признавать кости учебным пособием и заявили, что это останки, а останки возвращают только родственникам, и то при наличии доказательств. И скелет осел где-то в музее у судебных медиков.
В попытках вернуть его Паша нашёл знакомого адвоката, но тот рассказал, что судебной практики по таким вопросам совершенно нет. Нет и адвокатов, которые занимаются этим профессионально. Адвокат посоветовал Паше оставить попытки: мол, отстали — и хорошо. Пришлось Паше смириться с потерей. Он пошёл к психиатру, получил рецепт на антидепрессанты — и на этом история закончилась.
Видимо, судьба каждого конкретного черепа сильно зависит от того, в каких обстоятельствах с ним столкнулась полиция. У кого-то, как у Паши, конфискуют без выяснения подробностей, а кто-то продаёт и даже пересылает по почте, как рассказывают покупатели черепов в интернете.
Ситуация осложняется тем, что возраст находки по костям определить невозможно без специального оборудования. Если только это не совсем свежая кость с остатками мяса или хрящей, то выяснить, умер ли её владелец в XX веке или в Средние века, на глазок не получится. Поэтому и полицейский при первой встрече с черепом не может определить, могут ли эти останки иметь отношение к недавнему преступлению. «И решают обычно в ту сторону, в которую хотят, — заключает Паша. — А это зависит от того, какое у них настроение, нравятся ли им мои кости и хотят ли они поставить их на полку или ими заниматься».
Как избавиться от черепа
Если вы владеете костями и на душе у вас неспокойно, у Паши есть четыре варианта, куда их деть: бытовой, опасный, законный и благородный.
Первый вариант звучит устрашающе: можно засунуть кости в скороварку, где они превратятся в хрупкую кашицу. Затем уже эту кашицу можно выкинуть куда угодно, и никто в жизни не опознает. Правда, такие действия можно теоретически подвести под 244-ю статью как «самовольное кремирование». Со вторым, опасным, вариантом я уже знакома: можно попробовать кости продать, но быть готовым к неожиданным встречам. Третий вариант — сдать в участок: вызвать полицию к себе домой и рассказать, что череп нашёлся при разборе каких-нибудь старых завалов. Возможно, придётся написать объяснительную, но других проблем, судя по всему, не будет.
Наконец, можно сдать кости куда-нибудь, где они послужат благому делу. Об этом, конечно, нигде не напишут, но все мои собеседники говорят, что с радостью примут такой подарок. Паша советует Музей антропологии МГУ или кафедру антропологии на биологическом факультете. Мой знакомый преподаватель из художественного колледжа, не колеблясь, говорит, что принял бы череп, если источник «анонимный и некриминальный». Альберт тоже был бы рад пополнению коллекции. «Самый хороший выход — это прийти и отдать на кафедру, — говорит он. — Есть знаменитое высказывание: мёртвые учат живых».
Так кем же был Иннокентий?
Теперь я много чего знаю о костях, но Инна остаётся загадкой. Кто она и когда умерла? Эти вопросы не дают мне покоя, поэтому вместе с коллегой Мариной мы едем знакомить Инну с антропологом Станиславом Дробышевским.
Мы разговариваем в тёмном предбаннике МГПУ, внутрь не пускают — карантин. Дробышевский крутит Инну в руках и ощупывает её внутренности бесцеремонно, но нежно. О древности её мне снова ничего узнать не удаётся. «Ему может быть хоть 15 лет, этому черепу. Он может быть совсем свежий, три года…. но от X века и до современности — по костям не скажешь», — говорит Дробышевский. Многое зависит от условий хранения: бывает, что часть черепа, лежавшая, скажем, в воде или повреждённая корнями, за годы превратилась в песок, а другая часть того же черепа осталась в полной сохранности.
Зато можно определить примерный возраст — по срастанию швов: у младенцев стыки между костями заполнены хрящом, а у взрослых постепенно окостеневают. При должной сноровке возраст, пол и расу может определить каждый — пособия есть в интернете. Мне, например, Паша посоветовал «Очерки судебно-медицинской остеологии» В. И. Пашковой. У Инны ещё не срослись между собой затылочная и клиновидная (находится внизу черепа и уходит от носа вглубь) кости черепа. Это значит — меньше 15 лет. Дальше — пол. У детей, объясняет Дробышевский, пол не определяется, «но если хочется, то всегда можно». Углы нижней челюсти, край рельефный — скорее всего, пол мужской. Так Инна у меня на глазах снова превратилась в Иннокентия.
Травм у Иннокентия нет, да и патологии находятся не сразу. Слуховые проходы — чистые, пародонтоза нет. Зато на немногих уцелевших зубах заметна гипоплазия эмали. Эти полоски на передней стороне зубов антропологи считают признаком раннего детского стресса. Когда зубы только формируются, то при тяжёлых условиях жизни могут на время остановиться в развитии, а потом снова начать расти. На память об этих остановках и остаются чёрточки.
«Можно сказать, что, когда он был совсем маленьким, были какие-то сложности в жизни, — рассуждает Дробышевский. — На молярах (дальних коренных зубах. — Прим. авт.) это довольно редкая вещь, так что как-то фигово было, и не только ему, а всей семье. Холод, голод, война, эпидемия, нервный стресс».
Что именно довелось пережить Иннокентию, мы не узнаем. Не выяснить по черепу и почему он умер. «Это некий человек, — заключает Дробышевский. — Ему не повезло».
Пожалуй, я выберу благородный способ расстаться с Иннокентием. Рано или поздно он осядет где-нибудь у антропологов или студентов. А может быть, вернётся обратно к Марине: она как раз хотела научиться восстанавливать по костям внешность. И тогда Иннокентий обретёт наконец своё давно потерянное лицо.
